Звезды смотрят вниз - Арчибальд Джозеф Кронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такие мысли пылали в мозгу Артура. Он не мог, не хотел мириться с этим. К концу первого месяца он организовал в поселке питательные пункты для раздачи супа, частную благотворительную помощь для облегчения страшной нужды на Террасах. Его старания встречались не с благодарностью, а с ненавистью. И он не осуждал за это рабочих. Их озлобление было ему понятно. С острой болью Артур сознавал, что не умеет расположить к себе людей. В «Нептуне» рабочие с самого начала не доверяли ему, а теперь у входа в открытый им питательный пункт были нацарапаны слова: «К черту святош!»
Стертая со стены, эта (или какая-нибудь другая, еще менее лестная) фраза ночью писалась заново мелом, и на следующее утро глаза Артура снова встречали ее. Враждебнее других относилась к нему группа молодых рабочих во главе с Джеком Риди и Ча Лимингом; в ней было много людей, братья и отцы которых погибли во время катастрофы в «Нептуне». И теперь, по непонятной причине, их ненависть перешла на Артура.
А жуткая комедия все длилась и длилась. С чувством омерзения прочел Артур о том, что формируется «защитный отряд» полиции, целая армия из восьмидесяти тысяч человек в полном вооружении и обмундировании. «Защитный отряд»! От чего же он должен защищать?
В мае на предприятиях компании Объединенных угольных копей начались беспорядки, и в район были посланы войска. Появилось множество королевских воззваний, и мистер Проберт отбыл со всем семейством на заслуженный и в высшей степени приятный отдых в Борнмаус.
Артур же оставался в Слискейле весь апрель, и май, и июнь. В июне начали приходить открытки, анонимные открытки с детски-глупой, оскорбительной клеветой и даже непристойностями. Каждый день неизменно приходила такая открытка, написанная расползающимися во все стороны буквами, как будто несформировавшимся еще почерком, который Артур сперва считал нарочно измененным. Вначале он не обращал внимания на эти открытки, но мало-помалу они начали причинять ему боль. Кто это с такой злобой преследует его? Он никак не мог догадаться. Но вот к концу месяца виновник был обнаружен: застигнут в тот момент, когда он передавал только что нацарапанную открытку одному из почтальонов, приходивших в усадьбу. Это был Баррас.
Еще нестерпимее было постоянное наблюдение старика, который неотступно следил и следил за Артуром, отмечал всякий его уход и приход, злобно радовался его унынию, торжествовал при каждом явном признаке неблагополучия. Как удар плети, падал на Артура этот выслеживающий взгляд налитых кровью старческих глаз, подтачивая его энергию, опустошая душу.
Первого июля смертельное изнеможение рабочих привело борьбу к концу. Рабочие смирились, были побеждены, разбиты. Но Артур от этого ничего не выиграл. Невыполнение заказа повлекло за собой большие убытки.
Все же, когда он увидел, как люди снова, медленным и безмолвным потоком шли через двор к шахте, как снова вращались колеса над копром, – он стряхнул с себя уныние. Что же, превратности в жизни неизбежны. И в этом несчастье он не был виноват. Он не сдастся. Нет, с этой минуты он начнет сначала.
VIII
Однажды в воскресенье, летом 1925 года, Дэвид, возвращаясь с послеобеденной прогулки по дюнам, встретил на Лам-стрит Энни и ее маленького сына.
Увидев Дэвида, Сэмми с радостным криком бросился к нему (он обожал Дэвида) и пропел:
– А у меня в субботу начинаются каникулы! Правда, здорово?
– Ну еще бы, Сэмми! – улыбнулся Дэвид, подумав в то же время, что Сэмми сильно вытянулся, похудел и явно нуждается в отдыхе. Сэмми минуло уже восемь лет. У него было бледное лицо, шишковатый лоб и веселые синие глаза, исчезавшие в щелочках всякий раз, как он засмеется, – совершенно так же, как когда-то у его отца. По случаю воскресной прогулки с матерью он был одет очень опрятно и мило – в костюм, сшитый Энни из серой шерстяной материи, приобретенной на распродаже у Бэйтса. Сэмми рос быстро, и его башмаки, купленные на рост и отличавшиеся не столько красотой, сколько прочностью, казались огромными на торчавших из них длинных худых ножонках.
– У вас будет немало хлопот, Энни, – обратился Дэвид к матери Сэмми, которая неторопливо подошла к ним. – Знаю я эти каникулы!
– Я сердита на Сэмми, – промолвила Энни совсем не сердитым голосом. – Вздумал залезть на ворота в Слус-Дине и разорвал свой новый целлулоидный воротничок!
– Это из-за желудей, – серьезно пояснил Сэмми. – Понимаешь, Дэви, мне хотелось набрать желудей.
– Не Дэви, а «дядя Дэвид»! – с упреком поправила его Энни. – Как тебе не стыдно, Сэмми!
– Какие пустяки, Энни, голубушка, – сказал Дэвид. – Ведь мы с ним старые друзья. Правда, Сэмми?
– Правда, – широко улыбнулся Сэмми. Улыбнулся снова и Дэвид. Но, взглянув на Энни, он перестал улыбаться.
Энни, видимо, совсем замучила жара: под глазами у нее были темные круги, и она была еще бледнее Сэмми, у которого, как у его отца, бледность кожи была природная. Энни держалась рукой за стену, слегка прислонясь к ней. Дэвид знал, что ей жилось все время очень трудно. Ревматизм окончательно превратил старого Мэйсера в калеку, Пэг не имел постоянной работы в «Нептуне», а Энни к тому же нужно было заботиться о Сэмми. И, чтобы сводить концы с концами, Энни ходила на поденную работу – стирать и убирать. Дэвид десятки раз предлагал ей помощь, но Энни и слышать не хотела о деньгах, она была очень независима.
Дэвид спросил вдруг под влиянием внезапной мысли:
– А кстати, вы-то сами когда последний раз отдыхали, Энни?
Ее кроткие глаза немного расширились от удивления.
– У меня бывали каникулы, когда я училась в школе, – сказала она. – Ну вот так же, как теперь у Сэмми.
Таково было представление Энни об отдыхе, – ни о чем ином она и не слыхивала.
