Око Мира - Роберт Джордан

— Рвение должно приветствовать, но, как мне часто приходится замечать своему сыну Дэйну, чрезмерное усердие может обернуться прискорбной ошибкой. Вспомните к тому же, о чем говорят Догматы. Ни один человек не потерян настолько, что его нельзя было бы вывести к Свету. Эти двое юны. Они еще не могли оказаться глубоко в Тени. Их еще можно привести к Свету, если только они позволят поднять пелену Тени с их глаз. Мы обязаны предоставить им такую возможность.

На миг Перрин почти почувствовал расположение к похожему на ласкового дедушку мужчине, который встал между ним и Байаром. Затем Борнхальд с улыбкой, по-отечески ласковой, повернулся к Эгвейн.

— Если вы откажетесь прийти к Свету к тому времени, когда мы достигнем Амадора, я буду вынужден передать вас Вопрошающим, а по сравнению с ними рвение Байара — не более чем свеча перед Солнцем. — Седоволосый говорил, словно человек, который сожалеет о том, что принужден делать, но у которого и в мыслях нет совершить нечто выходящее за рамки своих прямых обязанностей — как он их понимает. — Раскайся, отрекись от Темного, приди к Свету, исповедуйся в своих грехах и расскажи о том, что тебе известно об этих мерзостях с волками, и ты будешь избавлена от кары. Ты пойдешь свободно, в Свете.

Внимательный взгляд упал на Перрина, и Борнхальд сокрушенно вздохнул. Ледяной холод сковал юношу.

— Но вот ты, просто Перрин из Двуречья... Ты убил двоих Детей. — Борнхальд коснулся топора, который Байар по-прежнему держал в руках. — Что до тебя, то, боюсь, в Амадоре тебя ждет виселица.

Глава 31

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ЗА УЖИН

Ранд, сузив глаза, следил за столбом пыли, поднимавшимся впереди, за тремя-четырьмя изгибами дороги. Мэт уже направлялся к буйно разросшимся кустам живой изгороди, протянувшейся вдоль обочины. Если в ней удастся найти проход, то за вечнозеленой листвой и густо переплетенными ветвями можно будет спрятаться не хуже, чем за каменной стеной. По другую сторону дороги, отмеченной редкими бурыми скелетами кустов в рост человека, раскинулось широкое, с полмили, чистое поле, за которым темнел лес. Поле могло быть частью не очень давно брошенной фермы, но быстро спрятаться там было негде. Ранд старался определить скорость пыльного столба и силу ветра.

Внезапный порыв закружил дорожную пыль вокруг юноши, швырнув пригоршню сора ему в глаза. Ранд заморгал и поправил простой темный шарф, обмотанный вокруг носа и рта. Шарф теперь был не очень чистым, лицо от него чесалось, но он защищал от висящей в воздухе пыли. Его дал Ранду фермер, широколицый мужчина, со щеками и лбом, изборожденными глубокими морщинами от тревог и забот.

— Не знаю, от чего вы бежите, — сказал он тогда, озабоченно хмурясь, — и знать не хочу. Вам понятно? У меня семья. — Вдруг фермер вытащил из кармана куртки два длинных шарфа, свернутых клубком, и сунул их юношам. — Это немного, но возьмите. Шарфы моих мальчишек. У них найдутся другие. Меня вы не знаете, понятно? Времена сейчас тяжелые.

За этот шарф Ранд был глубоко благодарен фермеру. После Беломостья перечень добрых поступков со стороны посторонних людей был совсем короток, Ранду не верилось, что он станет заметно длиннее.

Мэт, лицо которого, кроме глаз, полностью скрывал обмотанный вокруг головы шарф, быстро шел вдоль живой изгороди, дергая за зеленые ветви. Ранд коснулся украшенного цаплей эфеса у своего пояса, но потом опустил руку. Однажды прорубленная в изгороди дыра уже чуть не выдала двух друзей. Пыльный столб приближался, становясь плотнее. Это не ветер. Хорошо хоть дождя нет. Дождь прибивает пыль. Каким бы сильным он ни был, наезженная дорога в грязь никогда не превращалась, но после дождя пыли не было. Только пыль могла предупредить о чьем-то приближении раньше, чем его услышишь. Иногда и это предупреждение опаздывало.

— Сюда, — тихо позвал Мэт. С стороны казалось, что он шагнул прямо сквозь живую изгородь.

Ранд поспешил за ним. Когда-то тут проделали дыру. Она отчасти заросла и с трех шагов выглядела такой же сплошной стеной, как и остальной кустарник, но вблизи оказалась тонкой ширмой из веток. Когда Ранд протиснулся сквозь отверстие, то услышал топот лошадей. Это не ветер.

Он затаился у едва скрытой молодыми побегами дыры, сжимая рукоять меча, пока верховые проезжали мимо. Пять... шесть... семь... Просто одетые мужчины, но их мечи и копья говорили, что это не сельские жители. На некоторых всадниках были кожаные рубахи с металлическими бляхами, на двоих — круглые стальные шлемы. Наверное, купеческие охранники, ищущие работу. Наверное.

Один из них, проезжая мимо дыры, случайно повел глазами в сторону живой изгороди, и Ранд на дюйм обнажил свой меч.

Мэт тихонько заворчал, будто загнанный в угол барсук, кося глазами над шарфом. Рука его была под курткой: как только возникала опасность, он всегда хватался за кинжал из Шадар Логота.

Ранд терялся в догадках: хочет ли его друг защитить себя или стремится защитить кинжал с рубином в рукояти. В последнее время Мэт, похоже, порой начисто забывал про лук.

Всадники проскакали медленной рысью, направляясь куда-то с определенной целью, но без особой спешки. Пыль осела на живую изгородь, посыпавшись по веткам.

Ранд подождал, пока не затих стук копыт, и только потом осторожно высунул голову в дыру. Пыльный шлейф тянулся по дороге дальше, двигаясь в ту сторону, откуда шли юноши. Небо на востоке было чистым. Ранд выбрался на дорогу, провожая взглядом убегающий на запад столб пыли.

— Не по нашу душу, — сказал он наполовину вопросительно, наполовину утвердительно.

Вслед за ним, настороженно оглядываясь по сторонам, вылез Мэт.

— Может быть, — произнес он. — Может быть.

Ранд представления не имел, к чему относятся слова друга, но кивнул. Может быть. Не так начиналось их путешествие по Кэймлинскому Тракту.

Долгое время после бегства из Беломостья Ранд ловил себя на том, что пристально всматривается в дорогу у себя за спиной. Иногда он замечал человека, при виде которого у него перехватывало дыхание: высокого худого мужчину, торопливо идущего по дороге, или долговязого беловолосого парня, сидящего рядом с возницей в фургоне, но это всегда оказывался либо торговец, либо какой-нибудь фермер, спешащий на рынок, и никогда — Том Меррилин. День проходил за днем, и надежда Ранда таяла.

Движение по дороге было оживленным: фургоны и повозки, конные и пешие. Поодиночке и группами, обоз купца или дюжина всадников. Тесно на тракте отнюдь не было, и зачастую в поле зрения не оставалось ничего, кроме почти голых деревьев, выстроившихся вдоль наезженной дороги, но тут точно путешествовало гораздо больше людей, чем Ранду доводилось видеть в Двуречье.