Око Мира - Роберт Джордан

Перрин увидел, как кивнула Эгвейн. Девушка думала, что в полумраке он этого не заметит.

— С нами все будет в порядке, Перрин.

Свет, подумал он удивленно, да ОНА пытается МЕНЯ успокоить.

Крики все не стихали. Небольшие цепочки факелов двигались вдалеке — мерцающие во мраке светлячки.

— Перрин, — негромко сказала Эгвейн, — ты будешь со мной танцевать в День Солнца? Если к тому времени мы будем дома?

Плечи Перрина дрогнули. Он не издал ни звука и не знал, смеяться ему или плакать.

— Буду. Обещаю! — Против воли ладони юноши сжали топор, напомнив ему, что тот по-прежнему у него в руках. Голос Перрина упал до шепота: — Я обещаю, — произнес он вновь, лишь надеясь.

Теперь группы всадников с факелами рассыпались по холмам, по десять-двенадцать человек. Сколько было таких групп, Перрин определить не мог. Порой в поле зрения оказывалось три или четыре конника, рыскающих взад-вперед. Они перекликались друг с другом, и иногда в ночи слышались лишь лошадиное ржание и людские крики.

Перрин видел все сразу с разных мест. Он притаился на склоне холма вместе с Эгвейн, следя за движущимися во тьме факелами-светляками, и мысленно бежал в ночи вместе с Пестрой, и с Ветром, и с Прыгуном. Волки были слишком изранены воронами, чтобы бежать быстро или далеко, поэтому они стремились отогнать людей из сумрака, вытеснить их под защиту огней. В конце концов, когда в ночи бродят волки, люди всегда ищут безопасности у огня. Некоторые верховые вели в поводу лошадей без седоков; животные пронзительно ржали и вставали на дыбы, дико выкатывая глаза, храпя и вырывая поводья из рук, и разбегались во все стороны, когда среди них метались серые фигуры. Лошади под всадниками тоже громко ржали, когда из темноты вылетали серые тени, острые клыки рвали им сухожилия, порой и всадники тоже кричали — перед тем, как челюсти вгрызались им в горло. Илайас был там же, различимый еще более смутно, крадущийся в ночи со своим длинным кинжалом, — двуногий волк с одним острым стальным клыком. Крики все чаще переходили в проклятья, но никто и не думал отказываться от поисков. Вдруг Перрин понял, что люди с факелами следуют какому-то плану. Каждый раз какой-нибудь из отрядов появлялся в поле его зрения — по крайней мере, один из них, — все ближе к склону того холма, где они с Эгвейн Прятались. Илайас велел прятаться, но... Что, если мы побежим? Может, нам удастся скрыться во тьме, если мы не будем останавливаться. Может быть, темнота нам поможет.

Юноша повернулся к Эгвейн, но решение его уже запоздало. Сбившиеся в кучу факелы — их было с дюжину — появились у подножия холма, покачиваясь в такт лошадиной рыси. Острия пик мерцали в свете факелов. Перрин замер, затаив дыхание, пальцы стиснули рукоять топора.

Всадники проскакали мимо холма, но один из них что-то крикнул, и факелы повернули обратно. Мысли Перрина лихорадочно метались, стараясь отыскать для него и Эгвейн путь бегства. Но как только они с девушкой двинутся с места, их неминуемо увидят, если уже не увидели, а как только их заметят, скрыться вряд ли удастся, даже если на помощь придет темнота.

Всадники приближались к подножию холма, каждый держал в одной руке факел, а в другой — длинное копье, правя лошадью коленями. В свете факелов Перрин разглядел белые плащи Детей Света. Воины высоко поднимали факелы и наклонялись вперед в своих седлах, всматриваясь в глубокие тени под пальцами Артура Ястребиного Крыла.

— Там, вверху, что-то есть, — сказал один из всадников. Голос его звучал чересчур громко, будто он сам боялся того, что крылось вне света факелов. — Говорю вам, там вполне может кто-то прятаться. Это не лошадь?

Эгвейн положила ладонь на руку Перрина; в темноте глаза девушки казались огромными. Ее безмолвный вопрос был очевиден, несмотря на тень, скрадывающую черты лица девушки. Что делать? Илайас и волки по-прежнему гонялись в ночи. Лошади внизу нервно переступали с ноги на ногу. Если сейчас мы побежим, они тут же нас догонят.

Один из Белоплащников двинул свою лошадь вперед и выкрикнул, задрав голову к вершине холма:

— Если вы понимаете человеческую речь, спускайтесь и сдавайтесь! Вам не будет причинено никакого вреда, если вы ходите в Свете. Если вы не сдадитесь, то все будете убиты. У вас на раздумья одна минута!

Копья опустились, длинные стальные острия сверкнули в свете факелов.

— Перрин, — прошептала Эгвейн, — нам от них не убежать. Если мы не сдадимся, они нас убьют. Перрин?

Илайас и волки по-прежнему свободны. Еще один отдаленный захлебнувшийся вскрик: какой-то Белоплащник оказался слишком близко к Пестрой. Эгвейн вопросительно смотрела на Перрина, ожидая решения. Если мы побежим... Он устало покачал головой, встал, словно бы в трансе, и заковылял вниз по холму в сторону Детей Света. Он услышал, как Эгвейн вздохнула и пошла за ним, еле-еле волоча ноги. Почему Белоплащники столь настойчивы, будто они страшно ненавидят волков? Почему они пахнут как-то не так? Перрину показалось, что он сам почуял этот неправильный запах, когда ветер подул от всадников.

— Брось топор! — повелительно сказал юноше командир отряда.

Перрин ковылял к нему, морща нос, стараясь отделаться от того запаха, который, как ему казалось, он чувствовал.

— Брось его, дубина! — Копье предводителя нацелилось Перрину в грудь.

Мгновение Перрин ошеломленно смотрел на наконечник копья, такой острый, что он без труда мог пронзить юношу насквозь, и вдруг выкрикнул:

— Нет!

Но кричал он не всаднику.

Из ночи возник Прыгун, и Перрин был един с волком. Прыгун, который щенком наблюдал за парящими орлами и которому так сильно хотелось летать в небе так, как летают орлы. Щенок подскакивал и прыгал, пока не сумел подпрыгнуть выше любого волка, и, повзрослев, никогда не забывал своей щенячьей мечты о парении в небе. Из ночи возник Прыгун и оторвался от земли в прыжке, воспарив, словно орел. У Белоплащника была лишь секунда, — только чтобы разразиться бранью, а потом челюсти Прыгуна сомкнулись на горле человека, наставившего копье на Перрина. Толчок оказался столь силен, что всадника просто выбило из седла, и оба, человек и большой волк, упали. Перрин почувствовал, как раздробилось человечье горло, ощутил вкус крови.

Прыгун приземлился мягко, уже отпустив убитого им человека. Шерсть волка была испачкана кровью, не только его собственной, но и чужой кровью. Глубокая рана пересекала волчью морду, проходя через пустую левую глазницу. Здоровый глаз волка на миг встретился со взглядом Перрина. Беги, брат! Волк крутанулся, чтобы прыгнуть опять, чтобы взмыть в воздух в последний раз, но копье пригвоздило его к земле. Второй кусок стали ударил волка меж ребер, вонзившись в землю под ним. Изворачиваясь и дергая ногами, Прыгун кусал державшие его древки. Парить!