Радуга взаимности - Оксана Кирсанова

– Ты любишь его, да? – с порога спросил Саша.

От неожиданности Олеся оторопела, а осознав суть вопроса испугалась, и так и осталась стоять в проеме, придерживая дверь рукой.

– Олеся, я ведь не обвиняю, просто ответь мне: ты любишь его?

Молчание. Саша осторожно коснулся руки Олеси.

– Да, – одними губами прошептала она и отпустила дверь. Та громко и неприятно лязгнула, прогремев разболтанными замками.

Саша вздохнул.

– Он ведь старый. И женатый. Зачем он тебе?

Не дождавшись ответа, продолжил.

– Можно я все-таки провожу тебя до дома?

– Зачем я тебе? – Олеся подняла на Сашу обеспокоенный и недоуменный взгляд.

– А он тебе зачем? – парировал Саша.

– Пойдем, если хочешь, – равнодушно ответила Олеся и сбежала по ступенькам вниз.

Саша последовал за ней.

Павел Иванович, вышедший в коридор, наблюдал эту сцену из окна второго этажа и не понимал, как он к этому относится. Он не мог признаться себе в чувстве ревности. Невозможно взрослому женатому мужчине ревновать шестнадцатилетнюю девочку к такому же подростку. Это несерьезно. Но это было так. Он дождался, пока ребята скроются из вида и вернулся в класс, забыв, куда изначально шел.

Саша всю дорогу молчал, да и Олеся не испытывала особой потребности разговаривать. Уже у дома, Саша решил прояснить ситуацию.

– Я все-таки хочу быть для тебя хотя бы другом.

– Уверен? – смущенно спросила Олеся.

– Да. Можно? Давай по-прежнему ходить в театр, на речку… Ведь у тебя же с ним… Ну это… Ты же с ним… Черт… В общем, давай дружить.

– Так мы вроде и не ссорились… – заметила Олеся.

– Значит все останется по-прежнему, да?

– Да, если ты этого хочешь. Только вряд ли будет что-то большее, Саш, понимаешь?

– Это мы еще посмотрим.

Саша поцеловал Олесю в щечку, дождался, пока за ней закроется вторая подъездная дверь и побрел домой, ругая себя за этот прямой вопрос. «Что я хотел услышать в ответ? На что надеялся? Любит она его, и так видно, к гадалке не ходи. Спасает только то, что ПалИваныч женат. Если даже поморочит ей голову, все равно бросит. А я подожду», – совсем не по-детски рассуждал он, все убыстряя и убыстряя шаг.

Окончание школы, 1997 год

Последний звонок прозвенел для Олеси как набатный колокол, грозно и беспощадно извещая о начале конца. Тревожно и пугливо съежилась ее душа, и не экзамены были тому виной. Сознание рисовало картину разлуки, она понимала – в эти самые моменты она прощается с Павлом Ивановичем, надолго, может быть, навсегда. Больше никогда она не сядет за парту в кабинете химии, не устремит влюбленный взор на учителя, не поймает его взгляд – то серьезный и сосредоточенный, то добрый и нежный. Ничего и никогда больше не будет. Без него не хотелось жить. С ним она готова была обнять весь мир.

Она старалась не выделяться среди ликующей толпы одноклассников: смеялась, танцевала, шутила, заглушая саднящую сердечную боль. Еще не совсем конец, еще будут встречи на консультациях и экзаменах, и будет выпускной бал, где она надеялась потанцевать с Павлом Ивановичем. Впереди было что-то хорошее, и это хорошее согревало, не давая унынию полностью захватить настроение Олеси.

Павел Иванович вел себя сдержанно и отстраненно, что еще больше расстраивало и угнетало Олесю. В день выпускного бала он увидел ее, входящей в школу, и впервые за долгие дни улыбнулся – по-доброму, как раньше. Олеся, хотя и была еще совсем девочкой, смогла уловить в этом взгляде проблески мужского интереса. Ее платье было пышным, пастельно-желтым, воздушным и по-детски коротким; волосы свободно развевались, ничем не сдерживаемые. Она как будто специально не хотела взрослеть, надевая взрослые платья «в пол» и сооружая на голове экстравагантные прически, как сделали многие выпускницы. Она хотела задержаться в детстве, здесь, в школе, рядом с Павлом Ивановичем.

Побросав вещи в классе, выпускники потянулись в актовый зал – начиналась торжественная часть. После речи директора, изрядно затянувшейся и заставивший зал заскучать, наконец-то приступили к вручению аттестатов: то и дело раздавались фамилии одноклассников, за ними следовали резвые, нетерпеливые аплодисменты, букеты цветов и фотовспышки.

– Аттестат вручается Беловой Олесе Николаевне! – услышала Олеся свою фамилию и поспешила к трибуне.

– Поздравляю с успешным окончанием школы, желаю доброго пути и успехов в дальнейшей учебе, – директор произнес дежурную фразу, пожав руку Олесе.

Павел Иванович стоял рядом и с умилением смотрел на свою любимую ученицу. Она взяла «корочки», подняла взгляд на учителя, вежливо сказала «спасибо» и вернулась на свое место. Через час все аттестаты были вручены, в адрес учителей прозвучали последние слова благодарности, актовый зал благоухал ароматом многочисленных роз и искусственных парфюмов. Суета, возбуждение, поздравления, слезы родителей и воодушевление выпускников – все это сейчас бурлило в стенах школы.

Олеся грустила. В школьном дворе, тайком от администрации, разливали шампанское – она была к этому равнодушна, праздновать разлуку не хотелось, веселые искрящиеся пузырьки не радовали. Она бродила по коридорам школы, то в столовую, где был накрыт праздничный стол, то в актовый зал, на дискотеку. Все это было не то и не там. Ее любимый Павел Иванович вместе с коллегами праздновали отдельно от детей, в учительской. Это было так дико и неправильно, что Олеся чуть было не заплакала, узнав такие подробности. Сладости, фрукты, разнообразные пироги, торты, приготовленные заботливыми родителями, не привлекали ее внимания. Ей был нужен только Павел Иванович. Он все-таки пришел в актовый зал, увидел Олесю, унылую и молчаливую, стоявшую у стены, и пригласил на танец. Из жалости ли? Олесе было не важно.

Она протянула ему дрожащую руку, фиксируя в памяти каждый свой жест, каждое его прикосновение, вдыхая его запах – старалась запомнить все в мельчайших деталях, понимая – это сближение в танце последнее, что между ними будет. Это конец. Она, совершенно не стесняясь, положила голову ему на плечо, закрыла глаза и полностью погрузилась в ощущения, пребывая в тоске бессильного отчаяния. По щекам текли слезы. Павел Иванович не знал, что с ней делать: легонько гладил ее спину, не по-мужски, скорее, по-отечески пытаясь успокоить, приголубить, приласкать. Она беззвучно плакала, прижимаясь к нему все сильнее и сильнее, казалось, внутри этого крохотного девичьего тельца поднимается тайфун, при каждом порыве заставляя ее содрогается от страха и ужаса стихии. Музыка затихла, Павел Иванович молча отвел Олесю обратно, усадил на стул и ушел.

Ему было бесконечно жаль эту девочку. Жизнь преподносила ей первый взрослый урок. Он понимал это, и не знал, что делать. И для нее, и для него ситуация была новой, неизвестной и морально тяжелой. Справляться с этим они должны были по одиночке, так распорядилась жизнь, так решила судьба.

– Олеся, хвост пистолетом, все будет хорошо, – это все, что он мог сказать ей на прощание, провожая до дверей школы.

Стояло тихое июньское