Тайна исчезнувшей шляпы. Тайна сиамских близнецов - Эллери Куин

— Но ты не отрицаешь, что это он звонил, — уклонился от ответа инспектор. — А, Эллери, наконец-то! Очень рад тебя видеть, сынок!

Эллери пожал руку Сэмпсону, который приветствовал его, как доброго знакомого, пошутил насчет тяжелой участи окружного прокурора, поставил на стол огромный термос с кофе и положил рядом бумажный пакет, от которого исходил аромат французских пирожных.

— Что ж, джентльмены, все обысканы и все обыскано. Утомленным детективам пришло время подкрепиться, — сказал Эллери, добродушно хлопнув отца по плечу.

— Как это мило с твоей стороны, Эллери! — воскликнул его отец. — Ну что ж, отпразднуем. Присоединишься к нам, Генри?

— Не знаю, что вы собираетесь праздновать, — отозвался прокурор, — но от кофе не откажусь.

И все трое потянулись за пирожными.

— Ну, что там происходит, Эллери? — спросил Квин, с удовольствием прихлебывая кофе.

— Боги не едят и не пьют, — с полным ртом проговорил Эллери. — Я не всемогущ. Может быть, ты мне расскажешь, что произошло в этой твоей пыточной камере? Я же могу сообщить тебе лишь одну новость: мистер Либби, хозяин кафе-мороженого, где я приобрел эти превосходные пирожные, подтвердил рассказ Джесса Линча относительно имбирного эля. А мисс Элинор Либби слово в слово повторила рассказ Джесса о том, что произошло на площадке возле театра.

Квин вытер губы огромным носовым платком.

— Подождем результатов анализа этого эля, тогда и посмотрим. Что касается меня, я допросил несколько человек, и теперь мне нечего делать.

— Благодарю за подробное сообщение, — сухо сказал Эллери. — А окружному прокурору ты рассказал о бурных событиях, происшедших здесь этим вечером?

— Джентльмены, — сказал Сэмпсон, ставя чашку на стол, — вот что я о них знаю. Полчаса тому назад мне позвонил один из «моих добрых друзей», который пользуется некоторым влиянием среди властей предержащих, и сообщил, что в этом театре во время спектакля убили человека. Он сказал, что инспектор Ричард Квин со своими подручными обрушился на зрителей как смерч и заставил их оставаться на местах целый час, чего он не имел никакого права делать. Более того, инспектор обвинил в преступлении его самого и отпустил его с женой и дочерью домой только после унизительного обыска. По сути дела, это все, что я знаю, поскольку в остальном сообщение моего «доброго друга» состояло из не имеющих отношения к делу жалоб и проклятий. Кроме того, я знаю личность убитого. Это мне сообщил Вели, когда я встретил его у входа. И это, пожалуй, самое интересное во всей истории.

— Я гляжу, ты знаешь о происшествии немногим меньше меня, — буркнул Квин. — Может быть, даже больше, поскольку ты, видимо, хорошо осведомлен о деяниях покойного Филда… А во время обыска зрителей что-нибудь интересное произошло, Эллери?

Эллери закинул ногу на ногу.

— Как ты мог бы предположить, обыск ничего не дал. Ничего интересного не нашли, ни у кого не было виноватого вида, и никто не признался в совершении убийства. Короче говоря, обыск оказался полнейшим фиаско.

— Естественно, — сказал Квин. — Наш убийца — парень с мозгами. И никакого намека на лишнюю шляпу?

— На этот предмет я и украшал собой все это время вестибюль, отец, — ответил Эллери. — Нет, шляпы не обнаружилось.

— Обыск закончен?

— Да. Тут-то я и пошел в кафе-мороженое за пирожными, — сказал Эллери. — Там нечего было больше делать, кроме как наблюдать за разозленной толпой, которая спустилась с балкона и вывалила на улицу. Сейчас в театре не осталось никого: ушли и зрители с галерки, и обслуга, и актеры… Странная это публика — актеры. Весь вечер они возносятся над простыми смертными, потом переодеваются в обычную одежду, и вдруг обнаруживается, что они подвержены обычным человеческим слабостям. Между прочим, Вели обыскал и тех пятерых, что вышли из этого кабинета. Я уж подумал, не забыл ли ты об этой компании.

— Значит, сидим в калоше? — пробурчал Квин. — Ну, так слушай, Генри.

И он вкратце, но четко изложил прокурору содержание событий, произошедших в театре. Тот выслушал его, молча хмурясь.

— Вот и все, — заключил Квин, описав сцену в кабинете. — Ну а теперь, Генри, расскажи нам о Монте Филде. Мы знаем, что он был пройдоха, но этим наши знания и ограничиваются.

— «Пройдоха» — это слишком мягко сказано, — прорычал Сэмпсон. — Могу вам рассказать историю его жизни. Сдается мне, что это расследование будет не из легких и что какой-нибудь инцидент из его прошлого может подсказать вам решение. Филд впервые оказался в поле зрения прокуратуры при моем предшественнике. Его подозревали в участии в мошеннических биржевых спекуляциях. Но Кронин, который тогда был помощником прокурора, ни в чем не смог его уличить. Филд умело спрятал концы. У нас была только история, рассказанная осведомителем, который имел связи с мафией. Да еще неизвестно, соответствовала ли эта история истине. Разумеется, Кронин ни словом не обмолвился Филду о наших подозрениях. Дело постепенно затихло, и, хотя Кронин был упорен, как бульдог, каждый раз, когда ему казалось, что он нашел улики против Филда, оказывалось, что никаких улик нет. Да уж, ловкач Филд был первостатейный.

Когда пост прокурора занял я, мы, по настоянию Кронина, предприняли обстоятельное расследование деятельности Филда. Он об этом, конечно, ничего не знал… Вот что мы обнаружили: Монте Филд родился в Новой Англии, в семье настолько уверенных в себе аристократов, что им нет нужды хвастаться предками, прибывшими в Америку на «Мейфлауэр». Ему приглашали учителей на дом, потом его отдали в привилегированную школу, которую он сумел закончить с большим трудом. Отчаявшийся отец под конец отправил его в Гарвардский университет. Похоже, он и в юности был порядочным шельмой. То есть до преступлений дело не доходило, но темные делишки за ним водились. С другой стороны, была в нем, видно, какая-то фамильная гордость, потому что, когда случился скандал, он укоротил свою фамилию Филдинг и стал Монте Филдом.

Взор Эллери был устремлен словно бы внутрь самого себя, его отец пристально смотрел на Сэмпсона.

— Не то чтобы Филд был совсем уж никчемным парнем, — продолжал Сэмпсон. — Мозги у него были в порядке. Он блестяще закончил юридический факультет Гарварда. У него был прирожденный дар оратора, и вдобавок он досконально знал все юридические тонкости. Но почти сразу после окончания университета, не дав своим родителям возможности порадоваться его успехам, он попал в очень некрасивую историю: от него забеременела девушка. И тут терпению отца пришел конец, и он отказал ему в финансовой поддержке и вычеркнул его из завещания. Хватит, дескать, достаточно он позорил наше честное имя, пусть катится ко всем чертям… и все такое.

Но наш приятель не впал в отчаяние. Жаль, конечно, что наследства ему теперь не видать как своих ушей, но, в конце концов, он и сам может заработать денежки. Как он перебивался первые годы после окончания университета, мы не знаем, но потом образовал фирму в партнерстве с неким Кохеном. Вот уж был продувная бестия! Они подобрали себе клиентуру среди самых беспардонных мошенников в городе и загребли кучу денег. Вы, конечно, знаете не хуже меня, как трудно подловить продажного юриста, который знает больше лазеек в законах, чем члены Верховного суда. Этой парочке все сходило с рук. А их клиенты знали, что им ничто не грозит, если их будут защищать в суде Кохен и Филд.

Но однажды зимней ночью мистера Кохена, старшего и более опытного партнера, который досконально знал свое дело: как добывать клиентов, какие назначать гонорары и так далее — а он во всем этом был мастер, хотя и говорил с жутчайшим еврейским акцентом, — так вот, этого мистера Кохена нашли в доке с простреленной головой. И хотя со времени этого счастливого события прошло двенадцать лет, кто его убил, неизвестно и поныне. Были у нас кое-какие подозрения, и я вовсе не удивлюсь, если кончина мистера Филда поможет нам закрыть дело Кохена.

— Так вот что он был за птица, — сказал Эллери. — Один из тех покойников, о которых, как ни старайся, ничего хорошего не скажешь. Жаль только, что я из-за него упустил ценную книгу.

— Да забудь ты о своих книжках, — прорычал его отец. — Продолжай, Генри.

— А теперь, — сказал Сэмпсон, который взял со стола последнее пирожное и стал его с наслаждением жевать, — в биографии мистера Филда наступает светлый период. После несчастья с партнером он вроде бы начал новую жизнь. Даже стал заниматься законной юридической практикой — а мозгов у него для этого хватало. За несколько лет он почти восстановил свою репутацию и даже заслужил некоторое уважение среди наших юридических светил.

Этот период внешне добропорядочного поведения продолжался шесть лет. Потом он познакомился с Беном Морганом. Это был крупный юрист с добрым именем и безупречной репутацией, которому, пожалуй, не хватает только той самой божьей искры, которая позволяет человеку подняться на вершину своей профессии. Каким-то образом Филд уговорил Моргана войти с ним в партнерство. И тут все пошло-поехало.