Сага о Гильгамеше - Вадим Волобуев

       Охотник сидел возле дальней стены и гулко глотал сикеру. Лицо его было бледнее луны, загрубелые красные руки дрожали, глаза дико смотрели в пространство.

      -- Ты что это пить вздумал? - грозно осведомился Нарахи, кидая топор в тростниковую корзину.

       Охотник поднял взор на отца, просиял и, дрогнув лицом, бросился перед ним на колени.

      -- Отец мой, отец! - исступлённо повторял он, возя ладонями по его ногам.

      -- Что ещё стряслось? - Нарахи рывком поднял сына с пола, посмотрел в его внезапно постаревшее лицо.

      -- Я видел демона, отец. Он был чёрен и волосат. Он водил меня по лесу и насылал на меня порчу.

      -- Демона? А не выполз ли этот демон из твоего кувшина с сикерой?

      -- Нет, отец! Клянусь Инанной и Эмкиду, это был настоящий демон. Он заставлял меня блуждать по лесу, заманивал добычей. Я видел его на опушке, возле болота. Он вышел из зарослей тростника, голый как Сумукан. Его взгляд пронзил меня насквозь, лишив сил.

       Нарахи озадаченно почесал щёку.

      -- Что ж, придётся идти к колдуну. Только он избавит тебя от проклятья.

       Рыбак усадил сына на циновку, убрал подальше кувшин и начал говорить успокоительные речи. Охотник же продолжал заливаться слезами, оплакивая свою незавидную судьбу. Лишь ближе к ночи, выпив сонного настоя, он провалился в тяжёлое забытье.

       Гильгамеш сидел возле одиноко коптящего светильника и неотрывно смотрел на огонь. По низкому потолку скакали причудливые тени. Из коридора тянуло холодом. Вождь зябко поёживался, в нетерпении покусывая губы. Здесь, в маленькой и стылой каморке, никому не пришло бы в голову искать его. Ни один лазутчик, сколь бы отчаян он ни был, не посмеет сунуть сюда нос, ибо рядом было святилище предков, где обитали духи-защитники. Это успокаивало Гильгамеша. Он знал, что мог довериться этим стенам.

       Вошёл раб и доложил, что прибыли Забарадибунугга и Бирхутурре.

       - Пусть войдут, - сказал Гильгамеш.

       Командиры вступили внутрь и чинно поприветствовали вождя. Гильгамеш кивнул им в ответ.

      -- Садитесь здесь, - сказал он, показав им на циновки возле светильника.

       Военачальники опустились на колени, выжидательно уставились на повелителя. Гильгамеш движением руки отпустил раба и произнёс:

      -- Сегодня днём в святилище сиятельной Инанны я молился о спасении нашего города. Мольба моя была услышана. Богиня подсказала мне, как победить Акку.

       Военачальники зашевелились, наклоняясь вперёд. Глаза их загорелись жадным огнём, рты приоткрылись в священном трепете. Вождь покачал кулаками, упёртыми в колени, сжал губы.

      -- Мы должны убить владыку Киша. Тогда войско его придёт в смятение и обратится в бегство. Поразив прихвостня Забабы, мы восторжествуем над злобным божеством войны. Так мне обещала богиня. - Он помолчал, глядя на командиров. - Кто может совершить такой подвиг?

       Военачальники переглянулись.

      -- Каждый из нас готов отдать свою жизнь во славу Инанны, - ответил Забарадибунугга. - Надо бросить клич среди воинов. Наверняка найдётся немало охотников, желающих перерезать Акке глотку.

      -- Ты рассуждаешь как воин, Забарадибунугга, - заметил вождь. - Если бросить клич среди воинов, лазутчики Акки немедленно пронюхают об этом. Мы должны сохранить наш замысел в тайне, если хотим достичь успеха.

       Военачальники снова переглянулись.

      -- Но откуда мы возьмём добровольца, господин? - спросил Бирхутурре.

      -- Лучше всего, чтобы кто-нибудь из вас пошёл на это дело.

       Наступило молчание. Гильгамеш с волнением следил за военачальниками. Потом Бирхутурре произнёс:

      -- Я пойду, повелитель. Забарадибунугга командует храмовыми воинами, его гибель подорвёт веру бойцов в победу. А я - всего лишь начальник портовых стражников. Моя смерть не ударит чёрным крылом по защитникам Урука.

      -- Если ты сделаешь это, Бирхутурре, - вдохновенно провозгласил Гильгамеш, - слава о твоих деяниях разнесётся по свету. Лучшие певцы будут слагать о тебе песни, а люди Урука поставят в твою честь статую. Да не коснётся страх твоей печени, и да пошлёт тебе Инанна удачу!

       Бирхутурре слегка поклонился вождю. Лицо его было бесстрастно.        

Глава четвёртая. Гильгамеш на площади

-- Раб, соглашайся со мной!

-- Да, господин мой, да!

-- Скорей подгони колесницу, её запряги, во дворец я желаю поехать!

-- Поезжай, господин мой, поезжай! Будет тебе удача! Вождь, тебя увидав, милостями осыплет!

-- Нет, раб, во дворец не хочу я ездить!

-- Не езди, господин мой, не езди! Вождь, тебя увидав, в далёкий поход отправит, заставит тебя идти неведомою дорогой, заставит тебя страдать ежедневно и еженощно.

Диалог о благе.

      -- Господин, люди Киша схватили неустрашимого Бирхутурре! - сказал посланец Забарадибунугги, рано утром явившись в трапезную вождя. Гильгамеш отодвинул в сторону блюдо с запеченной уткой, хлебнул из кувшина воды.

      -- Он убил Акку?

      -- Нет, повелитель.

       Это прозвучало почти как приговор. Гильгамеш обхватил колени, кивком отпустил рабов.

      -- Как это случилось?

      -- Мы не знаем, господин. Всего вероятнее, его взяли возле главных ворот. Мы слышали там шум ночью. Воины кинули несколько факелов, но ничего не увидели.

      -- Откуда вы узнали, что он схвачен?

      -- Прислужники Забабы привязали его в столбу и выставили в поле. Они пытали его.

       Гильгамеш содрогнулся.

      -- Он жив?

      -- Да, господин.

       Вождь с трудом поднялся.

      -- Я хочу видеть его, - произнёс он дрогнувшим голосом.

      -- Я проведу тебя, господин. - Воин согнулся в поклоне.

       Гильгамеш сделал шаг, но голова его закружилась, в ушах поднялся звон. Он схватился пальцами за плечо воина, глубоко задышал, выкатив глаза.

      -- Что они сделали с ним? - прохрипел вождь.

      -- Они отрезали ему ухо, переломали ноги и поставили клеймо на лбу.

       Голос воина был сух и безлик, как глас оракула.

       Гильгамеш прикрыл глаза, постоял некоторое время, потом глубоко вздохнул.

      -- Пойдём.

       Они спустились по лестнице, миновали двор, потоптались перед воротами, которые открывали нерасторопные слуги Инанны, и вышли в город. Путь до стены был недолог, но утомителен. Душные тесные закоулки переплетались словно клубок змей, всё в них дышало разрухой и запустением. Повсюду валялись разбитые горшки, полусгнившие тростниковые корзины, разорванные одежды, шкуры. Было много стрел и круглых обтёсанных камешков - воины Акки изредка обстреливали город из луков и пращей, разгоняя скуку. Между домами зияли бреши - в первые дни осады ретивые люди Курлиля пробивали проходы, облегчая защитникам доступ на стены. Бреши эти, полные глинобитных обломков, постепенно заполнялись грязной водой, стекавшей с улиц, и со временем превратились в вязкие хлюпающие лужи, в которых копошились бездомные псы и чумазые голые дети. При виде Гильгамеша дети замирали, сверля его любопытными взглядами, собаки подбегали и заискивающе выклянчивали подачку. Вдоль стен, весело журча, текли помои. Кое-где эти зловонные ручейки собирались в болотца, над которыми лениво кружились навозные жуки. Жителей видно не было. Они либо прятались по домам, либо помогали воинам на стенах. Лишь однажды вождь наткнулся на какого-то работника со здоровенным зубилом за поясом. Узрев Гильгамеша, тот немедленно бухнулся на колени и принялся истово славить мудрость и силу владыки Урука. Приглядевшись, Гильгамеш заметил, что работник мертвецки пьян.