«Дней минувших анекдоты...» - Иван Алиханов

Тогда на семейном совете было решено пойти к председателю ЦИК Филиппу Махарадзе. Он встретил мою мать очень любезно, осведомился, дома ли супруг и как его здоровье, здоровы ли дети… А в заключение он сказал: «Значит так: муж дома, здоров, дэты дома, ви я вижу прэкрасно виглядитэ, и ви еще жалуетес на Берия?» (фото 34).

Напротив нашего дома в доме № 15 по Сергиевской улице в подвале была устроена тюрьма ЧК. Перед подвальными отдушинами, которые выходили на улицу, были установлены деревянные щиты, вдоль которых, сменяя друг друга, круглые сутки ходили часовые. По ночам к дому подъезжал открытый грузовик, в него заталкивались заключенные, которых увозили на расстрел. Лет двадцать пять назад при рытье котлована было обнаружено место массового захоронения этих несчастных, расстрелянных на обрыве у речки Вере (сейчас на этом месте стоит жилой дом сотрудников университета).

Я помню, что отец выговаривал маме за излишнее любопытство и просил ее не выходить на балкон и не смотреть на обреченных.

Учитывая, что массовый террор против меньшевиков и интеллигенции уже был раскручен «на полную катушку», не говоря уже о том, что мы были семьей бывших капиталистов, следовало оценить мрачное остроумие председателя ЦИК тов. Махарадзе.

Впрочем, Берия недолго довольствовался столь «скромной» квартирой, ему захотелось «улучшить жилищные условия». Он вскоре переехал в специально построенный дом для ответственных работников ЧК на улице Каргановской (в нем и сейчас живут начальники из разных органов), но и там ему было тесновато. Оставив в этой квартире глухонемую сестру и мать, он еще раз переехал во вновь специально для себя отстроенный дом на нашей улице в бывшем садике для глухонемых. Впоследствии там помещался ЦК комсомола Грузии, а сейчас — центр неформальных организаций.

Любопытно, что в газете «Совершенно секретно» в № 9 за 1990 год вдова Берии Нина Гегечкори сообщает корреспонденту, что в Тифлисе они жили бедно. Нет сомнения, что и остальные ее откровения столь же «правдивы».

Переехав, Берия передал нашу квартиру своему заму — чекисту Левану Гогоберидзе, отцу известного кинорежиссера Ланы Гогоберидзе. Вскоре и Леван Гогоберидзе тоже «улучшил свои жилищные условия» и съехал, а вскоре был расстрелян. Нашу квартиру занял некто Акимов, женатый на сестре видного деятеля компартии Грузии Шалвы Элиава, который совместно с Орджоникидзе ввел в Грузию Красную Армию и подписал известную телеграмму Ленину: «Над Тифлисом реет Красное знамя…»

Акимов, однако, не успел воплотить свойственное коммунистам заветное желание «улучшить жилищные условия», поскольку наступила пора репрессий и Берия за короткое время расстрелял всех любителей занимать армянские особняки, как, впрочем, и большинство тех, кому эти квартиры и особняки принадлежали.

В конце концов социальная справедливость восторжествовала и в нашу квартиру водворился детский сад.

Об этих сменяющих друг друга, гебистских заселениях в наш родовой дом моя дочь Лилли рассказала известному кинорежиссеру Отару Иоселиани, когда она снималась в эпизодах его первого фильма «Жил певчий дрозд».

Много лет спустя на основе рассказа моей дочери Иоселиани снял художественный фильм — «Разбойники. Глава седьмая». Местом съемок этого седьмого фильма Иоселиани как раз и стал наш родовой дом. В кино, как это когда-то было на самом деле, чекисты с семьями, сменяя друг друга, въезжали в нашу просторную квартиру — порой на кухне еще жарилась яичница. Довольные новоселы с удовольствием доедали эту яичницу, предварительно расстреляв тех чекистов, которые незадолго до этого разбили яйца на сковородку.

Этот фильм Иоселиани демонстрировался на кинофестивале в Сан-Франциско, где мне — спустя семьдесят лет! — снова довелось пережить историю моего детства.

Впрочем, высокие руководители коммунистической партии тогда еще не предвидели для себя столь пагубных последствий и продолжали повсеместно нарушать декларации и лозунги, под которыми они захватили власть. Сколько же их, шустрых экспроприаторов, селилось вокруг нас: Гриша Енукидзе (родственник Авеля), Поликарп Бахтадзе, Шура Манташев, Шатиров, Кочаров. Напротив, в дом № 11, въехал родственник Булата Окуджавы — тоже видный коммунист — с сыном Кукури, который был моим товарищем, Еркомаишвили с сыном Володей (он ухаживал за моей сестрой) и двумя дочерьми. В № 17 жил азербайджанский деятель компартии Гаджинский с многочисленным семейством, за углом, на улице Энгельса, жил хромой красавец Саша Гегечкори, на Лермонтовской улице жил еще один видный деятель Иванов-Кавказский…

Кажется, никому из первых коммунистов Грузии, кроме Филиппа Махарадзе и Михи Цхакая, который переселился в Москву и впоследствии стал нашим соседом в «большом сером доме на набережной», не пришлось умереть своей смертью. Еркомаишвили, когда за ним пришли чекисты, застрелился. Кочаров повесился на спинке кровати, Гаджинский повесился в тюрьме на подтяжках (возможно, не без чужой помощи), некоторые погибли в автокатастрофах, вероятнее всего, подстроенных, большинство из них расстрелял Берия…

Уже в наши дни молодежь Грузии взорвала могилу Ф. Махарадзе, замешанного в убийстве Ильи Чавчавадзе… Даже праха ни от кого не осталось. Впрочем, возможно, где-то в колумбарии осталась урна с прахом Михи Цхакая, который знал Ленина лично. Осталась ли?.. Страшная судьба быть экспроприатором и террористом, расстрелянным своими же партийными «товарищами», ими же реабилитированным и, в конце концов, забытым своим народом…

Вернемся к рассказу о моем отце Иване Михайловиче Алиханове.

Вернувшись в Тифлис, он получил звание «мокалака», которое давалось царским правительством знатным тифлисским армянам и значило буквально «принадлежащий городу». Вскоре мой отец вошел в директорат Тифлисского Императорского Русского Музыкального общества — он есть на общем снимке среди членов этого общества (фото 10) — и стал меценатствовать, установил ряд стипендий талантливым молодым музыкантам и даже пытался петь на сцене оперного театра.

Однажды, много лет спустя, когда в качестве фотографа от Общества культурных связей с заграницей (ГОКС) я пришел в тифлисскую консерваторию снимать класс профессора Шульгиной, она спросила меня: «Нельзя ли приобрести фотографии для класса?» Я ответил, что следует обратиться в ГОКС и спросить Алиханова. Тогда она поинтересовалась, не знал ли я Ивана Михайловича и его очаровательную супругу. Когда выяснилось, что я их сын, она необычайно оживилась и велела своим студентам позвать профессора Тулашвили. Обе старушки с умилением вспоминали то время, когда они были стипендиатками моего отца…