Разбег Пандоры - Павел Дмитриев

— На этот раз ты так просто не отделаешься. — и добавила: – чего расселся? Чай заварен, порежь лимон и наливай!

— Кать, давай полгода только отметим?

— Нет. Ночью такой хороший подарок придумала!

— Да все же есть! Вернее, ей же ничего пока не надо?

— Уже пора! — Жена толкнула мне по столу местную газету частных объявлений «М-Градский курьер». — Смотри, я там все что нужно отчеркнула уже.

— Пианино «Красный октябрь», заводской запас строя, целая дека, практически новое состояние, восемьдесят рублей… Кать, ты разве умеешь играть?!

— Нет! Будем Надежду учить. Дальше смотри, там одиннадцать вариантов отмечено.

— Да ты с ума сошла! Наде этот ящик со струнами раньше чем через пяток лет не нужен гарантированно! Да и потом, зачем ребенка мучать?

— У всех дети музыке учатся!

— Кать, прошло это поветрие быстро, немодно в будущем на пианино играть.

— Мне лучше знать!

В общем, после завтрака мы пошли смотреть варианты. Телефоны тут редкость, так что все пешочком, не торопясь. Сначала не везло, двух первых в очереди продавцов не оказалось дома. По третьему адресу нам открыла закутанная в темный платок пожилая женщина. Без лишних слов пригласила в гостиную, и жестом руки показала на инструмент.

У выбеленной ядовито-желтой стены стояло высокой белое пианино. На секунду мне показалось, что я снова в 21-м веке, настолько современным был открывшийся вид. Лаконичные, строгие линии. Никаких завитков, округлых элементов, и тем, более, подсвечников. Только летящая надпись золотой вязью – BlЭthner. И все. Вопросы, брать или нет – отпали, один внешний вид стоит запрошенной полуторы сотни рублей.

Сверху, на белом пианино фотография мужчины в подполковничьих погонах на кителе. Потянул черт за язык, вспомнил «ложечки» российско-грузинской войны 2008 года:

— Трофей?

Ох, как меня прижгла взглядом хозяйка. Не сказав ни слова, вышла в соседнюю комнату, и через минуту вернулась с кучей бумаг в пожелтевшей от времени папке. Грубовато сунула их ко мне в руки:

— Смотри сам!

Не скажу, что силен в немецком, но было очевидно – этот музыкальный инструмент на самом деле купили в 1945-м. Уж не знаю насколько была адекватна его цена в марках, но договор на паре листов с многочисленными подписями и заверяющими печатями не оставлял места сомнениям.

Какие уж тут претензии к в бравому офицеру… Видимо большая часть людей в СССР куда честнее знаменитых маршалов вроде товарища Жукова. М-да. Неудобно-то как…

Почему памятник этому честному подполковнику будет стоять в виде крашеной серебрянкой пирамидки со скромной красной звездой на вершинке, в дальнем углу обычного кладбища? А монумент маршала, вывезшего на свои нужды из Германии десятки эшелонов[94], красуется в Екатеринбурге 2010 года у штаба округа? Да еще на вздыбленном коне, при полном параде? Неужели в СССР не нашлось более честного офицера для памяти потомков?!

Пришлось извиняться. Долго, потому что хозяйка усадила нас с Катей пить чай на маленькой, но опрятной кухонке. Вполне обычной для 66-го года, если бы не одна деталь. В красном углу, на потемневшей от времени подставке, стояла небольшая икона Николая-чудотворца. Спереди к ней был приставлена большая, почти со спичечный коробок, латунная подвеска.

Проследив мой взгляд, женщина только вздохнула:

— Умер недавно мой Коля, как в отставку отправили, и года не пожил.

— Это… его? — Смутившись, я все же показал рукой на икону. — И фотография тоже?

— Да, с финской он воевал. Только в 48-м домой вернулся, и ни разу серьезно не ранило, сохранил его святой Николай. Пианино дочке привез, да та теперь его не хочет в Москву к себе забирать.

— Подполковник?! — я не мог скрыть удивления. — Получается, он беспартийным был?

— Конечно, и веры не скрывал. Вон, медальон – с ним как ушел в 39-м лейтенантом, так и вернулся майором. Подполковника ему уж в отставку дали.

— Ничего себе…

— Коля связистом был, — легко поняла мое удивление хозяйка. — Рассказывал, арестуют было, и через неделю выпустят обратно. Никто с техникой и людьми так разобраться не мог, комиссары в его хозяйство лезть боялись по безграмотности. Вот и служил, даже отпускать не хотели, насилу к дому перевелся.

— Удивительно! — ничего более умного я сообразить не смог.

Распрощались тепло. И уже в понедельник великолепный немецкий инструмент 32-го года выпуска украсил интерьер нашей детской. Вот только уговорить Надю учиться музыке в будущем так и не удалось. Но подставка под книги и прочие мелочи из немецкого пианино получилась шикарная.

3.4. Проблемы мотивации

Хорошо что меня не закинуло в Петровско-Екатерининские времена – темпа доставляемой на лошадях корреспонденции я бы точно не выдержал. В СССР проще – ради телефонного номера Староса даже не пришлось беспокоить Виктора Ефимовича, начальника главка[95]. Секретарша, подкормленная шоколадками по заведенному два поколения назад обычаю, не стала ради такой мелочи беспокоить «главного», за пару минут сама нашла нужный мне прямой контакт.

Еще одна прелесть текущей эпохи – под тихие щелчки неторопливо возвращающегося на свое место диска номеронабирателя вполне можно успеть продумать пару первых фраз. Наконец в трубке раздается голос с хорошо заметным «южным» акцентом:

— Старос[96] у аппарата!

— Добрый день, Филипп Георгиевич. Меня зовут Петр Воронов, директор НИИ «Интел», в шестом главке МЭПа…

— Коллеги значит. — Через тысячу километров медных линий явственно послышалась снисходительная улыбка. Не иначе, определил по голосу мой возраст. — Что вас интересует?

— Недавно я узнал про вашу выдающуюся разработку, компьютер УМ-1НХ.

— Компьютер, гхм, пусть так. Впрочем, наша система не настолько уникальна, как вам кажется. — Несмотря на такое заявление, в голосе Староса послышались нотки довольства. И правильно, легкая лесть еще никому не повредила.

— Ну как, такие небольшие габариты! И по надежности Дмитрий Федорович очень хвалил, наработка на отказ…

— Молодой человек! Лучше скажите, зачем вам нужен УМ?

От его тона сразу повеяло чем-то таким знакомым, рыночным. Да он же никакой не инженер, настоящий менеджер! С ходу прикидывает, что можно с меня содрать. Тем лучше!

— Филипп Георгиевича, мне бы хотелось приехать к вам, обсудить проект разработки промышленной ЭВМ нового типа. Надеюсь, это будет вам интересно…

— Это в каком плане? — сразу насторожился Старос.

— Мне, то есть «Интелу», поручено выступить системным интегратором, то есть, работать над внедрением компьютеров на производстве. — От волнения я сбился на сленг будущего. — Большинство предприятий сделать это сами не могут, а разработчика не допрос… нежелательно загружать подобным функционалом.

К моему удивлению, Старос оказался вполне готов к такой подаче:

— Наконец-то Шокин додумался, что без внедрения ничего не выйдет! — в голосе Филипп Георгиевича послышалось неприкрытое злорадство. — Нет чтоб сразу сделать единую фирму, типа Bell Laboratories!

— Вообще-то это моя идея, — на всякий случай отмежевался я от министра электронной промышленности, Семичастный предупреждал, что он со Старосом «на ножах».

— Вот как? Дельно, дельно… Только терминология у вас, молодой человек, странная.

— Много журналов иностранных читать пришлось, — постарался выкрутиться я.

— Даже так? — собеседник неожиданно сменил язык: – what were you reading lately[97]?

— Хм-м-м – Ну ничего себе проверочка. — Three days ago I was going throught a PDP-8 user guide. DEC made too interesting device, with big future[98].

— And what do you see today as most important part in it[99]?

— It has a tiny amount of RAM and an absence of a universal bus[100].

— Вот как… — Старос перешел обратно на русский. — Может, вы и вживую ее видели?

— Увы. Настолько дре… новых ЭВМ в СССР еще не закупали.

И это правда, в 21-м веке я только и слышал, что были компьютеры DEC, и вроде даже получше IBM PC, да все повывелись[101]. Так что знакомиться с этим образчиком до-Intel-овского мира пришлось в 66-м году.

— Что ж, думаю нам…

Уф-ф-ф! Я уже представил окончание «нужно срочно встретиться», и прикидывал, когда будет удобнее посетить Ленинград. Но тут Старос неожиданно замолчал, не закончив фразу. Продолжил он через полминуты уже совсем иным тоном.

— Этот ваш Интел… Это вы делали часы для съезда?

— Да, — я лихорадочно пытался понять причину резкого охлаждения. — А что?

— Значит, про вас говорят, странное Шелепинское НИИ?!

— Скорее всего. Но при чем тут это?

— Извините, молодой человек, думаю нам не о чем говорить!

— Постойте, — в панике я чуть не выронил трубку. — Филипп Георгиевич, тут какая-то нелепая ошибка!