На улицах Стамбула - Мария Рашова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старые мощеные мостовые, старые дома — здесь было много порталов. Да что там, многие вопросы светлых решались в этом городе. И я любил этот город с тех пор, когда он еще был Константинополем. Мало что изменилось с веками — душа городу дается от рождения, с веками город меняет все: дома, людей, мосты, но не меняет душу. Любому путешественнику во времени легко узнать город, даже если он перестроен целиком и полностью. Москва, кстати, все та же капризная дама, как бы она ни хорошела при Собянине. Узнаю её всегда и везде. Я усмехнулся, вспомнив падких на развлечения москвичей в день города: что 5 веков назад, что сейчас- не оттащить за уши от зрелищ и балаганов. Только теперь вместо медведей — какие-нибудь попсовые артисты. Так же звенят цепями на шее и крутят задним местом — никакой разницы.
Я видел огромное количество мечетей и душа моя радовалась. Если народ верит в Бога, значит у этого народа есть будущее. Черти пытались мне нашептать на левое ухо, что мечетей то много, а народу в них мало — но я не слушал, отмахивался. «Утренняя молитва была в 5, сейчас время ближе к 9 — все на работе, откуда же народу быть в мечетях?», — так отвечал я на искушения тангалашек, а зря — с ними ни в коем случае нельзя вести беседу, вне зависимости, оскорбляют ли они вашу веру или чужое исповедание. Им хотелось, чтобы я расстроился. Нашептывали, что мало кто спасется в Стамбуле в Апокалипсис, но я им не верил — волей Божией спасется ровно столько народа, сколько сможет спастись, не больше, не меньше, и спасение души человеческой — в Его руках. Главное, чтобы человек сделал все от него зависящее, чтобы это, наконец, произошло. Мы не должны надеяться на Бога в тех вопросах, которые можем решать сами. Сначала мы каемся, отрекаемся от греха, стараемся вести праведную, безгрешную жизнь и только потом Бог нам помогает и спасает нас. Многие грешат, не каются, живут в свое удовольствие до самого финала и надеются после смерти на чудесное спасение «за просто так». Этого никогда не будет. Человек должен потрудиться, должен сопротивляться греху и взращивать в себе добрые дела и Слово Божье. Почему мы всегда пытаемся перевесить ответственность за все происходящее с нами на кого то другого? Почему кто-то другой должен разгребать наши грехи, а не мы сами? Следите за вашей душой как за проказливой трехлеткой — никогда не знаешь, что в следующий раз она натворит. Мы все связаны невидимой нитью, все живем в одном пространстве и влияем друг на друга. Здесь невозможно кого-то безнаказанно ненавидеть — вся ненависть возвращается к тебе же самому. Высоко информационное пространство всегда выдает варианты решений. Где-то там находится линия твоей жизни и записаны все моменты, когда она оказала влияние на другие. Здесь невозможно безнаказанно совершать плохие поступки по отношению к другим или самому себе — все возвращается обратно. Я мог подумать плохую мысль с утра, кого-то осудить (то, что мы все любим, не правда ли? Один из смертных грехов), и к вечеру мне уже прилетала обраточка. Бог не хотел, чтобы я сгрохотал в ад. За каждый мой проступок следовало наказание в тот же день. Это называли «быстрой кармой», типа, радуйся, не накопил грехов, быстрая карма, вот и прилетает. Но я-то знал, что накопил. Что это просто забота Бога обо мне, чтобы я не попал в вечное пламя, чтобы не погубил душу. Кто-то скажет: «А не проще ли было не осуждать никого?». Может и проще, но не надо забывать, что душа моя — проказливая трехлетка, попробуйте как-нибудь на досуге остановить трехлетку, если она что-то задумала напакостить. Это могут сделать только очень опытные родители, откопавшие и слопавшие не одну собаку в деле воспитания детей. Я пока таковым не являлся. Я разгребал последствия того, что моя душа — трехлетка вытворяла со мной и моей жизнью, я еще не научился предотвращать это все. Единственное, что я понимал, и во что верил — не смотря на все мои косяки, Бог меня любил и пытался спасти мою душу. Уверенность в этом помогала мне и светила лучом в конце самого темного туннеля в моей жизни. Я не был самым лучшим воином Христовым, но я старался. Я старался, правда.
Я прошел по той же булыжной мостовой до ближайшего кафе, от которого доносились запахи свежего хлеба, заказал себе кофе и булок, сел за уличный столик и уставился на прохожих. Мягкая золотая восточная осень, похожая на слегка пьяное грустное пожившее лето, раздувала золотые листья по булыжной мостовой, терпящей миллиарды лет попирающих ее турков. Осень в Стамбуле по большому счету и не была похожа на осень. Так, легкий ветерок в разгар жаркого дня и пара золотых листьев под ногами. По вечнозеленым пальмам же вообще невозможно было бы определить время года. Мне принесли кофе в золотой чашечке с золотым блюдцем, крышечка у нее откидывалась на маленькой цепочке, а аромат турецкого кофе сводил с ума. Аромат! Аромат этого кофе заставлял забыть все неприятности в жизни, он обещал тебе нежданную-негаданную радость. Я почувствовал себя султаном, как минимум. Все утренние неприятности забылись, я был счастлив. Как мало человеку нужно — золотая чашечка кофе на золотом блюдце за столиком на улице терпкого осеннего Стамбула. Я заказал еще рахат-лукум и еще кофе. И чай. И снова кофе. Как только я слопал все, что видели мои глаза и мой желудок запищал о пощаде, и я откинулся на спинку скамейки, мои мысли начали вращаться по обычному маршруту: куда бежать, с кем законнектиться,
