Чердаклы - Валерий Шемякин

Она особо не задумывается о своих снах, хотя бывает такое чувство, что ей в голову всадили всю эту кинопанораму, словно кто-то пытается таким образом куда-то ее направить. И ради чего? Окончательно ее разбудил нарастающий шум с трассы. Несколько огромных черных тачек сворачивают с виадука, за ними – серенькая, какая-то неприметная, но длинная «Лада», а следом бесконечные мерседесы, бумеры, крайслеры, мастодонты, бронтозавры…

По налившемуся фиолетовым ожиданием небу плывут гигантские подушки, одеяло, перина. Подушка невероятных размеров, перина высокая, толстая. Над лесом в огненном сиянии поднимается фонтан птичьих перьев. В конце колонны – звонкий перестук по асфальту – идет бронетехника. В небе гудят истребители-перехватчики.

Тата выскакивает на дорогу и встает посередине встречной полосы, раскинув руки. Ветер задирает ее расстегнутую рубашку. Первые машины огибают Тату и уносятся прочь. Она падает на асфальт, пытаясь занять собою как можно больший кусок дороги. Резко скрипят тормоза. Она слышит топот тяжелых копыт по асфальту. Приближается стадо бизонов. Чьи-то стальные клешни хватают ее за руки, за ноги и волокут в сторону. Пустите! Пустите! Отдайте письмо президенту! Выхватывает конверт и трясет им в воздухе. Конверт исчезает, а сама она уже сидит за решеткой в полицейском фургоне…

Достала своими шубами, думает в этот момент Бут, сидя в остановившейся машине, ни на минуту не задумываясь о причине остановки. А как она будет вывозить свою коллекцию? Железнодорожным составом? Он нисколько не удивляется невесть откуда выскочившей мысли – что придется вывозить. Придется и все. А вот когда и куда, черт его знает…

Когда человек достигает высокого положения, его нужно освобождать от жены. Пансионат. Монастырь. Какая разница. Чтобы только ее не было рядом. Сделать такое нормой. Руководитель высокого ранга не должен растрачивать себя на супружеские дрязги. Он должен быть защищен от этого. Изолирован.

Начальник охраны Лысый Якут возвращается и плюхается перед ним в кресло. Бут, не скрывая безразличия, спрашивает: что там? Ненормальная какая-то, отвечает Лысый Якут, упала посреди дороги и валяется, ничего серьезного, Григорий Иванович.

Это моя жена Катерина валяется там, на дороге, почти неслышно сообщает Бут своей ненаглядной крысе, выражает протест против моего нежелания одобрить песцовую шубу, настаивает теперь на бельковой, а чтобы мужа как следует проняло, натянула на себя что-то непотребное – цигейку какую-нибудь, кролика или, как его там, мутон. Ему кажется, он даже слышит рыдания супруги. Рите это явно не нравится – она покусывает его палец в кармане, он тихонько гладит ее, и она обвивает палец хвостом. Катерина валяется на дороге. Как загнанная лошадь. Подрагивает во сне, хлюпает ртом, сопит, свистит и даже жужжит…

Изредка открывает глаза, смотрит в небо и горестно завывает моржихой, задавившей во сне детеныша… Была такая игра, военно-патриотическая, «Зарница». Он, комсомольский вожак, возглавлял армию мальчишек. Когда узнал, что с противоположной стороны участвуют девчонки и генеральшей избрали маленькую Галю, на его взгляд, совсем беспомощную семиклассницу, он отказался сражаться, точнее – возглавлять свое воинство. Наблюдал как бы со стороны. И эта его пассивность обернулась вдруг столкновением враждующих сторон. Она тоже отказалась быть полководцем. Сколько ее ни уговаривали. Он чуть посмеивался, но чувствовал, что и этот отказ несет в себе элемент вызова…

А что это у тебя там, спрашивает он у Лысого Якута, ты бумагу какую-то в карман заталкивал? Извините, Григорий Иванович, не успел… И, чуть наклонившись, произносит: еще минуту стоим, Сейдамет, ко мне… Дай сюда, говорит ему Бут. По внутренним правилам, говорит главный охранник… Дай сюда, перебивает его Бут.

Он забирает из рук генерала конверт, вытаскивает из него вчетверо сложенные листы бумаги, разворачивает и начинает читать. Проект экологически чистой резервации… Разрыв бесконечной цепи непреодолимого потребления… Устранение зависимостей… Уничтожение современного крепостничества… Чиновник, призванный из всего делать деньги и платить оброк своему синьору… это наркотическое рабство…

Движение возобновляется – еще полчаса и президентский кортеж достигнет Волжского Утеса. На, читай, Бут сует бумагу назад – Рюрикову, – вслух читай, у тебя хорошо получается. Рюриков с недовольной миной на лице читает, без всякого выражения, без малейшей интонации:

…в одиночку. Только в одиночку. На земле еще хватит места, чтобы эти люди одновременно уединились, отключили всякую связь, потерялись, не имели бы возможности позвать на помощь и быстро вернуться домой. И чем более человек статусный, тем более одиноким он должен оказаться. Вне привычного уклада, вне обычных дел, каждодневных забот. Забыть обо всем, все становится неважным. Выкинуть себя из человеческого мира. Проверить, кто ты и на что ты способен. Посмотреть, что вокруг, вне привычного контекста. Сколь долго возможно выдержать эту немыслимую изоляцию. И вернуться другим. Каким? Вот это и будет ответом на вопрос: что дальше? Такое одиночество просто не может не дать энергию, обратную той, что заставляет людей жить ради потребления…

Забавно, произносит Рюриков, тут вот на обороте еще что-то рукой приписано. Дай сюда, говорит Бут. Забирает листок, переворачивает и с трудом разбирает: Впрочем, вы и так абсолютно одиноки, г-н президент – у вас нет друзей, нет близких, нет любви, и я готова избавить вас от одиночества. Пора. Потом будет поздно…

Зиновий Давыдов

Выборы прошли. Как и планировалось, Тимур провел в Думу десять человек. Впервые Зина увидел танцующего от радости Сенотрусова. Мокрые кудри, красная лысина, зрелище не из приятных, шеф был пьян, изображал верблюда и звал Тату покататься на нем, а Тата ломалась, как какая-то фря: ну что вы, полковник…

Почти сразу во фракцию Самокат 15+ записались почти все депутаты, кроме старого спикера, которого на новый срок спикером не избрали, и он перестал являться на заседания Думы. Ни одного заседания не посетил и Федя Бабарыкин…

Теперь можно и забить. Не снимая сапог, Зина валяется на диване и слушает, как две дурочки – его и Сенотрусова, – пользуясь корпоративным безлимитом и бесконтрольностью хозяев, самозабвенно перемывают косточки персоналиям из весьма обширного списка.

ДУРОЧКА-ДАВЫДОВ: Наша-то красавица снюхалась с каким-то трубочистом в лампасах. Бегает по чердакам, верещит от радости. Не ведает, блудяшка, в чьи лапы попала.

ДУРОЧКА-СЕНОТРУСОВ: А кто? А что? Мой не в курсе, он ведь тоже: Тата, та-атушка, тату-ушка…

Д-Д: Перемолвилась тут случайно с одной хиповатой москвичкой: говорит, трюкач этот, фокусник – главный в России по бесследным пропажам. Так замурует – концов не найдешь. Говорит, эшелонами вывозит людей в Бодайбо и перерабатывает на органы. Там у них биржа. Потом, говорит, на ракете в Австралию. Или в Австрию…

Д-С: Тату – на органы? Ужос!!! Ужос!!! Я же предупреждала: неразбавленный уксус не полезен для здоровья.

Д-Д: Вскружил голову. Как же – альпинист, генерал, биотехнолог…

Д-С: Биотехнолог? Значит, на все способен. Биотехнология творит удивительные вещи! Говорят, уже стали появляться совсем здоровые дети с дополнительными органами, как парными, так и изначально непарными. Это такой резервный фонд, чтобы избавиться от очередей за имплантантами. Вплоть до поджелудочной железы. Не говоря уже про мочевой пузырь. Даже, говорят, стали закладывать при зачатии двойной скелет, весь тазобедренный узел. Исправляют ошибки эволюции. Кстати, среди парнокопытных недавно обнаружены первые аутисты…

Давыдов морщится. Может показаться, что это сам Сенотрусов говорит за стенкой – давыдовская дурочка, будто глухая старуха, настраивается всегда на максимально громкий режим.

Д-Д: Да что там парнокопытные, ты знаешь, что толстый Тимур родился с двумя желудками? Это обнаружили еще до Афганистана. Медики ему говорят: давай второй желудок удалим, но Тимур уперся – жалко ему стало. А ведь уже тогда использовали обмен парными органами. До непарных дошли позже.

Д-С: Этот Бабарыкин, который пропал. Вот у кого органы!!!

Д-Д: Ага. А деньги украл!

Д-С: У кого? Сколько?

Д-Д: Ему английская королева на очередное путешествие прислала в фунтах. Он наобещал, а в путешествие не пошел. Теперь скрывается. С девочками – по фазендам. А вот еще случай. Знаешь такого Некрозова?

Д-С: Нет, а кто это?

Д-Д: Вроде бы доктор, а на самом деле шарлатан. Вот он, говорят, родился вообще без пищеварительной системы, даже без пищевода. Ему впрыскивали что-то, а потом смонтировали прямо на теле перерабатывающую установку. Ну, там – ректификатор, возгонка, уловитель шлаков, все такое…