Собрание сочинений (Том 2) (-) - Алексей Толстой

На это Анюта ничего не ответила, вздохнула только и попросила:

- Варя, погадай мне.

Иван Васильевич, сощуря глаз, вытянул шею и увидел: на ковер вступила босая нога и пролетел за нею белый подол юбки...

Варя принесла карты и, раскладывая их, заговорила:

- Ну что гадать - только расстраиваться... Конечно, и для нас придет день, как и для всякой девушки, так уж лучше не думать о нем, не ждать, оттягивать... Из умных станем мы обыкновенными, из прозорливых - слепыми... Узнаем и роды и смерть... Но что это - смотри, как легли карты! Тебе грозит опасность. На сердце красный валет. Ты что-то скрыла, Анюта, будто вблизи нас злая воля. Враг... Туз. Постой, я разложу еще...

Стало вдруг очень тихо. И за окном и в комнате. Шелестели только листья... Вдруг Варя воскликнула с испугом:

- Смотри, опять те же карты! Рукой моей кто-то водит...

- Покажи, покажи...

- Нельзя... Я чувствую, кто-то у нас за окном... Вслед за этим слышно было, как на ковер прыгнули девичьи ноги; занавес, отогнутый пальцами, распахнулся, выпустив свет в густую листву, и через подоконник перегнулась Варя; две косы ее упали наперед, шея вытянулась. Она вскрикнула и взялась за раму: из листвы глядело на нее усатое лицо с блестящими глазами.

4

Если бы Иван Васильевич был на земле или невысоко над ней, он спрыгнул бы и удрал конечно. Но сейчас он вцепился только покрепче в ветви и молчал...

- Кто вы? - спросила Варя...

- Аи! - крикнула изнутри Анюта...

- Я случайно сюда попал, - ответил, наконец, Кремер, - хотел передать туфельку - вы потеряли ее...

- Это - моя, дайте сюда! - воскликнула Анюта и появилась в окне рядом с сестрой. Обе они были в ночных кофточках и белых юбках... У Анюты золотые волосы были окручены вокруг головы, щеку ее и ухо заливал свет лампы, худощавое лицо Вари осталось в тени...

- Дайте туфлю и убирайтесь, - сказала Варя, - иначе я позову на помощь...

- Что ты, все услышат, стыд какой! - перебила Анюта. - А вы не свалитесь? Ведь это вы приехали сегодня на тройке?.. Господи, какой смешной, полез на дерево...

И, хлопнув ладошами, она принялась смеяться... Кремер поглядел вниз: под деревом, ворча, уже сидели собаки...

- Ну, уж я теперь ни за что не слезу, - сказал он, - извините, я подслушал ваш разговор...

- Какая гадость, - воскликнула Варя...

- Нет, отчего же, я бы на вашем месте пригласил советчика... Вопрос очень сложный...

- Он еще рассуждает" - перебила Анюта, - а вам удобно сидеть?

- Превосходно... Мне кажется, что ваша сестра немного ошибается: я никогда не понимал отшельников; по-моему, они - эгоисты и все; если у вас есть сокровище - отдайте его поскорее нам грешным. Что бы стало, если бы все девушки заперлись в терему...

- Вот. слово в слово весь вечер ей толковала, - сказала Анюта...

- Молчи, молчи, - прикрикнула Варя, но сестра уже села на подоконник, охватив колено, и продолжала: - Как папа умер, Варя принялась ходить в церковь, служить обедни и решила, что мы не должны быть такими, как все... А я - самая обыкновенная, вроде нашей Анисьи.

- Боже мой, что ты говоришь, - опять перебила Варя, прислонясь с другой стороны к окну, - послушайте, сударь, если вы только человек, убирайтесь; это неприлично, это неслыханно, этого не бывает...

- К несчастью, убраться могу только через вашу комнату...

- Давайте руки! - сейчас же воскликнула Анюта; Иван Васильевич почувствовал в своей руке и вокруг кисти горячие ладони, изловчился и с ветки прыгнул на подоконник и в комнату. Анюта смеялась этому, тряся пальцами. Варя же, гневная, с пылающими глазами, раскрыла дверь, повторяя:

- Уходите, уходите, не оглядывайтесь...

Иван Васильевич все-таки оглянулся. Комната была белая, с двумя кроватями и кружевным туалетом; на ковре валялись рассыпанные карты.

- Хотите, я вам погадаю, - сказал он, мигнув от такой наглости.

- Убирайтесь, - топнув ногой, повторила Варя.

- Нет уж, если он действительно так нахально поступил с нами, пусть останется в круглые дураки играть, - ответила Анюта, соскальзывая с окошка.

Варя сейчас же повернулась, взяла соль, понюхала и сказала:

- Все равно я отсюда не уйду... А Кремер спросил:

- Если я проиграю, то что?

- То вы останетесь у нас до тех пор, пока мне не надоест! воскликнула Анюта, присев над рассыпанными картами.

Когда неслышно подошла по коридору тетушка, взволнованная необычайной возней наверху, и отворила дверь, брови у нее поехали вверх, глаза замигали и задрожал дрожью старушечий подбородок. У стены, заложив руки, стояла Варя, как всегда, но кривила тонкие губы усмешкой. Анюта же, повалясь на кресло, охала и топала ногами, а посредине комнаты на ковре сидел Иван Васильевич в ночном чепце...

- В дураках, в дураках, ни разу не выиграл, - проговорила Анюта, вскочила, поцеловала тетушку и прошептала громко: - Почему вы раньше не говорили, что на свете такие смешные люди живут? Знаете, на что мы с ним играли?.. Если я выиграю...

- Да, я действительно проиграл, - ответил Кремер. Тетка перевела глаза на Варю, которая пожала плечами и отвернулась, как бы утверждая: "Я всегда от нее ожидала этой низости".

- Дураки дураками, а стыд какой, ночью по окошкам лазить, идите спать, сударь, - твердо проговорила тетушка и, выведя в темный коридор гостя, стала строго на него смотреть.

- Удивительная, знаете, эта игра в круглые дураки, - начал Кремер шепотом.

- Нет, уж сама вижу, что дело нешуточное... Спасибо вам, батюшка, ведь к нашим-то дурам только смехом и можно было пробраться, - перебила тетушка, - все ведь девушки своенравные, а наши пуще того... Ну а теперь, слава богу, женитесь, батюшка, на здоровье...

- То есть вы как это, ого... - начал Иван Васильевич; подумал минуту и, взяв тетку под локоть, окончил деловито, - пожалуй, вы правы... Сейчас соображу...

ТРАГИК

А. В. Кандаурсвой и К. В. Кандаурову в знак дружбы.

Заблудился я потому, что ямщик, старый солдат, служил когда-то в Ташкенте и ходил на Аму-Дарью. Всю дорогу, повернув ко мне прикрытое чапаном костлявое равнодушное лицо, пытался он рассказать про давнишнее. Но из всего припомнил только, что на песках растет куст саксаул, такой твердый - ногу напорешь.

Должно быть, ему и самому было обидно, что забыл он про чудесную страну, разъезжая на облучке в февральские вьюги, и на мои вопросы отвечал со вздохом: "Запамятовал, барин, а видел много всего".

Когда же вокруг стемнело и я сказал: "Послушай, мы, кажется, без дороги едем", - ямщик долго молчал, потом ответил: "Темнота; где ее тут разберешь, дорогу". И уже долго спустя, когда появился впереди нас красноватый огонек, ямщик сказал еще:

- Выбились, а я полагал - замерзнем.

Завязив лошадей и перепрокинув сани, мы подъехали, наконец, к балкону с колоннами и двумя полукруглыми окошками наверху, откуда шел заманивший нас свет.

- Ах, пропасть! Это, барин, - Чувашки. Доведется нам гнать до села! проворчал ямщик, слезая с облучка.

- А здесь разве нельзя переждать?

- Можно, отчего нельзя.

Я вылез в снег, а ямщик, сняв рукавицы, захватил из саней сена, отнес на балкон, отпряг коренного, ввел его по ступенькам и за колоннами привязал к дверной ручке.

- Он у меня зябкий: пристяжных у саней можно оставить, а коренной очень обидчивый, - сказал ямщик...

- Как ты так распорядился, веди лошадей на конюшню.

- Нет, - ответил он, - не поведу; в усадьбе один конь, и того в дому держат - конюшни провалились. Да вы не сомневайтесь, заходите, погреетесь.

И он повел меня между высоким сугробом и облупленной стеной к небольшому крылечку, через которое мы зашли внутрь, в темноту. Я передвинул кнопку электрического фонарика, и белый, овальным конусом, свет открыл передо мной длинный штукатуренный коридор и в глубине ударился в стеклянную дверь, всю в инее.

- Идите прямо, - сказал ямщик, - за дверью там у них лесенка устроена. Прямо к Ивану Степанычу попадете, а я около коней покручусь, - и, уходя, он добавил: - Разве мыслимо этакий дом натопить? И так половину сада спалили...

За стеклянной дверью нашел я винтовую лесенку и, треща морозными ступеньками, поднялся наверх в круглую залу с мозаичным замусоренным полом, полуколоннами, подпирающими шатровый потолок, и хрустальной люстрой, задрожавшей от моих шагов.

Освещенные фонариком, появились между колонн шкафы, полные книг; дверцы одного были раскрыты, и на полу валялись несколько томов: должно быть, их вытаскивали охапкой и они падали по пути. Пока я оглядывался, в глубине левой анфилады комнат хлопнула дверь, раздался гулкий голос, навстречу мне понеслись мягкие поспешные шаги, и я разглядел человека небольшого роста, без шапки и в пальто; ладонью он заслонял на бегу свечку, и, когда остановился неподалеку, свет озарил бритое его оплывшее лицо и черные круглые глаза.

- Вот обрадовал! - воскликнул он необыкновенно задушевным голосом, назвал мою фамилию и принялся трясти свободной рукой за руку. - Скучища невероятная, и все печи развалились, - ючусь в угловой, топлю книжками; представьте, бегу сюда, и вдруг встреча. Пожалуйте, дорогой мой...