Друиды (ЛП) - Лливелин Морган

Это не была какая-нибудь любовная песня. В ней вообще не было слов, только чистая мелодия, хоровод звуков, кружащихся вокруг наших тел. Мне показалось, что и мой член включен в мелодию, он тоже играет в происходящем важную роль. Я вдруг понял, что это не пение. Просто я начал слышать так же, как тогда, в лесу слышал голос ночи.

Энергия, о которой говорил Менуа, текла через меня, била из меня фонтаном, а Сулис продолжала издавать низкие вибрирующие звуки и все гладила меня, пока наслаждение от ее касаний не стало пыткой.

Если меня сейчас не освободят, я лопну, как перезрелый фрукт. А освобождения все не было. Была только Сулис, ласкающая меня и поющая свою странную песню без слов. Иногда она проводила по моей коже ногтями, иногда ее распущенные волосы проходились по всему моему телу, щекоча кожу. Сила все росла и росла во мне, причиняя теперь уже нестерпимую боль. Против воли, тело мое начало выгибаться. В тот же миг четверо друидов схватили меня за руки и за ноги, удерживая на месте. Менуа взял мою левую руку. Я повернул голову, чтобы взглянуть на него. Капюшон друида был откинут, глаза закрыты, а губы двигались, словно вторя напеву Сулис. Сила текла сквозь меня, обжигая внутренности, вплетаясь в ритм пения, собираясь в огромный шар, впитывая в себя силу Рощи, готовая вот-вот взорваться вместе со мной. Сильнейший спазм снова выгнул дугой мою спину. Я не выдержал и закричал. Сулис замолчала. Деревья вокруг нас закружились, сила ринулась из меня, подобно копью, яростно брошенному во врага. Магический импульс устремился вдаль, туда, где наши воины уже вступили в схватку. Сила нашла их, влилась в их тела, укрепила ноги и руки, державшие оружие. У меня не было сомнений, что теперь все будет хорошо, они вернутся с победой.

Они вернулись победителями. Сеноны были разбиты и отступили в свои земли на северо-востоке. Наши воины не стали их преследовать. Они вернулись домой, чтобы отпраздновать победу.

Тарвос разыскал меня, чтобы рассказать о битве. Он был ранен, и даже дважды. Копье рассекло мышцы предплечья, а меч полоснул по щеке, оставив глубокий след от брови до челюсти. Раны были хотя и не смертельные, но серьезные. Я тут же потащил Тарвоса к Сулис, нашел ее и попросил позаботиться о Быке. Она обработала раны, наложила на руку повязку, смоченную травяным настоем, а с раной на лице возилась долго. В ход пошли сушеные овечьи почки, размоченные в молоке. Сулис старалась сделать будущий шрам как можно меньше. Я наблюдал за тем, как осторожно она касается скулы воина, вспоминал совсем другие прикосновения и завидовал Тарвосу с его ранами. Наконец, целительница отпустила нас, и я привел Тарвоса к нам в дом. Конечно, я собирался угостить его вином и самым подробным образом расспросить о битве.

Войдя, он тут же уселся у стены, оперся на нее спиной и осторожно потрогал щеку.

— Совсем не болит, — произнес он удивленно.

— Ну и хорошо, — кивнул я. — Так что ты говорил о битве?

— Ах, да. Очень много шума. Шум мне запомнился лучше всего. На войне всегда так, Айнвар. Все орут, ругаются, мечи звенят, щиты сталкиваются, все это сливается в единый грохот такой силы, что, кажется, сейчас камни треснут. А я... ну, что я? Делал то, что и всегда. Кинулся в самую гущу и постарался, чтобы шума стало еще больше.

— Зачем? — опешил я.

Он попытался пожать тем плечом, которому меньше досталось.

— Это обычное дело. Помогает, знаешь ли. Все так делают. Пока ты бежишь и орешь, ты не думаешь, как-то и сомнений не возникает, что все будет хорошо. — Он вздохнул и поморщился, видимо, раны все-таки причиняли ему боль. — Пока идет бой, пока ты в гуще схватки — важно только это, все остальное побоку.

Тарвос уже давно ушел, а я все сидел и думал. Позже, уже на празднике в честь победы, я передал Менуа слова воина. Друид не удивился.

— Шум — это звук, а звук — это определенная структура, а структура — это определенный рисунок, — как-то мимоходом объяснил он. — Все в мире подчинено гармонии: и звезды в небе, и наше тело на костях — все отзывается определенным образом. Каждый звук порождает эхо. Звук был раньше человека, даже раньше леса. Звук расходился от Первоисточника кругами, как расходятся круги по воде от брошенного камня. — Менуа задумался. — Звук ведет нас из жизни в жизнь, — продолжил он минуту спустя. — Умирающий все еще слышит, даже после того, как глаза его закрылись в последний раз. Он слышит звук, который ведет его к следующей жизни, поскольку Источник Всего Сущего продолжает играть на арфе творения.

Я в который раз поразился знаниям главного друида. Тысячи лет наблюдений, исследований, размышлений хранились в этой удивительной голове...

Наши воины взяли в плен около тридцати сенонов. Их привели в деревню с хомутами на шеях. Наши люди встречали их презрительными выкриками, как и должно по отношению к воинам, позволившим попасть в плен вместо того, чтобы с честью пасть на поле боя. Всех их передали друидам. Нанторус, передавая пленных Менуа, обратился к нему с просьбой.

— Я отправляюсь в Ценабум, — сказал он. — Но до отъезда хотел бы допросить одного из этих людей. Мне сказали, что он из эдуев, а до того служил наемником у одного из сенонских вождей.

— Так что же он бежал от своих? — Менуа вопросительно поднял бровь.

— Кажется, он чем-то сильно провинился и боялся суда друидов. Но это мне не интересно. Он может рассказать о том, что там у эдуев происходит с римлянами. А вот это мне очень интересно. До меня дошли слухи о том, что среди воинов эдуев есть и римские солдаты. Это важно. Может этот эдуй поведает нам что-нибудь интересное...

— Хорошо, — кивнул Менуа. — Мы допросим его вместе. Мне тоже интересно его послушать.

Про меня никто не вспомнил. Я подумал, что если сделаю вид, будто имею полное право присутствовать при допросе пленного, никто не станет возражать. Поэтому я последовал за Менуа и королем в сарай, где держали захваченных воинов. Нужного человека тут же указали его товарищи, и стражники увели его в отдельный сарай для допроса.

Здесь было тесно и сильно пахло красителями для шерсти. Охранник втолкнул пленника внутрь и отступил назад, пропуская Нанторуса и Менуа. Я с независимым видом вошел вслед за ними. Воин у дверей бросил на меня равнодушный взгляд. Он хорошо знал ученика главного друида.

Увидев человека в плаще с капюшоном, пленник смертельно побледнел.

— Не убивай меня, — просипел он с сильным акцентом.

— Могу и убить, — равнодушно ответил Менуа. — А могу и не убивать. Ты позволил схватить себя. Теперь ты в моей власти. Никто не избежит суда друидов.

Похоже, пленник понял намек Менуа. В глазах его мелькнула хитринка. Это был худой, жилистый человек с длинными каштановыми волосами и выступающими вперед зубами.

— Один раз мне все же удалось избежать вашего суда, — проворчал он себе под нос.

— Ошибаешься, — холодно сказал Менуа. — Ты просто отсрочил неизбежное. Сколько бы ты не бегал от суда друидов, тебе не уйти от того, что тебе предназначено.

— Я тебя не понимаю, — угрюмо ответил пленник.

— Это не важно. — Главный друид говорил тяжелым глухим голосом. — А теперь подумай вот о чем. Ты можешь сильно навредить себе, а можешь и помочь. Но для этого тебе придется ответить на несколько вопросов.

Нанторус, нетерпеливо наблюдавший за этой сценой, не выдержал.

— Расскажи, что ты знаешь об отношениях вашего племени с римлянами.

Эдуй опять взглянул на вождя хитрым глазом.

— Ну, сеноны торгуют с римлянами. Немного.

И тут Менуа рявкнул так, что стражник, стоявший у дверей подпрыгнул и выставил перед собой копье, хотя врагов поблизости не наблюдалось.

— Тебя не о сенонах спрашивают! — прорычал Менуа. — Кого ты хочешь обмануть? Твой акцент яснее ясного говорит о твоем племени. Тебя спросили о римлянах и эдуях! Отвечай! Имя!

Если поначалу пленник надеялся морочить нам голову, то теперь сник. На нем был только рваный боевой кильт, ребра ходили ходуном и каждый удар сердца выдавал его волнение.