Золото Виннету - Карл Май

— Сэр, покажите мне краснокожего, которого вы убили!

У кондуктора забегали глазки.

— Как мне вас понимать?

— А так и понимайте! — взревел разъяренный Сэм. — Все вещи убитых лично вами индейцев принадлежат лично вам, но на остальные лучше не зарьтесь!

— Сэм, не портите им удовольствие, — шепнул я ему. — Нам же все это не нужно.

— Черт с ними, пусть грабят трупы, — уступил Сэм и, повернувшись к кондуктору, добавил: — Но не вздумайте прикоснуться к скальпам, их вы не заслужили!

— Вон там, в кустарнике, — вмешался я, — лежит тело убитого обходчика, заберите его и предайте земле. Негоже бросать его здесь на корм стервятникам.

Когда со всем этим было покончено, поезд тронулся, набрал скорость и быстро исчез в темноте. Через несколько минут мы уже не слышали даже перестука колес. Я и Сэм остались одни в огромной тихой прерии.

— Что теперь, Чарли? — спросил Сэм.

— Спать, — ответил я.

— Вы думаете, индейцы не вернутся сюда?

— Думаю, нет.

— Вот ведь незадача! Я-то считаю, что Фред Морган вернется сюда обязательно, хотя бы для того, чтобы отыскать лошадь и свои драгоценные безделушки.

— Сомневаюсь. Разве можно найти лошадь, умчавшуюся в прерию от пожара? Кроме того, он уже знает, что здесь, кроме героев железной дороги, есть люди, с которыми справиться не так легко и от которых следует держаться подальше.

— Но ведь и он узнал меня, и ему наверняка захочется пустить мне пулю в лоб или воткнуть нож под лопатку.

— Для этого надо будет еще нас выследить. По крайней мере, до утра нам ничего не грозит.

Мы сели на лошадей, отъехали на милю от железной дороги, туда, где трава не выгорела, завернулись в одеяла и улеглись спать.

Я сильно устал и уснул, едва положил голову на седло. Сквозь сон я слышал стук колес поезда, но так и не проснулся.

Когда я открыл глаза, уже начинало светать. Сан-Иэр сидел рядом, его лицо расплылось в широкой довольной улыбке: он курил сигару, подаренную ночью кем-то из пассажиров.

— Доброе утро, Чарли! Сегодня я действительно вижу разницу между настоящим табаком и тем зельем, что вы готовите под седлом. Закурите и вы сигару, а потом возьмемся за дела. О завтраке и думать не стоит, пока не найдем воду.

Я с не меньшим удовольствием закурил настоящую сигару и сел рядом с Сэмом.

— Как поедем? — спросил Сэм.

— Вернемся к месту засады, а оттуда двинемся кругами, чтобы напасть хоть на какой-то след.

— В дорогу!

Однако все наши поиски были напрасны. Утренний ветер развеял пепел, и, как мы ни старались, не нашли ни одного отпечатка.

— Черт бы побрал этот ветер! Если бы не письмо, что бы мы теперь делали? — чертыхался Сан-Иэр, которому не терпелось добраться до Фреда Моргана. — Пора ехать на Рио-Пекос, но сначала я должен сообщить краснокожим, кому они обязаны вчерашним удовольствием.

И, пока я отдыхал, лежа на насыпи, он ловко орудовал ножом, переходя от мертвеца к мертвецу и оставляя на каждом из них свое клеймо.

— В путь! — воскликнул Сэм, покончив со своим ужасным делом. — До воды далеко. Любопытно, кто легче переносит жажду, моя Тони или ваш мустанг?

— Думаю, ваша Тони. Я тяжелее вас.

— Безусловно, Чарли, вы тяжелее меня, но у моей Тони больше мозгов, а это тоже чего-нибудь да стоит. Не моя вина в том, что Фреду Моргану удалось улизнуть живым. Но в том, что вожди остались целехоньки, виноваты вы, и только вы. Не будет вам моего прощения, пока вы не поможете мне поймать обоих Морганов.

Глава II. СТЕРВЯТНИКИ ЛЬЯНО-ЭСТАКАДО

Между Техасом, Нью-Мексико и индейскими владениями в отрогах гор Озарк, в нижней и верхней Сьерра-Гуадалупе и на плато Гуальпа лежит огромная и страшная часть страны, которую без преувеличения можно назвать Сахарой Соединенных Штатов. Высокие холмы отделяют ее от верховьев Пекос и истоков Ред-Ривер, Сабин, Тринидад, Бразос и Колорадо.

Пустынное однообразие сухого раскаленного песка кое-где сменяется столь же раскаленными скалами. После дневного испепеляющего зноя наступает холодная ночь. Даже самая неприхотливая растительность не может прижиться в этих Богом проклятых местах. Ни одинокая гора, ни зеленеющее каменистое ущелье, по которому после дождя бегут потоки воды, не прерывают здесь, как в Сахаре, мертвого однообразия пустыни. Здесь нет ручьев, питающих своей живительной влагой оазисы, и усталому страннику негде отдохнуть после трудного многодневного пути.

Пустыня открывается перед вами внезапно: стоит спуститься с поросших лесами горных отрогов, и вот уже без всякого перехода, без степи с чахлым кустарником и пожухлой травой перед вами простираются пески, лишенные жизни. Повсюду видна смерть в разном обличье, но одинаково ужасная и беспощадная. Только кое-где встречается одинокий мескитовый куст с редкими листьями, словно вырезанными из дубленой кожи — дьявольская насмешка над людьми, тоскующими по зелени. Но еще хуже рожденные к жизни неведомо какой силой серые, безобразные кактусы, покрывающие иногда огромные пространства. Горе опрометчивому всаднику, сунувшемуся в их заросли: твердые, как сталь, тонкие иглы изорвут в кровь ноги лошади, перережут сухожилия, и несчастное животное больше никогда не сможет ходить. Хозяин будет вынужден бросить его и добить, чтобы оно не погибло медленной, мучительной смертью.

Однако ужасы пустыни не остановили человека, и он отважился шагнуть в ее пределы. Через пустыню пролегли дороги, ведущие к Санта-Фе и к форту Юнион, вверх, к Пасо-дель-Норте, и вниз, к зеленым прериям и богатым водой лесам штата Техас. Но сколько бы вы ни искали здесь то, что принято называть дорогой, вам не удастся ее найти. Здесь иногда проезжает одинокий всадник, следопыт или разведчик, отряд отчаянных сорвиголов, готовых как на доброе, так и на злое дело, но чаще все-таки на злое. Изредка в тишине слышится скрип колес: длинный караван фургонов, запряженных волами, медленно ползет вперед. Ветер несет песок, и уже через полчаса на земле не видно следов копыт и колес. Люди, решившиеся пересечь пустыню, сами выбирают путь и держатся нужного направления по известным им приметам. Чем больше песков, тем меньше примет, и вскоре уже даже самый опытный и острый глаз не замечает вокруг ориентиров, поэтому дорогу обозначают колышками, вбитыми в землю.

Несмотря на то, что по размерам эта пустыня не может сравниться ни с Сахарой, ни с Гоби, она собирает кровавую жатву во много раз более обильную, чем африканские и азиатские пески. Кажется, что она не может насытиться, и чем больше человеческих жизней уносит, чем более жадно и яростно набрасывается на свои жертвы. Брошенные разбитые фургоны, седла, скелеты животных и людей, высушенные солнцем и выбеленные песком, возникают на пути и рассказывают леденящие душу истории своим немым безмолвным языком, так сильно действующим на воображение. В небе кружат стервятники, терпеливо наблюдающие за путником. Они знают, что не останутся без добычи.