Валентин Серов - Игорь Эммануилович Грабарь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Софья Михайловна Драгомирова, ныне Лукомская, очень хорошо рассказывает о том, как этот этюд-портрет был свидетелем роста Серовской славы. Он долго висел вместе с Репинским портретом в Киеве, в доме Михаила Ивановича Драгомирова, командовавшего в то время войсками Киевского округа. Приезжавшие в Киев петербургские гости генерала в начале 1890-х годов всегда справлялись о Репинском портрете: «говорят, у вас есть замечательный портрет вашей дочери, написанный знаменитым Репиным?» Гостя водили показывать портрет. «А это кто писал? – спрашивали обыкновенно, указывая на висевший тут же Серовский портрет. «Это, так, один ученик Репина». На это следовало равнодушное «а-а!» Несколько позже, имя этого ученика уже громко называлось, а еще через некоторое время приезжие из столицы прежде всего осведомлялись: «а скажите, это правда, что у вас есть прекрасный портрет Серова с Софьи Михайловны?» И уже потом спрашивали, останавливаясь перед Репинским: «А это чей»? Так слава ученика постепенно догнала славу учителя, и в конце концов переросла ее.
В начале зимы Серов поехал в Москву, и поселился в мастерской у Саввы Ивановича Мамонтова. Эта мастерская, на Спасской Садовой, была настоящим художественным клубом, так как гостеприимный хозяин был сердечно рад каждому даровитому художнику, находившему здесь не только радушный прием, но и кров и постоянную помощь. В огромной мастерской, смахивавшей скорее на какой-то сарай, чем на приют муз, Серов встретился с Врубелем и Константином Коровиным, жившими у Мамонтова. Еще раньше, в 1886-1887 г. Врубель приезжал в Москву из Киева и навестил своего академического приятеля в Остроуховской мастерской. Серов уже тогда очень высоко ценил исключительное дарование Врубеля, и к этому времени относятся некоторые Серовские эскизы, навеянные акварелями этого мастера. Врубель тогда очень бедствовал, и Серов познакомил его с Саввой Ивановичем Мамонтовым, изъявившем готовность поддержать его друга, но вскоре Адриан Викторович Прахов выписал художника обратно в Киев, и ему неожиданно пришлось покинуть Москву. Коровин давно жил у Мамонтова, и с этого времени у них с Серовым завязалась тесная дружба, которая не прекращалась до последних дней жизни Серова.
Зиму он прожил в Мамонтовской мастерской, и это чудесное Рождество 1889-1890 г. вспоминал потом всю жизнь. Оно рисовалось ему в каком-то артистическом угаре: певцы, певицы, художники, постоянная музыка, пение, непрестанные сеансы, во время которых художникам позируют красивые женщины, неумолкаемый шум, смех и гомон, обильные ужины, речи и вино.
На Рождество того года Серову согласился позировать сам Мазини, баловень оперной сцены. Начатый тогда же портрет его был закончен только в начале февраля, и произвел на всех большое впечатление. Видевшие его тогда вспоминают до сих пор о разговорах, вызванных этим портретом. Сам Серов был им не слишком доволен, и написал по этому поводу забавное письмо жене: «Портрет идет – если не вышел – недурно, т. е. похоже, и так вообще, только сама живопись мне не особенно что-то: цвета несвободные. Всем нравится, начиная с самого Мазини, весьма милого в общежитии кавалера. Предупредителен и любезен на удивление, подымает упавшие кисти, в роли Карла V и Тициана. Но что приятнее всего, это то что он сидит аккуратно два часа, самым старательным образом. И когда его спрашивают, откуда у него столько терпения, он заявляет: отчего ж и не посидеть, если портрет хорош, – если бы ничего не выходило, он прогнал бы меня давно. Мило, мне нравится. [Письмо от 5 февраля 1890 г. (Из семейного архива О.Ф. Серовой)]». Тогда же написан и неоконченный портрет Саввы Ивановича Мамонтова.
Воспоминания о жизни в Мамонтовской мастерской неразрывно связывалось у Серова с Врубелевским «Сидящим Демоном». Когда он приехал сюда из Петербурга, большой холст с начатым на нем Демоном уже стоял в мастерской. Замысел Врубеля невероятно поразил его, хотя он уже раньше, еще в Одессе, видел первые наброски картины. Сначала к «Демону» относились довольно легкомысленно, нередко подшучивая над его композицией и живописью. По словам Серова, хозяин мастерской чувствовал себя иногда неловко и слегка даже совестился, когда случайно заезжал какой-нибудь «трезвый реалист», популярнейший художник, любимец публики, и заставал этот сумасбродный холст посреди мастерской. Однако, вскоре к «Демону» как-то привыкли, он перестал казаться смешным, и к его автору стали проникаться даже некоторым уважением.
На Рождество 1889-1890 г. в семье Мамонтовых лихорадочно готовились к постановке на домашней сцене пьесы «Саул», написанной Саввой Ивановичем Мамонтовым совместно с сыном Сергеем Саввичем. Эскизы для декораций писали Врубель и Серов. Лучше других удалась «Ассирийская ночь», идея которой принадлежала Серову, а Врубель, по словам Серова, «навел лишь Ассирию» на его реальную живопись.
В начале 1890 года другой Серовский приятель, Коровин, получил заказ написать большую картину – «Хождение по водам» для одной Костромской церкви. Сделав эскиз, Коровин пригласил Серова для совместной работы, передав ему все фигуры композиции и оставив себе только один пейзаж, – море и небо. В то время, как друзья обдумывали разные подробности картины и рисовали варианты главной группы, Врубель взял картон с одним из своих проектов занавеса для Мамонтовскаго театра, и на обратной стороне написал на эту же тему ту дивную композицию, которая сначала валялась в Мамонтовской мастерской, потом долго находилась у Коровина, и, наконец, этим последним была принесена в дар Павлу Михайловичу Третьякову. Врубель сделал эскиз с такой волшебной маэстрией и так быстро, что оба приятеля были совершенно подавлены. По словам Серова, Врубель ясно видел их беспомощность по сравнению с ним, и довольно язвительно говорил на тему о том, что настоящему человеку, созданному для монументальной живописи, ее не заказывают, а «черт знает кому – дают». И Серов признавался, что как ни горько было слушать эти слова, он не мог не сознавать, что Врубель прав, и ему было больно и стыдно. Он слишком явно чувствовал все бесконечное превосходство этого человека в мастерстве и умении, и не раз говорил, что «Врубель шел впереди всех и его было не догнать».
Весной Серов с Коровиным поехали в Кострому, где на квартире директора Костромской мануфактуры, заказавшей картину, приятели ее и писали. Тогда же Серов написал в Костроме еще два заказных портрета, по его словам, «настолько плохих, что лучше о них и не вспоминать». О «Хождении по водам» он был тоже весьма нелестного мнения, и очень просил не ездить в эту церковь и не смотреть. Летом картина была готова, и Серов уехал из Костромы прямо в Домотканово, где его ждала жена. Здесь он написал тот отличный большой пейзаж, – «Ели», который находится в собрании Саввы Тимофеевича Морозова и который очень высоко оценил покойный Левитан.