Валентин Серов - Игорь Эммануилович Грабарь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На ряду с деловыми портретами следует выделить большую группу работ личного характера, частью написанных не на заказ, а для себя лично или для друзей. К таким личным вещам прежде всего надо причислить, конечно, портреты, имеющие отношение к семье художника и его ближайшим друзьям. Среди них самым удачным является портрет двух старших сыновей Серова, написанный летом 1899 г. на взморье, на даче Василия Васильевича Матэ, в Финляндии [В 1901 г. Серов купил кусок земли на берегу моря, в нескольких верстах от Териок, около деревни Ино, и выстроил здесь усадьбу. Вначале он очень увлекся покупкой, постройкой дома с мастерской, приобретением всякой хозяйственной утвари. Но в последние годы ему видимо наскучила Финляндия и он очень тосковал по русской – пусть дрянной, но родной деревне]. Эта небольшая очаровательная вещь одно – из самых тонких созданий Серова, в котором он сумел соединить необыкновенную жизненность с каким-то трогательным, чуть-чуть даже сентиментальным – чуждым ему вообще-то чувством, а к самой живописи-новую, широкую манеру письма с деликатностью своих старых работ. К таким же личным относится очень душевный портрет чудесного, дорогого Серову человека Юлия Осиповича Грюнберга (1899 г.), его старого учителя Ильи Ефимовича Репина (1901 г.) и близкого друга Ильи Семеновича Остроухова. Сюда же следует отнести и замечательный по тонкой характеристике, какой-то особенно интимный и славный портрет Софьи Михайловны Лукомской (урожденной Драгомировой, 1900 г.), которую он писал уже однажды в малорусском костюме. Выразительные печальные глаза заинтересовали одного известного европейского невропатолога, случайно увидевшего фотографию с этого Серовского портрета, и он точно определил тяжелое душевное настроение «дамы, позировавшей художнику».
Но лучшим из всех личных портретов Серова является портрет Государя Императора, в тужурке, написанный в 1900 году. Это не портрет для государственных учреждений, не официальный и не парадный, даже «не деловой» царский портрет, это облик Государя в ежедневной домашней жизни, за рабочим столом. Едва ли найдется другой портрет Европейского монарха, который был бы в равной степени лишен неизбежного официального холода. В, творчестве Серова портрет этот по праву должен занять одно из первых мест [Из других личных портретов Серова этого периода следует назвать следующие: акварельный неоконченный портрет старшего сына художника, за столом с книгой (1897 г.); портрет Ф.И. Шаляпина (1897-1898 г., рисунок); акварельный портрет гр. В.В. Мусиной-Пушкиной, на воздухе (1898 г.); два портрета скульптора кн. П.П. Трубецкого (1898-1899 г.), один акварельный и один пастелью блестяще написанный портрет кн. Михаила Николаевича в тужурке (1900), бесподобный, тронутый цветными карандашами рисунок детей Боткина и ряд других].
Из портретов официальных наиболее значительны два: Императора Александра III в датской форме, акварельное повторение которого, не уступающее оригиналу, составляет собственность Государя и Императора Николая II в форме Шотландского полка. Первый написан в 1899 году, несколько лет спустя после кончины государя, по различным материалам, бывшим в руках Серова. Он ездил для этого в Копенгаген и Фреденсборг, где написал несколько этюдов, и сделал немало рисунков. Кроме лица монарха, все сделано с натуры, на месте, с наряженного в императорский мундир солдата, и картина чрезвычайно жизненна по краскам [Оригинал этого портрета, написанного маслом, принадлежит Лейб-Гвардии в Копенгагене. Первоначальный вариант, сделанный в том же году, но несколько раньше, изображает императора совершенно в той же позе, в красном мундире с голубой лентой на фоне моря и Копенгагенской гавани. Этюд из Фреденборга есть в собрании А.Н. Бенуа]. Очень декоративен и красив портрет Императора Николая II в форме Шотландского полка. Серову на очень удалось здесь сочетание красного мундира с зеленым фоном и коричневым мехом шапки [Из других царских и великокняжеских портретов, написанных Серовым, надо отметить следующие: Император Александр III, принимающий рапорт (1901-1902), великий князь Михаил Николаевич (1900)].
Среди парадных светских портретов, написанных Серовым в это время, следует прежде всего назвать портрет кн. Зинаиды Николаевны Юсуповой, начатый в 1900 г. и оконченный в 1902 году. Лучшее в нем – голова, сделанная необыкновенно тонко – одна из наиболее удавшихся Серовских голов. Слабое место произведения – композиция, слишком случайная и недостаточно декоративная для столь крупной и сложной картины. Нет большой, красивой линии и нет архитектуры, но все это с избытком искупается серьезностью и какой-то солидностью чеканной живописи. Гораздо декоративнее, менее ценный по живописи портрет кн. Феликса Феликсовича Юсупова, графа Сумарокова-Эльстон, с красиво взятой лошадью (1903 г.).
Самым значительным Серовским портретом этого периода является бесспорно тот, который написан им с Михаила Абрамовича Морозова. Композиция обычно самое слабое место портретов Серова, вернее, композиция почти всегда отсутствует в них, и только в последний период жизни художник начал уделять внимание этой стороне портрета, а под самый конец даже усиленно культивировать ее. Прежде все усилия его бывали обыкновенно направлены на то, чтобы как-нибудь избежать «сочинительства» в позах, расположении фигур и предметов в преднамеренном распределении пятен света и красок. Отсюда естественная боязнь всяких композиций и даже отвращение к ним: «лучше случайное, потому что оно жизненно и правдиво, чем выисканное, которое всегда надуманно и фальшиво». Однако, жажда случайного превращалась в искание «как-бы случайного», т. е. в сущности, тоже в своего рода композицию «жизненно-случайного», так сказать, в композицию с другого конца. Рассуждая так, Серов был лишь сыном своего времени – таков символ веры импрессионизма и его позднейших отголосков. Надо признать, что во всей европейской портретной живописи едва ли найдется другой пример столь удачного и убедительного применения своеобразной теории «обратной композиции», как именно портрет Михаила Абрамовича Морозова. Жизненно-случайное здесь настолько гипертрофировано, что фигура, вросшая в землю своими упрямо расставленными ногами, приобрела значительность и торжественность фрески; случайно вставшая посреди комнаты модель выросла в монументальное изображение.
В этом портрете есть такие превосходно написанные куски, как например, голова, но уже при беглом взгляде на нее, даже если не знать оригинала, а видеть всего лишь одноцветное его воспроизведение, становится ясно, что Серова захватила здесь не живописная сторона, а сторона выражения, характера. Эта последняя черта портрета настолько ярка, что многие склонны были обвинять автора в намеренном утрировании и называли портрет карикатурой. Это в корне неверно: сгущение, собирание в один фокус разнообразных особенностей данного человека – необходимое условие для того, чтобы явление единичное претворилось в собирательное, а случайно подмеченное приобрело смысл типичного и выросло до размеров символа. Тот подход к портрету, который Серов искал неустанно с тех пор как начал уходить от задач чисто живописных, теперь, в портрете Морозова нашел свое высшее и окончательное выражение. Художник ушел от неувядаемо – прекрасных портретов Мамонтовой и «Девушки под деревом» только потому, что тяга к характеру взяла в нем верх над страстью к живописи. Произведений, равных по красоте тем двум, он