Библия, которую читал Иисус - Филипп Янси

Через несколько минут Моисей, бывший некогда египетским принцем, и правящий фараон вместе смеялись, вспоминая детские забавы. Фараон хлопал в ладоши от радости, и его золотые браслеты и ожерелья звенели в такт. К удивлению стражи, он даже позволил этому бедняку обнять себя.

Когда–то эти двое играли вместе. Потом Моисей навлек на себя гнев прежнего фараона, отца нынешнего. Теперь бывший фараон уже упокоился в невероятной роскоши пирамид. «Мы положили в его гробницу столько пищи и вещей, что ему хватит на всю вечность, — похвастался его сын. — Я уже назначил пятьдесят тысяч рабочих для строительства моей собственной пирамиды. Всегда лучше позаботиться заранее».

Моисей мог получить все, чего хотел, то есть все, что понадобилось бы ему самому, а не его народу. «Подумай сам, Моисей. Поставь себя на мое место. Ни один царь не позволил бы такому количеству работников просто взять и уйти. Мне нужно строить города, водопроводы и крепости». Фараон не стал упоминать об этом вслух, но оба они знали, что еврейские рабы задешево делают самую тяжелую и грязную работу. «Возвращайся во дворец, наслаждайся жизнью, — настойчиво приглашал фараон. — Забудь о той истории с надсмотрщиком. Как прежде отец, так теперь я — Египет, я — утренняя и вечерняя звезда. Если я назову день ночью, так оно и будет. Живи со мной и забудь о евреях».

Но Бог не собирался забывать о евреях. «Я увидел страдание народа Моего и услышал его вопль», — сказал Он Моисею из горящего куста. Моисей тоже был не в состоянии оставить свой народ. В прежние времена предложение фараона могло бы соблазнить его, но не теперь. Моисей со стыдом оглядывался на те дни, когда он называл отцом человека, истребившего еврейских детей. После сорока лет в пустыне он с ужасом и отвращением глядел на рабский труд. И Моисей бросил вызов. Он вызывал на бой целую империю, вызывал ее на космический поединок, в котором примут участие и небеса.

Вскоре Моисей и фараон уже вовсю состязались друг с другом, как в детстве, когда они перетягивали канат и ни один не желал уступить другому. «Не позволю мне указывать! Не допущу, чтобы мне угрожали! — таких интонаций от своего сверстника Моисей прежде не слышал. — Я утренняя и вечерняя звезда. Я фараон!»

Могущественные боги Египта строились великолепными рядами против невидимого Бога евреев. С точки зрения египтян, учение о единственном да еще и невидимом Боге было просто смехотворным. Они почитали множество богов, которых можно было видеть, которым можно было поклоняться в пышно убранных храмах: Гора–сокола, Тота–ибиса, Аписа–священного быка. Каждое божество обладало таинственными качествами, известными только его жрецам. Какой толк от Бога, Которого нельзя ни увидеть, ни изобразить в виде статуи или картины?

Просьба евреев отпустить их на три дня в пустыню для совершения жертвоприношения казалась грубой уловкой для побега. Разве в храме в Карнаке не служат 70 000 священников и их помощников? Если евреям понадобились какие–то священнодействия, почему бы им не обратиться к специалистам?

Однако боги Египта один за другим пали жертвой казней, насланных Богом Моисея: божество реки не смогло воспрепятствовать превращению воды в кровь, священные мухи сделались назойливыми паразитами, солнечный бог Ра скрылся за тучей, священный бык не сумел защитить свое потомство. Последняя, самая страшная казнь унесла первенцев Египта, не пощадив и сына фараона, и правитель признал свое поражение: незримый Бог победил. На следующий же день еврейские рабы, прихватив с собой богатства Египта, удалились прочь. Огромная, неорганизованная толпа следовала за своим вождем Моисеем, принцем Израиля.

Разумеется, сам Моисей не желал принимать этот титул. С того момента как он увидел горевший и несгоравший куст, один урок он усвоил твердо: эта миссия принадлежит Богу, а не ему, Моисей лишь исполнял роль, отведенную ему Богом. Он вбивал этот урок в израильтян каждый год, когда они праздновали Пасху, вспоминая последнюю, страшную ночь в Египте. Свобода настигла их посреди черной ночи. Семьи жались друг к другу за пасхальным столом, их вещи уже были сложены, но мощное войско египтян сторожило безоружных потомков Иакова. Бог избавил их в ту ночь и потом, когда фараон, переменив свое решение, послал боевые колесницы вдогонку за уходящим от него племенем и все израильтяне вопили в жалком страхе, Господь вновь пришел им на помощь. События Исхода стали одним из эпитетов Бога: «Я — Господь, который вывел вас из Египта».

Ту же детскую зависимость от Бога израильтяне испытывали на всем протяжении своего странствия. У них кончилась вода — Бог указал им источник. У них иссякли запасы пищи — Бог даровал им манну. На них напали враги — Бог спас их. Освобождение Израиля было всецело актом Бога, и Ему Одному надлежало воздавать хвалу.

Годы пастушеской жизни научили Моисея терпению, приготовили его к роли вождя народа. В прежние времена он все решал сам. Все три эпизода его юности, о которых мы знаем, были сценами насилия: он убил египтянина, разнял дерущихся соплеменников, разогнал пастухов, обижавших женщин, завоевав при этом любовь своей будущей жены. Но теперь неистовый характер Моисея смягчился.

Лишь однажды неукротимый дух взыграл в нем с прежней силой. Моисей гневно ударил посохом по скале: «Вы хотите пить? Я дам вам воду!» — крикнул он своим спутникам, жаловавшимся на непереносимую жажду. Этот проступок лишил его заветной мечты, надежды самому ступить в Землю обетованную. На один миг Моисей забыл, что все чудеса совершаются Богом, а не им самим. Вот почему теперь он стоял на высоком камне посреди взволнованной толпы — все еще на этом берегу Иордана.

Надо ободрить их, — шептал он самому себе. — Не забывай, старик, для них настает великий день. Не лишай их радости. Бога прогневили их родители, а не эта зеленая молодежь. Дай им надежду. Пусть веселятся».

Но как бы он ни сдерживался, гнев прорывался наружу. Он устал, изнемог, а его жизнь все эти последние годы состояла из сплошных разочарований.

«Вы слишком тяжелая ноша для меня одного», — произнес он и сделал паузу, пока глашатаи повторяли его слова.

Да уж, верно, они были для него тяжкой обузой, это блеющее стадо, жалкая кучка неблагодарных слабаков, которых он тащил через пустыню, словно ослик, влачащий в гору тяжело нагруженную тележку. Едва он вывел их из Египта, как они принялись сокрушаться о тамошних сладостях и приправах. О, неблагодарные! Бог дал им манну, а они требовали жаркое. Бог открыл источники в скале, а им подавай реки.

Жестоковыйные, подобные тем волам, которых он запрягал в молодости и которые противились его ярму. Нужно дождаться, пока глупое животное расслабится, и только тогда удастся как следует закрепить ярмо на его шее, иначе вол за день работы натрет себе холку, поплатившись за собственное упрямство. А это племя блуждало сорок лет в пустыне, покуда «ярмо» ерзало взад и вперед на его шее. Переход через пустыню должен был занять одиннадцать дней, только одиннадцать дней, а не всю жизнь.

«Вы не хотели идти, вы восставали против приказов Господа вашего. Вы ворчали, сидя в своих шатрах… Сколько я вас знаю, вы всегда норовили ослушаться Господа».

Потише, старик. Вспомни — это же дети. Во всем виноваты их родители, а не они. Но Моисей не мог сдержаться. Слишком много желчи накопилось за эти сорок лет, а старших, на которых ему следовало бы обрушить свой гнев, уже не было в живых.

«Из–за вас Господь прогневался и на меня и сказал: «И ты тоже не войдешь в эту землю».

Вот что терзает его. Как же так, зеленая молодежь войдет в землю, текущую молоком и медом, а освободитель народа, тот, кто нес эту тяжкую ношу на своих плечах, кто заступался за них, когда Сам Господь отворачивался от избранного Им народа, останется здесь, по эту сторону границы, умрет здесь. Разве это справедливо? Нет, несправедливо. Несправедливо!

«Я говорил вам, но вы не слушали. Вы восставали против повелений Господа…».

Речь не удается. Моисей видит реакцию толпы: женщины отвлекаются и болтают, мужчины отводят глаза, переминаются с ноги на ногу, дети убежали поиграть. Это его последний шанс, а он того и гляди лишится его. Но разве он не вправе даже выговориться? Разве он и этого не заслужил? Все равно, что они подумают. Они обязаны выслушать его. Когда–нибудь они сумеют понять сказанное. Когда–нибудь они пожалеют, что так обращались с ним.

«Я просил Господа: «Позволь мне перейти на ту сторону и увидеть прекрасную страну за Иорданом, эти сладостные горы и Ливан». Но из–за вас Бог прогневался на меня и не стал меня слушать».

Что понимала эта толпа? Она видела, что старик опять сердится. Их родители уже упокоились в песках Синая, и вскоре Моисей ляжет рядом с ними. Жалкий конец жизни, отданной на служение. Немного радости получил он от этой жизни, и уж, конечно, израильтяне не облегчили ему задачу — напротив, каждый день они являлись к нему с новыми проблемами. Они сплетничали о нем, не доверяли ему, завидовали. Не было среди них ни одного, кто бы любил Моисея. Да и как можно любить человека, который старше тебя на сорок лет, который предпочел бы пасти овец, а не иметь дело с людьми, который с глазу на глаз беседует с Господом в тишине своего шатра? Его не любили, и Моисей об этом догадывался.