Сарти - Игорь Алимов

– Мы уходим, – ответили нам. – Но это грубо!

Еще бы!

Когда мы остались наконец одни, я кое-как припер дверь бочонком с пивом, вытащил у хозяина из уха свой нож и спросил:

– Ну, мерзавец, принесешь ты нам свои вонючие сосиски или тебя еще надо два раза просить?

Хозяин, недовольно ворча и держась за ухо, удалился в глубь своего заведения. Маэда бросил наземь объемный мешок с местной валютой и утвердил правый локоть на столе.

– Грязно тут, – заметил он, с отвращением оглядываясь. – Господин шериф послал нас в удивительно грязное место.

– Да, но зато нам выдали командировочные, надбавку за дальность и за грязность тоже, – заметил я, по привычке засовывая руку в карман за пивом «Асахи», но не нашел и заметно огорчился. Конечно, откуда может быть пиво «Асахи» у потомственного дворянина по имени Бак ди Барямба и сопровождающего его Фофо (это господин Маэда по его новым документам)? Не может у них быть такого замечательного пива. Ну «беретта» вместо какого-нибудь «маузера» или «Хеклер-Кох» вместо «стэна» – еще куда ни шло, всегда можно отбрехаться, будто это трофей, взятый в неравном бою, а вот пиво «Асахи» – дудки.

– И вообще, Фофо, – выдал я философски, – смысл жизни заключается не в командировочных, а в доблестной смерти за отечество.

Маэда удивленно на меня посмотрел, ничего не сказал, но вытащил из-за пазухи кусок замши и аккуратно обтер меч.

Появился недовольный хозяин, ухо которого уже было замотано непотребного вида тряпкой: на деревянном подносе он нес щербатые тарелки с дымящимися кривыми и разнокалиберными сосисками, маленький бочонок пива и две сравнительно приличные кружки. Все это великолепие он установил на стол и сварливо на нас посмотрел.

– Как смеешь, жлоб! – заорал я громогласно. – Как смеешь мне, Баку ди Барямбе… – Лицо мое выражало крайнюю степень негодования. Рот непрерывно совершал отвратительные жевательные движения и пускал слюнные пузыри, и это означало, что от возмущения я забыл подходящие слова. Только налитые гневом глаза бешеным движением своим выражали все, что я думаю о хозяине «Агга» в полной мере. Я тренировался целых полтора часа. Под руководством Лиззи.

Хозяин – Кики – даже присел. Широкий рот его открылся, а на лице отразился животный ужас:

– Я же не знал… что вы дворянского звания… – просипел Кики, отступая.

Я метко плюнул ему в раскрытый рот, затем перестал вращать глазами и исторгать гнев и спокойно заметил:

– Что ж ты, негодяй, кружку с отбитой ручкой подаешь, а?

Хозяин облегченно захихикал, выразил телодвижениями крайнее почтение и уважение, подхватил кружку с целью заменить и угодливо засеменил к стойке. Маэда незлобиво дал ему пинка.

– Ну, ладно, – смилостивился я, когда кружки были установлены, а на столе появилась даже нечистая скатерть, и хозяин, для пущей почтительности приседая и вертя задом, стал наливать пиво. – Ладно, мы не будем ссориться. Возьми вот себе и купи новую мебель… – Я поднял с пола мешок, развязал и щедро сыпанул серебро в подставленный фартук. – Ни в чем себе не отказывай. Но смотри у меня…

– Хи-хи-хи, – подтвердил хозяин свое полное согласие.

Но не успели мы с Маэда вонзить местные двузубые вилки в сосиски и сделать по глотку пива, как за дверью послышался шум, потом самая дверь рухнула – на сей раз окончательно – и в помещение стали вваливаться солдаты в рогатых касках, а за ними показались и недавние наши собеседники, пришедшие к выводу, что мы себя вели грубо. Вот и решился вопрос, как поддерживается правопорядок.

– Как это вовремя, – заметил Маэда, с облегчением возвращая сосиску на тарелку, а кружку на стол. Действительно, один запах этих яств наводил на мысли о помойке. Гиги сказал, что местные сосиски (а это основная пища в Сарти) из чего только не делают, но из нормального мяса – никогда. Однажды по приказу Стагнация, кажется, Пятьдесят Четвертого, поведал он, были казнены три владельца кабаков, потому что они делали сосиски из свежесдохших собак. Стагнаций был возмущен и обижен использованием дохлых, а не забитых собак. Но с тех пор прошли годы, и к власти пришел, как известно, Мандухай. «И все пошло прахом», – горько жаловался Гиги, хотя нам трудно было понять, что он имел в виду.

– Вот они! – сказал солдатам один из недавних посетителей и указал на меня пальцем. Я выразил весь возможный гнев, а Маэда с удовольствием метнул в указывавшего вилкой и попал ему в нос. После чего встал и потянулся к мечу. Я же, брызгая слюной, заорал:

– А! Жлобы! Доколе вы будете мешать трапезе потомственного дворянина Бака ди Барямбы! – И не слушая возражений, я запустил в вошедших тарелкой с сосисками, а потом натянул перчатки, инкрустированные железом, и с табуретом в руке пошел на них. За мной следовал Маэда.

Не очень разобравшиеся в обстановке солдаты попытались оглушить нас прикладами, но попали под шквальные удары табурета, после чего я снова заорал, пуча глаза:

– Мочился я на вас! Это говорю вам я, Бак ди Барямба, черт возьми, и если вы сейчас же не уберетесь отсюда, я покажу вам, как поступает благородный дворянин в подобных случаях!

Пожалуй, я выразился слишком высокопарно, пришлось прибавить для полноты:

– Дерьмо собачье и свиные задницы!

Тут Маэда, сделав жуткую рожу, также заорал во всеуслышание что-то вроде «ы-ы-ы» (такое, знаете ли, длительное «ы» с завываниями и с разными коленцами), после чего выхватил нож (в половину длины меча) и стал проделывать всякие упражнения, на которые он большой мастер.

Увидев все это и услышав мой гордый титул, пришедшие, не дожидаясь справедливого изрубления, кинулись, сбивая друг друга с ног, в дверь, и через полминуты в кабаке остались валяться в беспорядке лишь четыре бессознательных тела, поверженные табуретом.

Так медленно, но верно мы внедрялись в местное общество.

12

Поселились мы с Маэда на соседней с Гиги улице (если это только можно назвать улицей), где купили дом (если это только можно назвать домом) за мизерные деньги (если это только можно назвать деньгами). Действовали тем же испытанным методом: вошли, накричали, поломали два стола и табурет, разрубили наглого слугу на три части и выбросили на улицу, после чего все встало на свои места, состоялись удивительно короткие торги и дом перешел в нашу собственность. Лиззи с господином Кэ-и жили пока у Гиги инкогнито (в подвале).

Новообретенное жилище когда-то было довольно крепким двухэтажным особняком, не лишившимся окончательно своих достоинств, несмотря на разрушительное воздействие времени и полное небрежение прежних хозяев. Правда, оставшийся от их многолетних развлечений мусор громоздился кучами, двери еле держались, а двухочковый сортир во дворе просто вызывал слезы…

За два часа нам удалось привести в приличное состояние комнату на втором этаже – мы дезинфицировали ее, приладили раскладные кровати с москитными сетками, разбросали по углам мешки с деньгами (чтоб думали, что у нас денег – как грязи), расположили оружие так, чтобы оно всегда было под рукой, развернули простенькую систему наружного наблюдения. Здесь, в Сарти, как я понял, потомственные дворяне обожают шляться друг к другу в гости без приглашения, и к возможным визитам вежливости хотелось быть готовым заранее.

При обследовании первого этажа в обширном грязном холле был обнаружен громадный стол. Поверхностные раскопки вокруг стола подтвердили смелую мысль господина Маэда о назначении сего помещения: «Они здесь ели», – сказал он.

– И мы здесь будем есть, – согласился я, – ежели они сюда заявятся.

И посетители не заставили себя ждать – только мы расставили на столе в живописном беспорядке глиняные кружки, деревянные пивные бочонки и бронзовые подсвечники (всем этим Маэда разжился в ближайшей лавке – за исключением подсвечников, которые достались нам вместе с домом); только я бросил рядом с кружками пару обглоданных костей, позаимствованных в куче мусора у входа, и воткнул в середину стола нож местного производства, как за спиной раздался осторожный стук в дверь.

Я закурил самую толстую, какую удалось раздобыть, сигару и уселся на опрокинутую бочку за стол лицом к двери. Маэда высыпал передо мной груду денег, а сам отошел и встал за дверью с таким расчетом, чтобы она скрыла его, когда откроется. Я сложил из монет пару стопок высотой сантиметров по пятнадцать, дождался, пока стук не повторится снова – уже более решительно – и уж тогда с невыразимым презрением произнес:

– Кого еще черти принесли?

Дверь осторожно приоткрылась, и в помещение проник сморщенный господин среднего возраста с угодливым лицом. С почтением на меня глядя, он тонким голосом пожелал мне здравствовать (на что я ответил небрежным кивком, выстраивая третью стопку из монет и шевеля при этом губами). После этого вошедший заткнулся, поглощенный созерцанием монет. Я покончил со стопкой, поднял на него глаза, не торопясь вытащил из-за молодецкого пояса нож и метнул в косяк прямо у него над ухом. Угодливый вздрогнул и скосил глаза на нож, при этом однако же не выпуская и меня из поля зрения.