Не спрашивайте меня ни о чем - Андрис Пуриньш

Я напялил джинсы, схватил сумку и отправился, на ходу еще уточняя:

— А если пиво кончилось?

— Тогда и мне купи лимонаду!

— Тоже две бутылки?

— Да, две!

Я ушел, потом вдруг вспомнил, что деньги остались в карманчике рубашки. Повернул обратно и, уже выходя из кустов, замер как вкопанный.

Я застыл, будто могучий магнит притянул мои пятки к земле.

Поставил сумку на землю и присел на корточки. Я знаю, что это было нехорошо с моей стороны так поступать, умом я это понимал, но мною овладела более могучая сила, чем рассудок, и мешала уйти. Я смотрел, разинув рот, и сердце мое колотилось как-то совсем странно. Раньше этого со мной не случалось.

Эдис с Лилианой кусали друг дружке губы и гладили друг друга в каком-то отчаянье, если только это слово годится, но другого я не знаю.

Я сознавал, что сидеть вот так и смотреть страшно дурно, но, повторяю, я был не в силах уйти, да и к тому же это был мой брат.

Ее губы приоткрылись в странной улыбке, и руки ее скользили по спине брата и оставляли на ней красные полосы. И после этого глаза ее налились слезами.

А взгляд Эдиса был устремлен куда-то вдаль, и я подумал, что он меня не заметил бы, даже если бы я встал перед ним во весь рост.

Потом они лежали без движения, словно мертвые, и я уже начал было волноваться, не случилось ли что, но тут Эд поднялся и пошел в воду.

Я быстро убрался, потому что, когда он пошел бы обратно, он стопроцентно увидал бы меня.

Дунул в буфет. Хоть и без денег, но надо было как-то убить время. В буфете было «Рижское» пиво и лимонад.

— Буфетчица куда-то ушла, — сказал. — Киоск скоро откроется. Немного погодя схожу.

— Может, потерпим? — сказал Эдис.

— Да, — сказала Лилиана. — Для чего Иво бегать взад-вперед.

Они опять лежали, загорали, так же, как тогда, когда я от них уходил. И если бы я не забыл взять деньги и не побежал бы обратно, то ни за что не подумал бы ничего подобного о них.

Эдис лежал ничком. Я растянулся подле его ног и невинно спросил:

— Эди, а что у тебя со спиной? На ней какие-то красные полосы.

Лилиана зарделась.

— Это пчелы, Иво, — сказал мой братец. — Меня покусали пчелы.

— Ни черта не пчелы!

— Снимай, братишка, джинсы и давай с нами загорать. А то на горизонте тучи собираются.

Я стянул с себя джинсы и хотел было улечься, но Эдис вскочил с ловкостью дикой кошки и, хохоча так, как умел хохотать только он, сгреб меня в охапку, сколько я ни брыкался, — правда, и мне тоже было весело и смешно, — зашел по колено в Гаую и бросил меня в воду.

Не иначе как он догадался.

Должен я рассказать еще об одном дне. Последствия он имел печальные. Однако, надо сказать, мне везло. Я плыл по жизни, как бумажный кораблик по ручью. Одни кораблики опрокидывались, другие застревали меж каменьев, третьи прибивало ветром к берегу, и они подолгу отстаивались, а я все плыл и плыл посвистывая. Не потому я плыл, что хорошо умел управлять, преодолевать повороты и пороги, а просто потому, что мне везло. Иного объяснения я не вижу, потому что ни дальновидностью, ни холодной рассудочностью я не обладаю. Я только живу, и все.

В тот день мы честно отсидели все уроки. Фреди, правда, схватил пару по геометрии, но для него это все равно что промокшему человеку лишнее ведро воды на голову.

Эдгар куда-то умотал с Эдитой. Смех. Он такой длинный, а она коротышка. Очевидно, у них духовная гармония. Даже имена начинаются на одну и ту же букву.

Мы остались втроем. И тогда наша холостяцкая компания решила махнуть в Юрмалу. Для купания еще холодновато, но поваляться на солнце было можно вполне, погода стояла дивная. Ветерок такой ласковый, солнце такое теплое, небо такое синее, что все разноцветные мотыльки, наверное, уже готовились выпорхнуть из куколок.

Но к тому времени, когда мы дотряслись до моря, солнце подернулось дымкой. Будь он неладен, этот климат Прибалтики, иной раз просто действует мне на нервы. Никогда ни в чем не можешь быть уверен до конца.

Ехать обратно не хотелось, но еще меньше было охоты прогуливаться по бережку, как старым теткам, и время от времени воздыхать: ах, как он бодрит, этот морской воздух, ах, как он полезен для легких…

В пивном баре в эту пору дня посетителей было не слишком много, и мы заняли хороший столик у самого окна. Обер быстренько принес нам без заказа по паре кружек пива каждому и горошек. Но Фред, сразу выдув залпом одну кружку — ему очень хотелось пить, — подмигнул нам. Яко пожал плечами — мол, ничего не знаю. Я сказал:

— Я тоже не знаю.

— А кто же знает? — спросил Фреди.

— Ты, наверное.

— Что ж, тогда о’кэй! — сказал Фред и исчез.

— А денег нам хватит? — поинтересовался Яко и стал подсчитывать на салфетке. В принципе у меня была заначка: две красненькие и синяя, но их мне мама дала на туфли.

— Хватит, — констатировал Яко, засовывая салфетку с расчетами в карман и доставая «Марлборо». — Каждому, кроме этих двух, еще по четыре кружки. Если мы хотим еще и закусывать, то надо посчитать еще раз.

— Там будет видно.

Мы курили и слушали старые латышские романсы — их негромко наигрывал магнитофон — и лениво потягивали пиво.

Яко смеялся, вспоминая классную руководительницу.

— Если бы нас только видела старуха Тейхмане!

— Хо, хо, хо! — ржали мы с Фредом. — Вот это было бы да!

Все печали наши отступили на задний план. Было приятно тут сидеть, чесать языками и не думать о сером завтра.

— Да пускай они мне лепят пары в каждой пустой клетке журнала и, если не хватит места, могут подклеить еще лист в клетку, — потешался Фреди.

— Да хоть два! — поддержал я.

— Все, мужики, кончилось, — протянул Яко и отодвинул порожнюю кружку.

— Ни фига! — объявил я и вытащил пятерку. — Пропьем каблуки от моих туфель, набьем в подметки гвоздей, и я заделаюсь спринтером.

Ребята были в восторге. Не от того, что мы можем выпить еще, дело не в этом. Просто приятно, немыслимо приятно посидеть с друзьями, — а как ты будешь сидеть за пустым столом? Когда пьешь пиво, совсем другое дело. А когда ты разогрелся, то и беседа легко идет. Можно молоть всякую чепуху, обговорить разные всевозможные мелочи, о которых в другой раз не вспомнишь. Одним словом, излить душу. Конечно, это не означает, что можно говорить обо всем. Например, про Диану я не сказал ни слова — это мое личное, о чем даже с друзьями, как бы они тебе ни были близки, никто болтать не станет. Это факт. У каждого должно быть нечто такое, что принадлежит только ему.

Мы с Фредом чувствовали себя сильно на взводе и подтягивали магнитофону:

Я цве-еточки а-алыеПа-абрасаю в Гаую,С ними я люби-имойСвой па-ашлю привет…

И нам так складно и хорошо пелось, что я чуть было слезу не пустил. Это еще оттого, что мне вспомнилась Диана.

— Иво, старик, — говорит Фреди. — Ты даже не представляешь, как я тебя люблю. Легче на хорошей жене жениться, чем найти хорошего друга.

— Фреди, ты об этом никогда не пожалеешь. — Я растроганно пожимал его руку. — Что бы ни случилось, ты мне всегда будешь другом.

— Если кто тебя вздумает тронуть, Иво, ты мне только скажи — я ему рожу растворожу.

— Я знаю, Фреди!

Мы чокнулись кружками и выпили.

— Жаль, что Эдгар с нами не поехал, — бормотал я. — Иногда он очень чудной, но мне нравится. Он тоже мой друг. Но куда пропал Яко?

— Пошел менять каблуки от своих туфель на пиво.

— Ах, вон что… Я уже позабыл. Яко тоже мой друг.

— И как мы только собрались все в одной школе, — протянул Фред. — Было бы совсем хреново, если бы мы учились в разных скулах.

— Да, Фреди, это было бы ужасно.

Возвратился Яко вместе с обером. Обер заменил кружки.

Свежий воздух вернул Яко толику здравого смысла, и, увидев на столе кружки с пивом, он спросил:

— Иво, а у нас хватит расплатиться? Я не хочу мыть посуду в этой забегаловке.

— Мы тебе поможем, — сказал Фреди.

— Не волнуйся, — успокоил я Яко. — Можно же пропить лак с моих туфель. Он дорогой, но шиповкам он ведь ни к чему.

— А где же музыка? — спросил Фред и трахнул по столу кулаком: — М-музыку!!!

То ли кто услышал, то ли совпало так, но поставили ленту с новейшими шлягерами.

Подошел обер и попросил расплатиться.

— Мы еще не уходим! — благородно возмутился Фред.

— Сидите сколько угодно, если будете вести себя потише.

— О’кэй, хозяин! — отозвался Яко, но официант все-таки желал, чтобы мы рассчитались, поскольку ему, оказывается, надо было сдавать кассу. (Побормотали про неточность цифр, но я тем не менее по счету заплатил.)

К нам подошел длинноволосый малый, волосы у него были перехвачены ленточкой с народными узорами. Он был в обтрепанных джинсах и таких же кедах. У нас тоже были длинные волосы, но у этого малого они доставали чуть не до лопаток. И на лице такое блаженное выражение, что я было начал думать, не сектант ли он какой-нибудь.