Моя работа в Москве и Финляндии в 1939-1941 гг. - Юхо Кусти Паасикиви

О Сталине написано много. Оценки, как и следовало ожидать, весьма различны. Его официальные советские биографии, а также газеты и другие издания наполнены непомерным восхвалением. В речах и статьях его называют «Великим Сталиным», «великим вождём народов» и т.п. С другой стороны, противники Сталина использовали в его отношении самые жёсткие слова, какие можно было найти в своём лексиконе.

Во время переговоров осенью 1939 года Сталин присутствовал на семи заседаниях из восьми. Когда я работал послом в Москве, то был у него всего однажды. Поэтому я не пытаюсь дать ему сколько-нибудь глубокую оценку. Сталин одевался в застёгнутый до последней пуговицы серый полувоенный френч, хорошо известный по многим фотографиям; на ногах у него были высокие сапоги, а в руке – трубка. Он был коренаст, с густой шевелюрой и такими же густыми усами. Он сидел в торце стола, по левую руку сидели Молотов и другие члены советской делегации, по правую руку – я и остальные финны. Сталин с энтузиазмом участвовал в переговорах, временами вставал из-за стола и ходил взад-вперёд, продолжая внимательно следить за ходом разговора, потом вновь садился на своё место. Он производил впечатление сильного, рассудительного и деловитого человека. Говорил коротко и чётко, понимал юмор, что, впрочем, видно из его опубликованных речей и статей. На меня он не произвёл неприятного впечатления.

Молотова, у которого мне позже пришлось бывать не раз, его враги в своё время прозвали «усердной посредственностью». Внешне он не производит особого впечатления – из-за близорукости был вынужден носить пенсне, – но не надо было долго говорить с ним, чтобы понять полнейшую беспочвенность такого утверждения. Он был нещадно трудолюбив, прост в обращении, конкретен и краток в своих выступлениях; ему были чужды броские фразы. Он был истинным русским патриотом, в сердце которого под толстым слоем марксистских предрассудков живёт огромная любовь к своему отечеству, и который ставит превыше всего интересы русского народа и Российского государства – так говорит о нём один русский эмигрант, служивший в самом центре советской административной системы и порвавший с коммунистами. Итак, типичный и талантливый представитель российской державы. В личном общении со мной он всегда был вежливым и дружелюбным, но трудным и жёстким переговорщиком. “Un negociateur terrible”2, – сказал о нём один иностранный дипломат.

В тот же день, когда у меня состоялись первые переговоры в Кремле, посол Соединённых Штатов Северной Америки Штейнгардт был у Молотова и передал ему личное обращение президента Рузвельта, которое было адресовано Председателю Президиума Верховного Совета СССР Калинину. В нём Рузвельт высказывал «своё глубокое пожелание, чтобы Советский Союз не предъявлял Финляндии никаких требований, которые находились бы в противоречии с сохранением и развитием дружеских и миролюбивых отношений между двумя странами, а также с их самостоятельностью». Возможно, что именно из-за этой меры, предпринятой Рузвельтом, Штейнгардт был настроен оптимистически: «С финским вопросом всё будет в порядке», – сказал он. Молотов ответил Штейгардту, что требования Советской России весьма умеренны. «Мы, несомненно, придём к результату, если правительство Финляндии займёт разумную позицию». Так я и записал в своём дневнике.

Дипломатическую поддержку нам оказывали правительства Швеции, Норвегии и Дании. Молотов, правда, в тот день не принял послов северных стран, но они направили ему ноты одинакового содержания. В них говорилось, что все северные страны с озабоченностью следят за переговорами, начавшимися между Советским Союзом и Финляндией, а также высказывались надежда и озабоченность в отношении того, чтобы эти переговоры не ставили своей целью создание препятствий, которые помешали бы Финляндии как полностью независимой стране придерживаться своего курса нейтралитета, проводимого ею во взаимодействии с другими северными странами. В конце текста выражалось искреннее пожелание того, что переговоры смогут укрепить дружеские связи между Советским Союзом и Финляндией. Принимая во внимание дипломатический язык, цель этих нот, как и обращения президента Рузвельта, была достаточно ясна.

Таким образом, мы заручились дипломатической поддержкой. В то время я и сам был склонен переоценивать значение такой поддержки. Я пометил в своём дневнике: «Сотрудничество северных стран, похоже, играет на нас. Мы не одиноки, как государства Балтии. Россия заметит, что дела Финляндии интересуют и других». Последующий ход событий, однако, показал, что руководители Кремля не придали особого значения ни обращению посла Соединённых Штатов, ни предложениям правительств малых северных стран. Они понимали, что дипломатические акции не подкреплены военной силой.

Калинин направил на обращение президента Рузвельта следующий ответ: «Считаю уместным напомнить Вам, господин президент, что государственная независимость Финляндской республики была признана свободным волеизъявлением Советского Правительства 31 декабря 1917 года, и что суверенитет Финляндии обеспечен за нею мирным договором между РСФСР и Финляндией от 14 октября 1920 года. Указанными актами Советского Правительства определены были основные принципы взаимоотношений между Советским Союзом и Финляндией. В соответствии с этими принципами ведутся и нынешние переговоры между Советским Правительством и Правительством Финляндии. Вопреки тенденциозным версиям, распространяемым кругами, очевидно, не заинтересованными в европейском мире, единственной целью указанных переговоров является упрочение взаимоотношений между Советским Союзом и Финляндией и укрепление дружественного сотрудничества обеих стран в деле обеспечения безопасности Советского Союза и Финляндии»3.

Молотов, рассказывая в своём выступлении на сессии Верховного Совета СССР об этих действиях Рузвельта, добавил в весьма невежливом тоне: «Можно подумать, что у Соединённых Штатов Америки лучше обстоят дела, скажем, с Филиппинами или с Кубой, которые давно требуют от США свободы и независимости и не могут их получить, чем у Советского Союза с Финляндией, которая давно уже получила от Советского Союза и свободу, и государственную независимость»4.

Пришло время рассмотреть ход первых переговоров.

Разговор как на них, так и позже, шёл «свободно». Диалог проходил без особых формальностей. Нередко вместе изучали карты, разложенные на столе, что подчас вызывало бурный обмен мнениями*.

Наше положение на переговорах было трудным. Противоположная сторона была мощной в военном отношении великой державой, против которой наши вооружённые силы могли не выдержать. Советский Союз находился в хороших отношениях с Германией, которая признала, что Финляндия относится к сфере интересов Советского Союза, что стало ясно чуть позже и о чём уже говорилось. Мы не могли ожидать военной помощи ни от кого, о чём Советский Союз хорошо знал. У нас были лишь чёткие договоры и законное право, но, поскольку противоположная сторона нас не признавала и за нами не было достаточной силы, наше положение было тревожно слабым. К тому же, мы не знали точно, в чём заключались предложения русских. Я