Темная сторона российской провинции - Мария Артемьева

Я завернул за угол, чтоб взглянуть на ту часть квартиры, которую Володька называл кухней. Там тоже было пусто. На столе стояли две чашки с недопитым кофе, сахарница. Прямо по клеенке кто-то рассыпал соль.

Кругом. А внутри круга начертил пальцем косой крест. Что за ерунда?

Рядом с обеденным столом висела большая выцветшая фотография. Ее прикрепили к стене, воткнув в штукатурку портняжную булавку для наметки — я видел такие в коробке для рукоделия у моей тетки.

На фотографии крупным планом — какой-то пацан, стриженный ежиком. Приглядевшись, я понял, что мне знакомо это серьезное выражение лица. Глаза мальчишки смотрели с прищуром прямо на меня — конечно, это Володька. Снимок, наверное, сделали, когда он заканчивал школу, поэтому я не сразу узнал своего приятеля.

Раньше я не видал у Володьки никаких фотографий, так что меня слегка удивило присутствие этого снимка.

— Володя! — гаркнул я. Я начал сердиться. Хотелось ударить эту липкую душную тишину, поглотившую квартиру. Сломать ее. Раскрошить.

Что-то зашуршало — я оглянулся. На противоположной стене возник темный силуэт. Прямо на голой штукатурке. Появился ли он только что, или я просто не заметил его раньше — не знаю. В квартире как-то резко и неожиданно похолодало. Сквозняк усилился. Обрывки обоев в прихожей затрепетали, зашелестели, словно кто-то принялся обсуждать свежие сплетни у меня за спиной.

Я вздрогнул, обернулся на шорох и вдруг краем глаза заметил: мальчик на фотографии улыбнулся.

Всего лишь мгновение назад, когда я рассматривал его, лицо на снимке было серьезным, а тут…

Холодея, не веря самому себе, я повернул голову: да, так и есть. Мне не померещилось: мальчик на фотографии весело оскалил зубы… Или — ощерил их? Как собака перед нападением…

Меня словно острым по сердцу полоснули — я больше не мог находиться в этой квартире. Не чуя ни рук, ни ног, я выбрался на лестницу, спотыкаясь, побежал вниз по ступенькам, из подъезда на улицу…

Долго шел, не понимая, куда иду и зачем, пока не повалил снег, заметая целые сугробы мне за шиворот и на непокрытую голову. Тогда я надел шапку и, уже отрезвленный ветром и морозом, поднял воротник пальто и отправился домой.

Никогда больше я не возвращался в дом гробовщика.

Володя на факультете так и не появился. Весной, когда снег начал таять, его тело обнаружили бомжи возле путей на железнодорожной станции. К этому времени труп претерпел уже значительные изменения, и только студенческий билет, лежавший в кармане мертвеца, помог опознать моего друга. Но установить, что произошло с Володей и почему он оказался там, рядом с рельсами, было уже невозможно.

Я никому никогда не рассказывал о том, что случилось, только записал эту историю в своем дневнике.

Почему? Ответ, мне кажется, очевиден.

Я пытался найти какое-нибудь логичное материалистическое объяснение появлению призрака в квартире Володи. Одно время увлекся современной гипотезой о квантовой неразделимости.

Она подразумевает, что элементарные частицы могут быть связаны друг с другом, даже если их связь в настоящий момент времени и пространства разорвана. Это означает, что все, что во Вселенной взаимодействует друг с другом, — связано навсегда. И значит, нет случайных смертей и рождений, нет убийц и их жертв, нет брошенных жен, забытых друзей — все, что есть, — существует в единстве. Просто мы не способны его разглядеть.

Эта гипотеза объясняет все: судьбу, существование души, появление и поведение призраков…

Но до тех пор пока эта гипотеза не получила широкого распространения, пока ее не преподают в школах и она не сделалась общим местом, как теория Дарвина… Я лучше промолчу.

Ведь любой, кому я решился бы раскрыть тайну увиденного в старом доме, воспринял бы мою откровенность вполне однозначно. Как будущий медик, я достаточно осведомлен о возможностях и недостатках психиатрии.

Попытайся я рассказать кому-то о случившемся всерьез — я не помог бы этим мертвому другу. Зато себе уж точно навредил бы.

Поэтому я сделал разумный и прагматичный выбор на этот счет: я всего лишь рассказываю иногда своим знакомым занимательную байку.

О том, что, если уж к человеку приходит Гробовщик — все, такому уже ничем не поможешь. И, в принципе, в этом ведь нет выдумки. Разве не так?

ВАНЬКИН ПЕРЕКРЕСТОК

Московская область

— Потому что это твои друзья, а не мои, — заявила Анжелка, уперев кулачки в бока.

Будто иголкой в больное место ткнула: у Лешки желваки на скулах заходили ходуном.

Но он промолчал. Сдержался. Стиснул зубы и шагал молча, взбешенно глядя перед собой.

Ну уж нет, решила Анжелка. Лучше ссора, чем такой холодный игнор. Она остановилась и безжалостно, резко заявила:

— И не надо со мной идти! Я, кажется, тебя не звала?!

В ответ на Лешкино замешательство припечатала:

— Не ходи за мной. У меня, может, встреча!

Она испытала мгновенный жгучий восторг от того, какой болью налились вдруг Лешкины глаза и каким беззащитным мальчиком-зайчиком сделался в одно мгновение этот мускулистый стриженый здоровяк. Победа! Полная победа.

Но уже в следующую секунду все рухнуло: скрипнув зубами, Лешка взгромоздился на свой обожаемый байк, рванул стартер… Рыча и взревывая, как раненый бык, мотоцикл, слившись с седоком в один черный силуэт, полетел по улице.

А Анжелка осталась. Одна. В темноте. Последний автобус ушел давным-давно. До дома еще полчаса пехом, и то — если коротким путем. А если по трассе, так и целый час идти.

И вокруг — ни души! Как назло.

«Это ж сколько времени мы с Лешкой тут отношения выясняли? А все разошлись давно», — вспомнила Анжелка и поморщилась: надо же, прямо затмение какое-то.

Еще немного — и она кинулась бы вслед за Лешкой с криком: «Подожди! Я передумала!»

Но если так сделать — тогда пиши пропало. С Лешкиным-то звериным тупым упрямством. Он ведь вконец обнаглеет, начнет командовать, помыкать ею, во всем навязывая свою волю.

«Малыш, подожди, пока я поговорю с мужиками. Котенок, не заводись. Зайка, не жужжи!» Парни просто обожают делать из своих подруг этаких плюшевых дурочек.

«А я терпеть этого не могу!» — насупившись, подумала Анжелка. Стоит уступить — и потом начнется… «Куколка», «детка»… Не вылезешь из этих «зайченышей», «крольчишек», «котят» и прочего безмозгло-мимимишного арсенала. Никакого уважения. И тем более — равноправия.

«Иди ты, Лешка», — пробормотала девушка.

Сердито сдула с лица белобрысую челку, топнула ногой и направилась по дороге, гулко цокая каблучками в ночной тишине.

Два часа ночи. Поселок спит. Ночной холод и сырость сменили ненадежное весеннее тепло. Модный короткий плащик на Анжелкиных плечах выполняет чисто декоративную роль и, конечно, по-настоящему не греет.

То ли дело — Лешкина кожаная куртка — теплая, просторная, размера XXL. Лешка всегда уступал свою куртку любимой девушке. Что ж… куртка отбыла вместе с Лешкой.

Чертовски холодно! Анжела невольно ускорила шаг, сбивая дыхание.

Половина фонарей вдоль улицы не горит. На растрескавшемся асфальте то и дело попадаются выбоины, забитые кирпичной крошкой и щебнем. Проваливаясь в трещины между камнями тонким высоким каблуком, как в ловушки, Анжелка рисковала вывихнуть где-нибудь ногу.

Налетел ветерок — и длинные космы берез, растущих вдоль улицы, ожили, затрепетали. Кроны их, клонясь друг к другу, зловеще перешептывались, будто замышляя что-то против одинокой путницы.

Железнодорожный переезд встретил Анжелу, злорадно подмигивая из темноты красным глазком. Трясясь от холода, девушка ступила на деревянные мостки через пути и побежала по ним, стуча каблуками сухо и дробно, пугаясь двойного отзвука, который давали подпрыгивающие, прогнувшиеся в нескольких местах доски.

Все время казалось: кто-то идет за ее спиной, совсем близко. Так, что звуки шагов преследователя почти сливаются с ее шагами. Вытянув руку, этот некто легко может поймать, дотянуться кончиками пальцев до затылка, шеи, волос. Вот-вот…

Миновав поднятый автоматический шлагбаум, Анжела перевела дыхание. Оказавшись снова на выщербленном дорожном полотне, она испытала облегчение — на кривом асфальте можно, конечно, вывихнуть ногу, но хотя бы звуки на нем не двоятся — не так жутко.

Главное теперь — идти быстрее. И не дрожать, а то ведь зубы так и стучат, того гляди — язык прикусишь…

Только миновав развилку за железнодорожным переездом, Анжела вдруг вспомнила, что неминуемо ждет ее впереди: окаянный Ванькин перекресток.

Она чуть не застонала вслух. Как можно было забыть? Ведь от этого места все жители поселка стараются держаться подальше. И не только ночью. Многие автомобилисты и днем его избегают. От греха, как говорится.