Апозиопезис - Анджей Савицкий

Он вскочил по стойке смирно и отдал салют.

— Так точно, пани комендант. Рапорт сдам непосредственно в пани штабе, хотя и мой участок передовой открыт для пани в любое время дня и ночи. За работу принимаюсь незамедлительно!

Геня с выражением игрока в покер поправила воротник пальто и, не прощаясь, вышла во двор. Повеяло холодом. Алоизий стоял на коленях в паре шагов от двери, старательно делая вид, будто бы копается в ящике с инструментами. Ясное дело: подслушивал. Увидав Генриетту, он широко усмехнулся и подскочил к ней, чтобы провести до ворот.

— Я рассчитываю на то, что ваше сотрудничество даст гораздо большие плоды, чем арест какого-то опасного демона, — сказал он девушке, открывая дверь в воротах и кланяясь в пояс.

— Похоже, ты просчитаешься, — буркнула фроляйн фон Кирххайм и энергичным шагом отмаршировала по направлению к улице Маршалковской.

Профессор варшавской Драматической Школы, Ян Хенциньский[33], проживал в импозантном каменном доме на углу улицы Братской и площади Александра, которую местные жители называли площадью Тшех Кшижы (Трех Крестов)[34].

Генриетту он согласился принять, когда та сообщила слуге, что является сотрудником канцелярии наместника. В одно мгновение хозяин сделался гостеприимным и готовым беседовать, хотя голос его и дрожал от страха, как и всех тех, до которых доходило, что если помешать в расследовании панне фон Кирххайм, это может очень не понравиться самому графу Бергу. Среди поляков старый сатрап до сих пор пользовался мрачной славой укротителя бунтовщиков и крайне сурового повелителя.

Хенциньский, помимо обучения молодых актеров, занимался еще театральной режиссурой, написанием всяческих драм и оперных либретто. Его считали одним из выдающихся знатоков этого вида искусства, так что Генриетте он показался идеальным экспертом. К сожалению, вопросы о сверхъестественной силе музыки и вокала ввели его поначалу в замешательство, потом привели к нервному заиканию. Юнкер-девица сдалась еще до того, как служащий накрыл стол к полднику; она пришла к выводу, что профессор не имеет о деле ни малейшего понятия.

Пирог с повидлом, очутившийся на столе в компании очень даже прилично сваренного кофе, настолько сносил голову своим запахом, что гранитный характер храброй воительницы начал размягчаться, а железная дисциплина заскрежетала под натиском телесных желаний. Понятное дело, ну не было никакого смысла без устали бегать по всей Варшаве и вести следствие натощак. Опять же, сделалось уже поздно, и как-то неудобно было допрашивать очередных музыковедов и им подобных типов. Поэтому Генриетта позволила себе съесть два куска пирога, беседуя с профессором о направлениях в театральном искусстве и о перспективах развития польской сцены. Из профессорского дома Геня вышла, когда сделалось совсем уже темно.

Площадь с овальным собором под покровительством святого Александра освещалась газовыми фонарями, ведущими в направлении Уяздова и в другую сторону — к Иерусалимской Аллее[35], но юнкер-девица направилась в узкую и темную Братскую, чтобы добраться домой как можно скорее. В подворотне соседнего дома девушка краем глаза отметила присутствие прижавшейся в углу фигуры, но особого значения она этому не придала, посчитав данного типа нищим или подгулявшим молодчиком, облегчающим мочевой пузырь. Генриетта уверенным шагом шла по пустой в это время улочке, наслаждаясь холодом и хлещущим прямо в лицо ледяным дождем. Ноябрьский вечер побуждал идти побыстрее, придавая энергию. Канцеляристка прошла перекрестье с Новогродской и пошла прямо — в направлении огней Иерусалимской Аллеи. Там можно было остановить извозчика, но жалко было отказаться от вечерней прогулки.

Варшава. Площадь Трех Крестов (Trzech krzyzy). Снимок 1870 года.

Генриетта перепрыгнула широкую лужу и краешком глаза зарегистрировала тень, ползущую за ней вдоль стены дома. Выходит, нищий оказался шпиком. Или Данил вновь шел по ее следам? Он, что: то ли беспокоился о ней, то ли следил из ревности? Девушка усмехнулась и снизила темп, позволяя, чтобы незнакомец приблизился. Мало кто мог выдержать темп движения мехаборгического егеря. Юнкер-девица решила, что поиграет с шпиком среди тополей, что украшали широкие тротуары по обеим сторонам улицы. Двигаясь слаломом между деревьями и фонарями, она обязательно окажется впереди. И поглядим, выдержит ли он гонку!

Геня даже захихикала вслух. В тот же самый момент она прошла мимо последней подворотни перед перекрестком с широкой и оживленной аллеей. Из мрачной ниши выскочили две фигуры в рабочих, по-хулигански сбитых набок фуражках и в слишком коротких куртках. Шалопаи с Повишля, бандиты, ожидающие одиноких и безоружных жертв, которых можно ограбить без шуму и пыли. До фонарей проспекта оставалась какая-то пара десятков шагов, там уже атаковать они не посмеют. А даже если и нападут!? Интересно, как отреагирует следящий за ней джентльмен? Генриетта значительно снизила скорость и повернулась, словно бы от страха. В полумраке она не заметила следившей за ней тени, зато встретилась взглядом с блестевшими из-под козырьков глазами. Бродяги презрительно лыбились, их глаза светились угрозой и звериной, лишенной хоть какой-то жалости агрессией. Они были похожи на пару изголодавших, одичавших псов, которые выследили беззащитную серну. Только не знали они, что серна на самом деле была тигрицей.

Бандиты приближались, им оставалось несколько шагов. В руке одного из них появилась короткая дубинка, отсвечивающая торчащими гвоздями. Генриетта почувствовала волну горячего воздуха, всю округу окутал липкий и густой мрак, от огней фонарей людей отсек невидимый занавес. Сделалось ужасно тихо, девушка слышала только лишь собственное дыхание. Дождь перестал падать. Генриетта развернулась на месте и заметила очередную пару фигур, обходящую ее с другой стороны. Эти ожидали за углом дома. Так что же, это ловушка?

Девушка вытащила руки из муфты, которая тут же упала в грязь. В одной руке она держала плоский гаечный ключ. Отработанным движением юнкер-девица наложила его на первый винт на лбу и повернула влево. На второй клапан времени не хватило. Эти бандиты не собирались вести с жертвой переговоры, перемежающиеся хиханьками-хаханьками и издевательскими насмешками, как было в обычае у варшавских босяков. Эти атаковали, не говоря ни слова, в абсолютной тишине.

Фроляйн фон Кирххайм повернулась, лопоча платьем и выгнулась назад. Дубинка промелькнула прямо перед ее носом. Пинок в промежность и выпрямиться. Короткий замах. Плоской стороной ключа она попала бандиту прямо в лицо. Голова отскочила, неприятно хрупнув, но каким-то чудом мужик на мостовую не упал. Пинок не произвел на нем никакого впечатления, а удар, сломавший ему челюсть, вызвал лишь то, что напавший лишь злобно ухмыльнулся.

Генриетта чувствовала протекающие по телу боевые флюиды. Ее мышцы напряглись, весь мир сделался резким, то есть — биоподдержка начала действовать, но что-то было не так. Тишина и неподвижность. Мрак, вползающий в рот и в нос, отбирающий силы и парализующий. И четверо бандюг, в глазах которых нельзя было найти воли или ума, зато горела нечеловеческое желание убить. Нет, это не простое разбойничье нападение. И это были не простое хулиганье.

Они наскочили, все четверо одновременно, нанося бешенные удары палками, окованными сталью или ежащиеся гвоздями. Генриетта завертелась в пируэте, с невероятной скоростью парируя наносимые ей удары. Один лишь удар достал ее бока, расколотил китовый ус корсета и выбил воздух из легких. Она же ответила бешенным ударом из-за головы. Хрупнул разбитый череп одного из бандитов, ключ глубоко пробил ему лоб. Мужик спазматично дергался, его кровь брызнула на руку девушки. Убитый полетел куда-то взад, а оружие выскользнуло из пальцев воительницы.

Одним движением она сбросила шляпку и вытащила из взбитых в кок волос два кованых гвоздя. Не гладкие, длиной в фут железные гвозди в ладони не скользили. Генриетта скрестила их, парируя удар сверху, и пнула ногой в ответ. На нее посыпался очередной град ударов, на сей раз наносимых синхронно и очень расчетливо. Хотя юнкер-девица и бросалась в стороны, пиналась ногами и атаковала уколами гвоздей, ни одного из противников вывести из боя не удавалось. Раны их совершенно не беспокоили. Сама же Генриетта пару ударов пропустила. Боль взорвалась в плече, бедре, в конце концов палка заехала ей в лоб. Темнота жадно прорвалась в ошеломленный разум.

Очередной удар. Генриетта согнулась в поясе и упала на колени. Тишина. Только шум крови, свист дыхания. Выпущенные из рук гвозди зазвенели на тротуаре. Генриетта замерла. Через мгновение дубинки разобьют ей голову…

Грохнул выстрел. Вопль разорвал сферу тишины, а огонь из ствола разбил тьму. Грохот прокатился по улице, вонзился в ошеломленное сознание Генриетты и сотряс бандитов. Один из них рухнул, разбросав руки, с головой расколотой револьверной пулей. Воительница перекатилась в сторону, на лету хватая гвозди, и сбила с ног следующего бандита. Она поднялась на колени и с разгону вонзила один гвоздь в глаз, а второй — в горло противника. Брызнула кровавая струя. Над головой девушки просвистели очередные пули и мягко толкнули в грудь последнего из нападавших: одна, вторая, третья. Но мужчина все так же стоял с поднятой дубинкой и скалил зубы. Но тут последняя пуля попала ему в лоб. И он рухнул в лужу, лицом вниз. Все умерли в полнейшей тишине, не издав ни единого звука.