Натиск - Денис Старый

— Ну же, женщина, как ты это себе представляешь? Я должен повести своих людей в сражение и всем показать, что храбрый и сильный! — усмехнулся Мануил.

— Нелепое правило. Вы, мужчины, всегда стремитесь сделать всё нелогично. Тебе нужно великой державой править, не подвергать себя опасности, — продолжала приводить свои аргументы Евдокия.

Впрочем, она уже прекрасно понимала, что это дело бесполезное. Но я просто смолчать и принять то, что Мануил лично желает возглавить атаку на европейцев, не могла.

Императора посмотрел на своего сына, наследника, который, в свою очередь, казалось, что глубоким и осознанным взглядом смотрел то на отца, то на мать. Может, просто померещилось, ребёнок же не может понимать, что происходит, его взгляд не может быть наполнен смысла и понимания происходящего.

— Береги сына! — сказал император и решительно вышел из покоев в жены.

Сама не понимая почему, Евдокия расплакалась. Впрочем, после рождения сына, также, как и во время беременности, она стала всё чаще плакать. Женщина рыдала даже во время своих молитв, вспоминая тех убитых по её приказу людей, составляющих оппозицию и пробовавших подставить императрицу. И она искренне боялась, что Господь покарает ее за тот грех.

Прямо на выходе из Влахернского дворца уже было большое скопление личной гвардии императора. Это были вышколенные бойцы, воспитанные в лучших традициях рыцарства, которые сам император считал вершиной развития и воинского искусства, и морали, и доблести, и чести.

— Все готово к сражению, которое приведёт к нашей неминуемой победе? — спросил император у собравшихся командиров.

— Я купил лучшего арагонского вина, василевс, после победы в твою честь буду устраивать праздник, — торжественно выкрикивал Мариан.

— Глупые головы говорят, что заранее готовиться к праздникам — не к добру. Добрый христианин всегда знает, что добро — есть только Бог. А ему приметы не нужны, он всемогущий! — сказал император.

Мануил храбрился. Он не чувствовал сегодня уверенности в себе, что-то не давало ему возможности сосредоточиться, забыть все свои страхи и решительно, с горячим сердцем и холодной головой устремиться в гущу сражения, как некогда делал его предок Александр Македонский.

Еще не начался рассвет, но казалось, что в Константинополе наступил яркий день, столько много факелов было вокруг. Каждый второй воин держал в руках факел, оттого внутри города стало светлее, чем днем. Семь тысяч конных сейчас готовились выйти изо всех ворот Константинополя, собраться воедино и ударить по неприятелю. Ещё две тысячи пехотинцев также готовились прикрывать эту атаку, выстраиваясь в линии на правом фланге. Именно туда могли бы ударить венецианские и европейские войска, чтобы войти в тыл византийских войск.

— В Голоте звучит рок! — воскликнул один из приближенных императора.

— Значит, и они идут в бой, всё правильно и мы сегодня победим! –говорил, скорее всего, даже больше для себя, чем для других, император Мануил.

Отряд василевса, состоящий из трёх сотен лучших катафактариев империи, выходил не из Влахернских ворот, которые располагались непосредственно напротив основных сил европейцев. Всё же, император проявил благоразумие и вышел из-за стен города через Западные ворота. Это было наиболее отдалённая точка от главных сил врага.

Все смотрели на своего императора, но Мануил, будто что-то почуял неладное, медлил с приказом. Он должен был выкрикнуть команду, и первым устремиться в бой, А все остальная конная рать Византийской империи должна пристроиться за своим предводителем.

— Василевс, позволь я возглавлю атаку, коли тебя съедает болезнь! — неправильно расценив ситуацию, вновь влез со своими речами Мариан.

— Старик, ты наверное неправильно расценил моё расположение к себе. Иди прочь! Я выгоняю тебя из войска. От тебя всё равно мало проку, только что и говоришь под руку! — сказал император и ногой пнул Мариана.

Василевс был уже на коне, а старик так ещё и не оседал своего жеребца, потому от удара Мануила сверху вниз, Мариан ощутит резко боль в спине, а потом смог бы осознать красоту полёта, в который был отправлен не самым сильным ударом императора.

* * *

— Император уже начал сражение, поспешим и мы, а то вдруг, не ровен час, признают трусами, — выкрикнул я и направился на свое место в предстоящем бою.

Сегодня мне, скорее всего, если Алексею удастся выманить противника, придётся сдать очередной экзамен на свою стрессоустойчивость, а также на смелость, и отвагу вместе с мужеством.

И вот первый акт пьесы начался, и сводный отряд тяжёлых конных устремился к лагерю европейцев. Сицилийские войны располагались за системой оборонительных укреплений из неглубокого рва, невысокого вала и хлипкого частокола. Но все же — это было препятствие, которое преодолеть на коне невозможно. А вот за пределами этого лагеря, на огромном поле возле Голотанского леса, где ещё пару недель назад мирно паслись овцы и коровы, расположились венецианские и рыцарские конные отряды.

Удар, который осуществлялся под командованием Алексея, должен был быть нанесён сперва по лагерю, А когда оттуда полетят всевозможные стрелы арбалетные болты, чуть союзная конница должна развернуться, словно подставлять под удар рыцарско-венецианских конных.

Так и происходило. Не меня шести сотен конных подскочили к валам европейского лагеря, и стали обстреливать его защитников из арбалетов, а небольшой отряд русских конных, которые владел мастерством стрельбы из лука с седла, пускал и стрелы во врага. Было во всем этом много несуразного. Это же глупость несусветная! Нужно спешиться, чтобы преодолеть ров и вал. Конница и такие укрепления не возьмут. Всё выглядело словно глупый порыв, отвлекающий внимание от главных событий, что происходили под стенами Константинополя

По сути, в контексте всех событий, лихой наскок на лагерь европейцев не выглядел уже столь безнадёжным и нелепым делом. Поэтому и европейцы могли посчитать нашу атаку оправданной. Ведь теперь отправится на помощь другой части европейского войска у осаждающих Голоту не выйдет.

Уже скоро начался обход нашей конницы по левой дуге, с тем чтобы вернуться в крепость. Всадники, казалось, с трудом разворачиваются, медлят, не могут организовано отойти обратно в крепость.

Я стоял во главе отряда пехоты, который вроде бы как прикрывал один из флангов начавшейся атаки. Тут было относительно мало воинов, всего четыре сотни. Вместе с тем именно в этом месте развивался моей стяг. А я гарцевал возле воинов, красуясь на своём узнаваемом коне в яблочко.

Так что не заметить, что сам воевода вышел из крепости и находится под ударом было нельзя.

— Ну же! — воскликнул