Бык в загоне - Андрей Воронин

Видя, что дальше продолжать бессмысленно, майор открыл дверь камеры и бросил кому-то в коридор:

— Ремигайло, зайди.

В камеру ввалился здоровенный небритый тип с засученными рукавами, обнажающими густой волосяной покров на руках.

Майор жестом указал на лежащего и приказал:

— Подними этого жулика сраного и объясни ему, как у нас разговаривают с невежливыми гостями.

Подойдя вплотную к нарам, Ремигайло громко рявкнул:

— Встать, паскуда!

— Не рычи, горилла мусорская, — медленно поднимаясь, сказал Сергей.

После такого оскорбления Ремигайло побагровел до самого кончика своего пропитого носа. Достав из-за спины короткую резиновую дубинку, он нанес мощный удар по корпусу Никитина.

Стиснув зубы от жуткой боли, Сергей рефлекторно схватился за ушибленное место. Пятясь в угол, он пытался закрыться руками от мусора, наносящего удары. А тот, стервенея от собственной злобы, принялся колотить задержанного с удвоенным рвением.

Сергей знал по прошлому опыту, что скоро наступит спасительная отключка сознания, и он желал только одного, чтобы этот миг настал быстрее, а ментовская горилла бил, бил, бил, бил…

Экзекуция продолжалась минут десять, после чего выбившегося из сил Ремигайло сменил его шеф. Что было потом, Никитин не помнил: он все-таки потерял сознание и распластался на заплеванном полу камеры.

Когда Сергей пришел в себя, то увидел прямо перед собой лицо дежурного старшины.

— Оклемался? — и Сергею послышалось в его голосе некоторое участие. Тут к тебе адвокат приехал. Идти сможешь, или его сюда пригласить? — спросил дежурный.

— Смогу, — пробурчал Сергей, не узнав собственного осипшего голоса.

В кабинете следственной части районного отделения милиции, куда его ввели, сидел, разложив на столе какие-то бумаги, пожилой тучный адвокат с копной седых волос на голове.

— Линевич Самуил Яковлевич, — представился сидящий мужчина, доставая из нагрудного кармана дорого костюма очки в золотой оправе, и, водрузив их себе на нос, продолжил:

— Вам велела кланяться тетушка.

— Какая тетушка, — не понял Сергей, — что за лабуда?

Адвокат быстро шепнул ему:

— С этого просил начать разговор Анатолий Иванович Сопко. Но если вы не понимаете…

— Ах, простите, — Сергей хлопнул себя по лбу, — мусора все мозги отбили.

— Понятно…

Первая произнесенная Линевичем фраза была давним паролем, который знали лишь несколько человек. Когда-то давно, еще в зоне под Свердловском, они договорились, что при невозможности личного общения верить человеку, сказавшему эти слова, как самому себе.

Защитник, взглянув на избитого Никитина, покачал головой:

— Надо вас, батенька, быстрее отсюда вытаскивать, а то дело закроют, не доведя до суда ввиду смерти обвиняемого.

— Ничего, сдюжу, — Сергей криво улыбнулся разбитым ртом.

— Значит, так, — уже серьезно продолжал адвокат, — обвинение в вымогательстве рассыплется после первого допроса. Остается двести восемнадцатая — патроны. Фальсификация, конечно, но нам придется попотеть. Поработаем с понятыми. Да, кстати, необходимо срочно снять побои и выдвинуть обвинение против оперативников. Те же понятые подтвердят, что до водворения в камеру на вас не было следов от побоев. Дежурный по отделению уже дал мне письменные показания о том, что вы содержались отдельно от других задержанных.

Никитин слушал пожилого юриста не перебивая.

Тот продолжал:

— Сейчас я встречаюсь со следователем, попробую уговорить его обратиться к прокурору с ходатайством об избрании мерой пресечения подписку о невыезде.

— Попробуйте, — не очень веря услышанному, сказал подзащитный.

— Не падайте духом, — подбодрил его Линевич, — думаю, завтра, а может, еще и сегодня вы встретитесь с друзьями за пределами этого мрачного заведения.

— Ваши слова да Богу в уши, — пошутил Сергей, не веря, что такое возможно…

Адвокат знал свое дело. Утром следующего дня Сергей уже был на свободе. У выхода из милиции его ждали Лысый со своими товарищами. Крепко обняв друга, он усадил его в машину и отвез в ресторан «Крещатик».

Наблюдая, как Сергей жадно ест отбивные, Голик произнес:

— Все хорошо, что хорошо кончается. Адвокат говорит, что дело закроют.

— Толян, сколько я тебе должен? — спросил Сергей.

— Какой базар. Забудь, — возразил тот. — Окажись я на твоем месте, ты бы тоже мне помог. А иначе дружба — лишь пустые слова.

— Ты же меня знаешь, я не люблю оставаться должником, — настаивал на своем Никитин.

— Ну что ж, мне для этого в обезьянник прописаться на твое место и ждать, пока ты меня вытащишь? — Лысый громко засмеялся и неожиданно произнес:

— А того козла, что тебя заложил, я лично за яйца подвешу. Пацанам своим я уже сказал, они его всерьез пасут. При удобном случае засунут в багажник и привезут ко мне в погреб.

Сергей категорически возражал против такого поворота сюжета:

— Нет. Им я займусь сам. Спасибо, конечно же, за заботу, но я этому пидару слово дал. Я свое слово держу.

— Жаль, а я уже так настроился, — посетовал Сопко.

— Он денег много должен, — объяснил Сергей, — поэтому еще поживет.

— Ладно, это твои дела, как хочешь, — согласился Лысый с доводами товарища, а затем, оживляясь, посмотрел в сторону входной двери, — а вот к нам и сестры милосердия пожаловали!..

Сопко не ошибся — в «Крещатике» появились Маша и Марина.

— Сюрприз! — воскликнула брюнетка. — Ну как самочувствие, больной?

— Да, не фонтан, придется применить лечебный массаж с сексуальной терапией, — подвела итог блондинка, весело рассмеявшись.

Глава 5

Вот уже второй день подряд Сергей Никитин следил за Луценко. Жизнь генерального директора фирмы «Рента» не отличалась большим разнообразием впрочем, примерно то же самое можно было бы сказать о жизни почти любого постсоветского бизнесмена.

График его передвижений по Киеву был до предела прост. В восемь тридцать утра бизнесмен выезжал из дома на левом берегу Днепра в сторону офиса — как правило, через мост Патона Весь день должник Злодея проводил на работе. Правда, отследить его перемещения внутри здания было невозможно, да Никитин и не ставил перед собой такой задачи. Около девяти вечера коммерсант возвращался домой — и все.

В общем, ничего заслуживающего внимания Сергею заметить не удалось. Если не считать неприметного синего «Москвича», который появился к концу второго дня и проделал весь путь от улицы Красноармейской до подъезда дома Луценко в районе Русановки.

Совпадения быть не могло, владелец «Москвича» делал ту же работу, что и Сергей.

Синий «Москвич» замер в нескольких метрах от машины генерального директора. Причем около часа из его машины так никто и не вышел. Убедившись, что его не заметили, Сергей вернулся домой.

Он тут же позвонил Лысому.

— Толик, это я, Сергей. Всего на пару слов, — сказал Никитиню. Помнишь наш разговор по поводу того негодяя?

— Барыги, что ли? — уточнил Лысый.

— Вот-вот.

— Что случилось?

— Ты своих пацанов снял с наблюдения?

Сопко ответил не раздумывая:

— Как договаривались, а что?

— Да так, ничего, — Сергей выдержал паузу, — просто нашего бычка еще кто-то пасет.

— Это не мои, точно, — заверил друга Анатолий. — Отвечаю…

— А чьи же тогда?

— Понятия не имею.

Никитин повертел трубку в руках и, стараясь не выдать своей озабоченности, сказал:

— Тогда извини, спокойной ночи.

— И тебе тем же по тому же месту, — ответил Сопко и повесил трубку.

А Сергей крепко задумался.

А безвыездно сидевший в Берлине Самид Мирзоев тем временем продолжал строить радужные планы своих побед: для этого у него было все — и деньги, и время, и люди, а главное — дьявольское желание стать хозяином всего на свете…

Мирзоев с детства представлял себя большим начальником. Однако его неудовлетворенное тщеславие не могло быть утолено на берегу Каспийского моря, в прекрасном белом городе, построенном жадными до нефти англичанами. Поэтому с приходом к власти Горбачева он отправился в Германию попытать счастья.

В действительности его и там никто не ждал.

Отец отговаривал его от поездки на чужбину.

— И чего тебе не хватает? — спрашивал Мирзоев-старший. — Институт окончил, можем тебя устроить в районный исполком или, хочешь, откроем кооператив, слава Аллаху, не нищенствуем, скромная копейка всегда имеется, старый Мирзоев, конечно же, кривил душой: на самом деле его капитал был прямо пропорционален занимаемой более пятнадцати лет должности.

Однако Самид поступил по-своему и поселился в Западном Берлине, получив вид на жительство и право на работу, и, как оказалось, не ошибся.