Переодетые в чужие тела - Всеслав Соло

-- Как раз-таки нет! -- развел руками в не-доумении молодой человек. -Это ваш..., в смысле он лежал здесь на подоконнике.

-- Интересно, -- снова призадумалась девушка, --значит, его принес папа?

-- О чем взволнованная беседа? А? Молодые люди! -- вклинился в разговор на кухне профессор. Он вошел неожиданно. -- Ты уже вернулась из Университета, Юля? -- обратился он к дочери. -- Очень хорошо.

-- Добрый вечер папа, -- сказала Юля, не вставая с табуретки и, опустив глаза на лежащий журнал прямо перед ней на столе, сказала: -- Папа?

-- Что, Юлинька? -- мягко наклонился к дочери Аршиинкин-Мертвяк.

-- Зачем у нас дома такие вещи? -- девушка указала рукой на журнал.

-- А что такое?! -- воскликнул Василий Фе-дорович, -- журнал как журнал. Я его сегодня в нашем почтовом ящике нашел, наверное почтальон перепутал, положил не по адресу.

-- Смотри, -- сказала напористо Юля, -- какие проходимцы существуют! -и она торопливо разлистнула журнал на том самом месте, где находилась, только что обсуждаемая до прихода профессора на кухню, статья.

Аршиинкин-Мертвяк взял журнал из рук дочери совершенно спокойно и в недоумении успел взглянуть на одно мгновение в сторону Миши, как бы ища поддержки.

-- Юля, -- немного оживился молодой человек, -- все-таки вы преувеличиваете.

-- Нисколько! Прочти папа, прочти, -- настойчиво попросила она отца.

Когда профессор осознал заголовок "Вни-мание! Обратная сторона...", дальше читать он не мог, но делал вид, что читает. Эта статья для него была и в самом деле неожиданностью. Василий Федорович действительно вытащил журнал из собственного почтового ящика сегодня, когда возвращался из Университета домой.

Аршиинкин-Мертвяк почувствовал испуг, перемешанный с восторгом: "Они -напомнили о себе!.. Но что ожидать дальше?.."

-- Ну, и что скажешь, папа? -- не удержавшись, поторопила отца с ответом по-поводу статьи Юля. Но профессор молчал. Он, все так же продолжал "вчитываться" в статью и ориентировался: в какой форме лучше выказать свое отношение. -- Судя по твоему виду, папа, так ты, чего доброго, начнешь их сейчас восхвалять и оправдывать! -- подозревала девушка, пытаясь предугадывать реакцию отца.

-- Зачем же так: с натиском? -- негромко, исподволь наблюдая за происходящим, попытался предложить сдержанность Миша.

Но последняя фраза дочери, собственно говоря сама подсказала профессору то, как себя вести в отношении статьи и он поспешил определиться:

-- Этика, -- начал не спеша и замысловато он, -- штука основательно серьезная...

-- Вот-вот, папа! -- одобрила отца Юля, -- Ты философ, профессионал! Ты не должен оставаться в стороне. Где гарантии, что мы все можем спать спокойно, если существуют подобные фирмы? Мне кажется, что ты обязательно должен выступить в этом журнале со своей статьей и насторожить его публику. Пусть все задумаются о гарантиях и потребуют не рекламы, а, прежде всего, убедительных доказательств на право существования подобных фирм, существования однозначного, а не двусмысленного, не двувозможного.

Девушка говорила горячо и напористо. Но молодой человек не заметил, что ее волнительное беспокойство по поводу статьи вызвано всего лишь не безразличным отношением к гостю, в самом прямом смысле как к противоположному полу. И будь на месте этой статьи какая-либо другая, Юлю бы так же понесло в разговор. "Эта статья -- случайное совпадение по моей неосмотрительности произошедшее", -- мыслил про-фессор. И, все-таки, отец усмотрел, правда не сразу, но понял мотив поведения дочери.

Аршиинкин-Мертвяк радовался про себя, за то, что дочь не равнодушна к Мише, это и входило в план его сегодняшнего вечера, но и муть сосала его душу. Ревность и неуверенность в проектируемом исходе заставляли его внутренне переживать, излишне сосредоточиваться, а за это приходилось расплачиваться рассеянностью.

Но главное! Василий Федорович понимал главное. Это -- цель... Она вела и вселяла надежду. Одержимость -- это путь Победителя. Победителя невозможно убить и нельзя победить, потому что -- Победителю не с кем сражаться, в противном случае, он не Победитель...

-- Вы уж меня простите, конечно... -- обратился к девушке и ее отцу молодой человек, -- насколько я понимаю, я был сегодня приглашен в гости помочь порешать шахматные задачи.

-- Да-да! -- воскликнул профессор, спохватившись, точнее ухватившись за эту подсказку гостя, -- Юля! -- обратился он к дочери, будто одновременно оправдываясь и перед нею за нетактичность дальнейшего продолжения разговора о журнальной статье в присутствии гостя, и перед молодым человеком за свою невнимательность и рассеянность, -- Я и в самом деле пригласил Мишу для решения задачек, -- Василий Федорович развел руками.

-- Хорошо, -- немного обиженно согласилась Юля, -- я сейчас налью вам чая и не буду мешать.

-- Молодой человек, -- обратился профессор к Мише и немного вытянулся во весь рост, неловко имитируя тем самым стойку "смирно". -- Я готов к бою. Приглашаю вас пройти в мой кабинет.

-- Вы на меня не обиделись? -- приостановившись по выходу из кухни, спросил молодой человек у девушки.

-- Идите сражаться, Миша. Мужчины должны быть на поле боя, а не дезертировать! -- игриво сказала девушка и обронила улыбку. И Миша тот час обнаружил в своей душе какую-то необъяснимую, но приятную находку. Ничего подобного он еще не встречал и потому удалился в кабинет вслед за профессором, задумчиво улыбаясь...

Не спеша, с расстановками передвигались шахматные фигуры по лакированной смуглой доске. Противники сидели в кабинете друг против друга у рабочего стола профессора. Рядом с шахматной доской лежала разлистнутая брошюра с задачами. Так же, не спеша и с расстановками противники переговаривались между собой.

-- И все-таки, -- молодой человек выдержал паузу и переставил своего слона. -- Вы не любите играть в шахматы, Василий Федорович. Признайтесь, что так.

-- Молодой человек ошибается. Скорее... я... не люблю проигрывать.

-- Проигрыш -- вывод и опыт. Выигрыш -- не всегда. Так говорил мой первый учитель по шахматам.

-- Ваш учитель был совершенно прав, Миша. Но выигрывает лишь опытный...

-- Верно...Но шахматы, уважаемый профессор, вы все-таки не долюбливаете.

-- Может быть... Может быть, Миша... А что любите вы, кроме... -Аршиинкин-Мертвяк воз-мутился. -- Ну, так нечестно! Без этой туры мне вас не обойти.

-- Что поделать, сдавайтесь. Я ее честно вы-играл, Василий Федорович.

-- Ладно. Попробуем заново. Не возражаете?

-- Я для этого здесь и сижу, чтобы помочь вам отыскать правильное решение задачи, -- сказал молодой человек.

Все фигуры были снова расставлены по схеме и противники опять приступили к ее разработке, и так же медленно переговаривались.

-- Так все же, что же любите вы, кроме... спорта и автомеханики? А?.. Молодой человек...

-- Наверно, скорее всего ничего существенного больше не люблю.

-- А как моя... дочь?

-- Юля?..

-- Ну, другой-то... у меня... нет.

-- В каком смысле... "как?"

-- В самом прямом... конечно... Вам она... Ваш ход... Нравится?

-- В каком смысле?.. Нравится. Так нельзя -- королю шах.

-- Я перехожу... И что вы все заладили... "в каком смысле"... "в каком смысле"... Все абсо-лютно... в прямом.

-- Я не думал об этом. -- Миша на мгновение взглянул на увлеченного игрою профессора.

-- Кто думает, а не... действует. Я перехожу все-таки. Тот... всего лишь -- мечтун... Кто же... действует... и... при этом не думает -безумец..., сорвиголова. Думать и действовать надо одновременно, молодой человек. Все. Ваши белые проиграли, Миша, задачка решена верно...

Миша ушел поздно. Профессор, его дочь Юля и молодой человек долго пили чай и вели беседу о разном. Но каждый из них был по своему внутренне насторожен. Каждый из них исподволь наблюдал за другими, прислушивался к интонациям.

-- Как тебе понравился вечер? -- спросил у дочери профессор, выйдя из ванной и намереваясь отправиться ко сну.

-- Ты хочешь сказать, нравится ли мне Миша?... Да, нравится, папа. Ты невероятно догадлив. Спасибо за вечер, -- заметно волнуясь, сказала Юля и, поцеловав отца в щеку, тут же ускользнула в свою спальню.

-- Ну, и чудненько, -- определился профессор, но этой фразы дочь уже не услышала, она прозвучала негромко, один на один с Арши-инкиным-Мертвяком в опустевшей, опустошенной прихожей.

Контакт

Ворбий уединился в контактной комнате. За ним только что бесшумно скользнула раздвижная самозакрывающаяся бронированная дверь. Закрылась. Она надежно отсекла контактную комнату от основных помещений фирмы, от все-го мира.

Здесь, в контактной, которая всего-то была по площади метров двадцать, не более, Ворбий всегда чувствовал себя уверенно и спокойно. Привычно он полуулегся в особое кресло и опустил перед собою передвижной пульт управления. Вдоль всей одной из стен комнаты контакта, во всю длину и пятиметровую высоту этой стены, размещался главный генератор интегральной фирмы: множество приборов со всевозможными светящимися индикаторами, бесчисленное количество переключателей, мигающих кнопок, слы-шался приглушенный шум ветра -- это множество вентиляторных сквознячков, скрыто вмонти-рованных в таинственных лабиринтах генератора, охлаждало его электронные, пластико-металлические недра. Кресло располагалось как раз посредине комнаты напротив генератора. Все остальные стены, потолок и пол контактной комнаты были сажеобразного, прохладно-бархатного на ощупь черного цвета. В комнате не обнаруживались глазами, но скрыто функционировали источники неяркого, чисто-фиолетового освещения. На пульте было всего три фосфоритно светящихся, едва выступающих над его осно-ванием, квадрата, справа налево -- фиолетовый, красный, зеленый, и каждый величиной с карманный блокнот.