Кладбище для однокла$$ников (Сборник) - Сергей Дышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Когда он звонил?
– Сегодня в полдень.
– Ваши американские друзья зафиксировали номер телефона? А может, они записали и ваш разговор?
– Он звонил из автомата, – равнодушно ответил Колессо.
– Кстати, где вы были позавчера?
– Здесь же, в посольстве. А что?
– Скульптор был у моего знакомого врача на приеме и представился вашим именем.
– Какой негодяй! Надеюсь, вы не думаете, что это был действительно я? Потрясающая логика! Раз я остался последним в живых, значит, именно я и был убийцей! Это вы хотите сказать?!
– Успокойтесь! Я хочу знать, с какой целью он это сделал, – ответил Савушкин. – Мы каждый раз убеждаемся, что он всегда действует расчетливо и продуманно…
«В первую нашу встречу он был гораздо спокойнее, – подумал Савушкин. – Но тогда еще были живы Вершинский и Заморёнов. Хреново быть в его шкуре. Волк, обложенный флажками… А что чувствует маньяк? Что он – загнанный зверь? Вряд ли…»
Если бы Савушкин не увидел его в кабинете Вершинского, наверное, сам бы стал сомневаться в существовании убийцы-призрака. Но он реален, еще более реальны преступления. Остался последний выпускник 10 «А» класса, и, даже если предположить маловероятное: его способность фантастически гримироваться или использовать двойника, – все равно не найдешь логических причин для жестокой расправы. Зачем преуспевающему бизнесмену совершать чудовищные, не поддающиеся объяснению убийства?
Скульптор бросил еще один вызов. Что на этот раз он придумает, чтобы отправить на тот свет беднягу Колессо? От этих тупиковых размышлений у Савушкина голова пошла кругом. «Если Колессо убийца, то как он мог сам себе позвонить? И зачем? Если он – будущая жертва, то должен немедленно вылететь в свою Америку, если нет – то, возможно, он и руководит киллером. Безденежный убил Столетова, его убил другой киллер. А его в свою очередь пристрелил наш старлей… Потом взорвали Вершинского…»
Савушкину стали мерещиться маленькие фигурки в темных углах кабинета. Он встряхнулся, потушил тридцатую девятую за день сигарету, порывисто поднялся. Отчаянная, невероятная догадка пришла ему в голову. Все же не зря он столько времени отдал разговорам с бывшими ученицами десятого «А». Много в его кабинете было слез пролито по безвинно погибшим мальчикам. Он понял, что преступления совершала женщина! Она переоделась в мужское платье, сделала грим, она мстила им за то, что все они были жестоки и равнодушны, смеялись над ее уродливым конским лицом, голубыми ушами, прыщавыми ресницами и прочими изъянами. А потом она стала трансвеститом, поменяла пол. Хотя, необязательно. Она руководила убийцами. Значит, она повелевала и «посланцем Сатаны»! Уж не сама ли она Сатана – в женском облике?
– Вот так едет крыша! – произнес Никита вслух, у него даже ладони зачесались от перевозбуждения. Возможно, нервная аллергия.
Он не заметил появления Кошкина. Тот держал в руках бумагу и удивленно пялился на майора, который, похоже, стал заговариваться. Сергей протянул листы.
– Вот наиболее полный и уточненный список практикующих экстрасенсов. Это по Москве и области. Получено в Минздраве. Как мне сказали, большая часть из них – откровенные шарлатаны. Я попросил назвать самых серьезных, но отказались, сказали, критериев нету, и потому все очень субъективно…
Савушкин схватил листки и тут же поехал к профессору Осмоловскому. Никита отметил, что Павел Григорьевич выглядел лучше. Он пригласил гостя в комнату, тут же прикрыл газетой две фотографии на столе. Но Савушкин успел заметить: это были фотопортреты профессора, причем склеенные из вертикальных половинок.
– И мою фамилию не забыли, – сказал то ли удовлетворенно, то ли иронично Осмоловский и стал вслух читать фамилии: – Абиссинец Ю.Ю., Астрогольд Р.О., Бэгбьюлатто С.С… Знакомые имена… Влевако, Гадаускас, Гриш-Кинг, Кассио, Лордкипанидзе, Оч-Умнов, Самойлович, Уфимцев… Этих не знаю. Сколько их тут – около ста? И еще больше неучтенных. Все шарлатаны… Вы, Никита, испытываете мое мужество? Я готов помочь, тем более после особых обстоятельств у меня нет более злого и лютого врага…
Он попросил Никиту принести ему из кухни горячего чаю и оставить его в комнате одного.
Савушкин скучал на кухне, и в который раз сомнения мучили его: не зря ли он теряет время со старым чудаком, у которого, возможно, поехала крыша, а его злой посетитель никакого отношения к делу не имеет. Ведь Павел Григорьевич даже не смог толком описать пришельца…
Наконец Осмоловский позвал его, Никита сел в кресло.
– Он очень чувствителен к внешним воздействиям. Тем более сейчас, когда у него пик жизни. Дальше будет спад. Я не могу вам назвать точно фамилию. Не исключено, что его вообще нет в этом списке. Но по биоэнергетике я бы отметил вот этих: Кассио, Лордкипанидзе, Самойлович… Еще – Гадаускас. Пожалуй, все… Но еще раз повторю: я не уверен, гарантии не даю…
Сообщение о покушении на сотрудницу банка «Южный» Савушкин услышал в машине по рации. Дежурная волна ГУВД сообщила, что стрелявший скрылся с места преступления на светло-коричневых «Жигулях». Фамилии женщины не назвали, но Никита чутьем понял, что это все тот же «сериал». Он развернулся и поехал к банку: в нем работала Воронина – бывшая первая красавица класса.
Когда он подъехал, ее уже увезли, лишь алые капли крови на асфальте свидетельствовали о трагедии. Никита увидел коллег из местного ОВД, они узнали его, молча пожали друг другу руки.
– Воронина? – спросил он.
– Вы ее знаете? – удивился капитан. Он записывал показания девушки, она плакала и говорила, что по жизни Ирке всегда не везло.
От офицера Савушкин узнал, что неизвестный предварительно позвонил по телефону, и Воронина поспешно спустилась на улицу. Там ее обстрелял неизвестный, открыв огонь из машины. Это были все те же светло-коричневые «Жигули».
Две пули задели легкое и раздробили ключицу. Ираиду увезли в Боткинскую больницу. Никита отправил туда Кошкина, ждать, когда она придет в себя и сможет хоть что-то сказать. «Наверное, страдает, что убийца попортил ее белоснежную кожу, – подумал Никита. – Повезло, а ведь могла пополнить "скульптурную композицию". А он явно выдохся, стал делать промахи…»
Савушкин дождался звонка Кошкина, тут же отправился в больницу. Носатый хирург разрешил встречу не больше, чем на пять минут. Ираида подавленно улыбалась, смущенно подтянула до подбородка простыню, еле слышно вздохнула. Наверное, она боялась, что ее могут «дострелить». И Савушкин без предисловий сказал, что возле дверей выставят охрану.
– Мне позвонил мужчина, назвался Аркашей Колессо, это мой одноклассник, – тихо стала рассказывать она. – Последний раз я видела его случайно лет десять назад, и мне трудно было определить – его ли это голос. Он сказал, что нужно срочно встретиться, ему угрожает опасность. Конечно, я не могла отказать… Я вышла, оглянулась, тут подъехала светло-коричневая машина, приоткрылось окошко, и я увидела человека с пистолетом…
– Вы запомнили номер машины, лицо нападавшего?
– Нет, когда в тебя стреляют, не до этого. И еще мне показалось, что этот бандит был в маске, – страшное, мертвое лицо…
– Почему по вам стреляли? Должна быть причина! – настойчиво спросил Никита. В затылок недовольно сопел хирург.
– Не знаю! А почему мальчишек убивали? Вы должны разбираться, раз вы милиция, – неожиданно резко ответила Ираида.
Никита понял, что разговор окончен. Он пожелал быстрей выздороветь и вышел из палаты.
Никита стремительно шел по долгому коридору управления, а его мысли, догадки, предположения роем тянулись за ним, еле поспевая.
– Никита Алексеевич, к вам женщины! – объявил, осклабившись, Вьюжанин. – Я спрашивал, по какому вопросу, а они: хотим только к нему.
«Надо будет как-нибудь объявить ему строгач за похабные ухмылки», – мимоходом подумал Савушкин.
Он зашел в кабинет и чуть не упал: сотни запахов атаковали его – духов, присыпок, пудры, помады, крем– брюле, ментоловых сигарет. Полтора десятка почтенных дам сидели и напряженно ждали. Да, время бессильно перед женской солидарностью. Первая же прорешка в их рядах мобилизовала их, и они явно не намерены были ждать, пока маньяк по одному расправится и с ними.
– Здравствуйте! – деловито и храбро произнес Никита. Главное, показать себя оптимистом. Женщины не любят малахольных. И пусть полкласса уже в земле, зато вторая, лучшая половина еще процветает! Все эти мысли чередой проскочили в усталой голове майора Савушкина.
– Вы Савушкин? – не подымаясь со стула, спросила солидная дама в пестром сарафане с вырезом на груди. Грудь была в веснушках. Никита засмотрелся, представляя, каких размеров должен был быть ее муж.
Конечно, Никита мог малодушно удрать, но здесь была и знакомая ему Мария Ворожейкина-Кактусянц.
– Моя фамилия Колыханова! – грозно начала женщина.
