Шутка Приапа, или Обречение смолоду - Виктор Широков

Шли, петляя по коридорам, время от времени полностью перегороженных решетками, около каждой стоял охранник с ключами, отмыкая и замыкая проход. Снова воспользовались лифтом, который шел на этот раз меньше, чем впервые, и доставили Гордина примерно в такую же камеру, что и у него, только в ней не было топчана и унитаза, а стол большего размера находился между двумя стульями, по виду так же намертво прикрепленных к полу. На один из стульев посадили Гордина, на другой сел, видимо, следователь, вошедший в тюремный кабинет следом за конвоирами.

- Вы можете быть свободны, - сказал он им, и охранники послушно вышли. - Здравствуйте, - это уже было обращение к Гордину. - Давайте познакомимся, меня зовут Игорь Викторинович Буднев. Я буду вести следствие по вашему делу. В ваших интересах быть честным и предельно откровенным. Вы знаете, в чем обвиняетесь?

- Не имею ни малейшего представления, - вскинулся Гордин навстречу письменному столу.

- Сидите, сидите. Но давайте по порядку. Я буду заполнять протокол. Учтите, наш разговор записывается не только на магнитофон, но одновременно идет видеосъемка. Итак, ваша фамилия, имя, отчество, время и место рождения? Не волнуйтесь и не спешите. Времени у нас предостаточно, места впрочем тоже не занимать. Шутка.

И они оба погрузились в подробное анкетирование. Прошло немало времени, пока Гордин сумел вставить и свое лыко в строку, задав главный мучивший его последние два дня вопрос:

- В чем все-таки меня обвиняют?

- Это мы и пытаемся выяснить, в том числе и с вашей помощью. Задержана большая группа наркодельцов, с которыми вы оказались долгое время связаны чуть ли не дружескими отношениями. Буду откровенен, пока неясна полностью ваша роль в этом грязном деле и какое звено представляете Вы в этой темной цепи. Вам знакомы имена...? И следователь назвал ряд действительно хорошо известных Гордину фамилий. Более того, он отчетливо вспомнил, что несколько лет тому назад именно он познакомил супружескую чету из Краснодара инженера чаеразвесочной фабрики Николая Букреева и гида-переводчика Катю Маслову с отцом и сыном Гершковичами, которые на тот момент предполагали открыть издательский бизнес в России.

Гордин, служивший тогда ведущим редактором в издательстве "Прозрение", одновременно организовал с журналистом газеты "Экспресс-хроника" Шамилем Керимбаевым малое предприятие "Пресспапье", которое помимо издания дефицитных книг занималось книгораспространением, перехватывая порой удачно инициативу у разрушающихся государственных структур. Краснодарские бизнесмены тоже организовали несколько фирм, одна из которых активно занялась книгораспространением в пределах своего края. Гордин, причем практически бескорыстно, помогал им находить дефицитные издания, пользуясь своими широкими связями в московских издательствах. А Гершковичи, подданные Венесуэлы, вначале открыли в Москве ресторанный бизнес, но намеревались, используя дешевую рабочую силу, мозги и недорогую на тот момент бумагу и печать, оказывать полиграфические услуги западным издательствам. Впрочем, из этой затеи ничего не вышло. Инфляция в России пошла такими рекордными темпами, что наоборот уже в Европе стало выгодней печатать газеты, журналы и книги, продавая печатную продукцию любителям её в России.

Старый Гершкович в одночасье умер, а его сын Костик, женившись на известной гимнастке, бывшей олимпийской чемпионке, сосредоточился на ресторанном бизнесе, раскинув обширную сеть предприятий отличного питания и отличного обслуживания не только в столице, но и забравшись далеко за Урал. Говорили, что он присматривается также к дискотекам и гостиницам, объединяя их в своеобразные триады, но Гордин давно уже потерял с ним связь и позвонив как-то по старым телефонам, едва нашел выход на его секретаршу, которая переключила его на третьестепенных заместителей и сказала, что президент фирмы "Гершкович интернейшнл" не имеет сил и возможности уделить ему даже несколько минут.

Сейчас же, из беседы со следователем Будневым выяснилось, что краснодарские дельцы организовали канал поступления наркотиков из Средней Азии в различные отделения и филиалы фирмы "Гершкович интернейшнл", а Гершкович-сын наладил мощное встречное движение недорогого героина через краснодарскую чету в южные курортные города и даже ближнее зарубежье.

Вот какая нарковикторина предстала перед Гординым, который должен был так постараться заполнить пустые клеточки следовательского кроссворда, интенсивно работая каждой своей мозговой клеткой, чтобы помочь найти истинных виновников и по возможности быстро покинуть бетонную клетку, в которую его засадили сотрудники "Интерпола". Чтобы выйти из заключения, прежде всего требовалось благожелательное заключение знающих экспертов об его невиновности. Вот какие грустные каламбуры бурно бурлили в воспаленном сознании узника!

Как же плохо, что нет рядом дорогой Марианны Петровны, с которой всегда можно было посоветоваться и хоть и поступить порой глупо, по-своему, но все-таки постоянно ощущать её духовную поддержку! - думал Гордин, сидя напротив следователя. Он уже почти совсем успокоился, как вдруг заметил среди списка подозреваемых имя давнего знакомого, земляка, режиссера-документалиста Гараджича и ниже - фамилии своего зятя и нового мужа Марианны Петровны. И совсем уж добило его незамеченное вначале роковое совпадение: имя одного из фигурантов по наркоделу, краснодарца Букреева было Николай.

11

Допрос или почти дружеская беседа заняли несколько часов. Владимир Михайлович ещё раз убедился в своей неприспособленности к окружающему злобному миру. Окружающие за добрыми улыбками скрывали отнюдь не добрые чувства и совсем уж неблагостные намерения. Маска нам говорит больше, чем лицо. Вампиры, вурдалаки, маниакальные убийцы и насильники составляли большинство. Они как муравьи и тараканы выползали в подлинном обличии только в ночную пору. Днем они проявляли недюжинную способность к мимикрии и демонстрировали порой весьма романтические профессии. Кретины-критики, псевдопоэты, идиоты-романисты тянули к нему свои ложноподии, свои ручонки-присоски, пытаясь подпитаться творческой эманацией; конечно, они состояли в тайном заговоре против бедного Дон-Кихота, очередной ипостаси Христа, заочно преданного Санчо Пансой, то бишь апостолом Павлом (Савлом) и отвергнутого Дульсинеей-Магдалиной.

И где же для него был выход? Опять, опять это бесконечное лягушачье хлюпанье в сперматоподобном киселе, опять неумение обращать в свою неуклонную пользу крепкие тюремные стены, неумение договариваться со стражами порядка и законности, а по сути такими же полуприкрытыми чудовищами мздоимства.

- Э, брат, ты совсем спятил, здесь ты уже перегнул палку, - сказал Гордин самому себе. - Сейчас ты ещё начни обличать жулика Бучайса и станет совершенно ясно, ты обезумел и стал, как все, как твоя бессмертная теща.

И он обратился к Игорю Викториновичу с шальным нахальным вопросом, занозой сидевшем в сознании:

- Извините, можно у вас попросить почитать что-то: книжечку или журнальчик. Скверная, конечно, но неискоренимая давняя привычка. Вроде жевательной резинки. И ещё хорошо бы бумагой разжиться с карандашом или шариковой ручкой...

- Конечно, конечно. Только вот библиотека у нас сейчас закрыта. Библиотекарь в отпуске. И по МБА не выписать. Некому. Но вот у меня под рукой любопытная книжонка завалялась, могу дать, даже насовсем подарить. Все равно выбросить собирался. Мне она ни к чему как-то. А насчет бумаги и грифеля, как же, обязательно распоряжусь. Пишите на здоровье. Но все-таки сперва не романы свои матрешечно-памфлетные, а по делу, по нашему с вами наркоделу.

И в материальное подтверждение своих слов Викториныч хлопнул по столу чуть ли не антикварной вещицей, сразу расположившей к себе безумного книжника. Гордин уже, предвкушая блаженство и наслаждение, как ребенок, радовался неожиданной удаче и, не глядя, сунул в карман пиджака следовательский презент, рассчитывая как следует рассмотреть его в камере. Подальше положишь, поближе возьмешь. Тем более, что встреча явно подошла к завершению.

Служитель Фемиды нажал незаметную кнопку, вошли охранники и повели Гордина теми же катакомбами назад, к себе. Вот как странно устроен человек! Как легко он обживается на самом неподходящем, казалось бы, месте! Только что он как перекати-поле катился по воле ветра, хотя обманывался, глупенький, что по свободному волеизъявлению, купался в холодном море, пил горячий чай или кофе, ухаживал за доступными и недоступными женщинами и вот уже радостно перебирается из одной тюремной крысиной норы в другую, но уже свою.

Дверь захлопнулась. Гордин достал книжицу в темно-голубом тканевом переплетике, испещренную непонятной типографской надписью на лицевой стороне. "Французский язык", - понял довольно-таки образованный сиделец, к сожалению этого языка не разумевший, и уже был готов принять презент Викториныча за изощренное издевательство, за мимоходную насмешку над азартнонезрячим книгочеем (и кто-то камень положил в его протянутую руку!), как, перелистав небрежно книжицу, выяснил, что внутри-то она вся напечатана на чистейшем русском, хотя и вековой давности.