Приключения Джона Девиса. Капитан Поль (сборник) - Александр Дюма

Я рассказал этот случай в подробностях потому, что он может дать верное понятие, как я мало походил на других детей. Я получил такое необыкновенное воспитание, что, конечно, оно должно было сделать и мой характер не таким, как у прочих людей в юном возрасте. Как я ни был молод, батюшка и Том всегда с таким презрением говорили мне об опасности, что я всю жизнь свою считал ее в числе препятствий. Это во мне не природный дар, а следствие воспитания. Батюшка и Том выучили меня быть храбрым, как матушка читать и писать.

Желание, высказанное батюшкой в письме к доктору Ботлеру, было в точности исполнено: мне дали учителя фехтования, как другим воспитанникам гораздо старше меня, и я сделал быстрые успехи в этом искусстве; что касается гимнастики, то самые трудные в ней упражнения ничего не значат в сравнении с работами, которые я сто раз исполнял на своем бриге. Поэтому я с первого дня делал все, что делали другие, а на второй день и такие вещи, каких другие делать были не в состоянии.

Время шло для меня гораздо быстрее, чем я ожидал, я был смышлен и прилежен, и, кроме моего крутого, упрямого характера, меня не за что было хулить: зато по письмам моей доброй матушки я прекрасно видел, что известия, которые она получала обо мне из колледжа, были как нельзя более благоприятны.

Однако я с нетерпением ждал каникул. По мере того как приближалось время, когда я должен был уехать из Гарро, воспоминания о Уильямс-Хаузе все более оживлялись. Со дня на день я ждал Тома. Однажды утром, после занятий, я увидел, что у ворот остановилась наша дорожная карета. Я опрометью побежал к ней. Том вышел из нее не первым, а третьим: с ним приехали батюшка и матушка.

О, какая для меня это была счастливая минута! В жизни человека бывают два или три таких мгновения, когда он совершенно счастлив, и как ни коротки эти молнии, а от них уже довольно светло, чтобы любить жизнь.

Батюшка и матушка пошли вместе со мной к доктору Ботлеру. В моем присутствии он не хотел хвалить меня, но дал почувствовать матушке, что чрезвычайно доволен их сыном. Добрые мои родители были вне себя от радости.

Когда мы вышли оттуда, я увидел, что Роберт Пил разговаривает с Томом. Том был, по-видимому, в восхищении от того, что Роберт ему рассказывал. Пил пришел проститься со мной, потому что он тоже уезжал на вакации домой. Надо сказать, что его ко мне отношение со времени истории с Полом ни на минуту не изменялось.

При первом удобном случае Том отвел батюшку в сторону, и, возвратившись ко мне, батюшка меня обнял и пробормотал сквозь зубы: «Да, да, из него выйдет человек!» Матушка тоже хотела знать, что это такое, но батюшка мигнул ей, чтобы она подождала и что после все узнает. По нежности, с которой она вечером меня обнимала, я видел ясно, что сэр Эдвард сдержал слово.

Батюшка и матушка предлагали мне съездить на неделю в Лондон, но мне так хотелось поскорее увидеть Уильямс-Хауз, что я просил их ехать прямо в Дербишир. Желание мое было исполнено, и уже на другой день мы пустились в путь.

Не умею выразить, какое сильное и сладкое впечатление произвели на меня после этой первой разлуки объекты, знакомые с самого младенчества: цепь холмов, отделяющая Чешир от Ливерпуля; тополиная аллея, ведущая к нашему замку, в которой каждое дерево, колеблемое ветром, казалось, приветствовало меня; дворовая собака, которая чуть не оборвала цепь, бросаясь из конуры, чтобы приласкаться ко мне; миссис Денисон, которая спросила меня по-ирландски, не забыл ли я ее; мой птичник, по-прежнему наполненный добровольными пленниками; добрый Сандерс, который, больше по доброй воле, чем по обязанности, вышел навстречу молодому господину. Я обрадовался даже доктору и Робинсону, хоть прежде ненавидел их за то, что, как я уже говорил, меня отсылали спать, как только они приходили.

В замке все было по-прежнему. Каждая вещица стояла на старом своем месте: батюшкино кресло у камина, матушкино – у окна, ломберный стол – в углу направо от дверей. Каждый из них во время моего отсутствия продолжал вести жизнь спокойную и счастливую, которая должна была по гладкой и ровной дороге довести его до могилы. Один только я переменил путь свой и доверчивым веселым взором обозревал новый горизонт.

Прежде всего я отправился к озеру. Батюшка и Том остались позади, а я пустился со всех ног, чтобы на целую минуту раньше увидеть мой любезный бриг. Он по-прежнему красиво покачивался на старом месте: прекрасный флаг его развевался по ветру, шлюпка стояла, причаленная в бухте. Я лег в высокую траву, наполненную дятловиной и другими цветками, и плакал от радости.

Батюшка и Том пришли, мы сели в шлюпку и поплыли к бригу. Палуба была накануне вычищена и натерта воском: ясно, что в моем водном дворце меня ждали. Том зарядил пушку и выстрелил. Это был призывный сигнал экипажу.

Минут через десять все наши шестеро матросов были уже на бриге.

Теории судоходства я не забыл, а упражнения в гимнастике сделали меня еще сильнее. Не было ни одной работы, которой бы я не исполнил быстрее и отважнее лучшего из наших матросов. Батюшка и радовался, и боялся, видя мою ловкость и проворство, Том хлопал в ладоши, матушка, которая тоже пришла и смотрела на нас с берега, беспрестанно отворачивалась.

Позвонили к обеду. По случаю моего приезда к нам собрались все наши знакомые. Доктор и Робинсон ждали нас на крыльце. Оба расспрашивали о моих успехах и, казалось, были очень довольны, узнав, что за год я так многому научился. Сразу же после обеда мы с Томом пошли стрелять в цель. Вечер по-прежнему оставался исключительно в распоряжении матушки.

С самых первых дней жизнь моя здесь приняла прежнее течение: я везде занял свое прежнее место и через неделю год, проведенный в школе, казался мне уже сном.

О, прекрасные, светлые дни юности! Как скоро они проходят и какие неизгладимые воспоминания оставляют на всю жизнь! Сколько важных событий, случившихся впоследствии, совершенно изгладились из моей памяти, а между тем я помню все подробности вакаций и времени, проведенного в школе, дней, наполненных трудами, дружбой, забавами и любовью, дней, в которые мы не понимаем, отчего бы и вся жизнь не могла протечь точно таким же образом…

Пять лет, которые я провел в школе, пронеслись как один день, когда я смотрю назад, мне кажется, будто они озарены были совсем не тем солнцем, как остальная моя жизнь, – какие несчастия не терпел я впоследствии, я благодарю Бога за мои юношеские года, я был счастливым ребенком.

Мне пошел уже восемнадцатый год. В конце августа батюшка и матушка, по обыкновению, приехали за мной, но в этот раз они объявили мне, что я навсегда должен проститься с Гарро. Прежде я с удовольствием помышлял об этой минуте, но тут испугался.