Сладострастие бытия (сборник) - Морис Дрюон

– Мне подарил его индийский посол, – сказала Санциани. – Он специально выписал его для меня со своей родины. Я надевала его всего пару раз. Но думаю, оно приносит счастье. Оба раза, когда я была в нем, со мной происходили счастливые события… Раздевайся!

Кармела попятилась.

– Ну же, скорее, Жанна, мы ведь и так опаздываем, – сказала Лукреция, – делай, что я тебе говорю, или я не стану больше с тобой заниматься. Снимай это убогое платье, ты в нем похожа на прислугу.

Голос ее звучал властно. Она гордо стояла в своих кружевах вдовствующей императрицы, и Кармела, побежденная и пристыженная, повиновалась. «Если нас кто-нибудь увидит… если об этом узнают… – подумала она, – меня непременно уволят. Что она хочет со мной сделать?»

Она сбросила с себя передник, сняла хлопчатобумажное платьице, аккуратно сложила их и повесила на медную спинку кровати.

– Снимай все. Не станешь же ты надевать сари на белую нижнюю рубашку. С сари носят тунику… И нет ничего страшного в том, что ты покажешься мне обнаженной, уверяю тебя. Стыд – это от неполноценности. Это добродетель, проповедуемая уродливыми женщинами… И от него следует избавиться сразу же, как только узнаешь, что ты красива.

В комнате горела лишь ночная лампа.

Кармела увидела свое отражение в зеркале: она стояла, скрестив руки на груди, ссутулясь; на бедре была заметна маленькая ямочка. Она чувствовала, что колени ее трясутся.

Санциани внимательно осмотрела ее с головы до пят.

– Ну-ка выпрями спину. Гордись своей грудью, гордись своим животом и своей кожей! – воскликнула она. – Отказаться от радости этой гордости – значит отрицать то, что дано Богом, хулить Всевышнего.

Кармела схватила свои одежды.

– Нет, синьора, я не хочу. Лучше мне уйти, – сказала она, и на лице ее было написано безумие.

И остановилась на полуслове, так и не сделав шага, и застыла от изумления, увидев, как старуха приподняла покрытую пылью крышку коробки, в которой действительно было нечто: великолепная ткань, тщательно сложенная и напоминающая наряд феи из сказки.

– Подними-ка руки, – сказала Санциани. – Постой, а где же туника?

И она сделала рукой неопределенный жест, означавший: тем хуже.

Кармела, разведя руки в стороны, как бы предлагая полюбоваться своим телом, с замиранием наблюдала за тем, как из коробки появилась огромная шелковая вуаль темно-синего цвета невиданной на Западе тончайшей работы. Казалось, что нематериальная прозрачность ткани с вплетением золотой нитки вобрала в себя ночь и звезды.

Стоя не шелохнувшись, натурщица и статуя одновременно, Кармела чувствовала, как вуаль накручивалась вокруг ее тела. Вся кожа ее вздрогнула от соприкосновения с этой легкой паутинкой, сотканной руками человека. Под мышкой прошла чуть покалывавшая кайма, а золотые нити слегка раздразнили соски. Когда она открыла глаза и повернулась к зеркалу, то увидела, что вся окутана в небесный свод.

Вокруг нее мелькали ловкие опытные руки, совершавшие четкие движения. Время от времени Санциани отступала на шаг, чтобы полюбоваться своим творением не лишенным строгости взглядом.

– Он хочет тебя, а не меня, – сказала Лукреция. – Девочка, пришло твое время быть желанной и выбирать, сегодня вечером я могу или ненавидеть тебя, или руководить тобой. Бороться с тобой с помощью неравного оружия или послать тебя в бой под моим щитом… Что ты сказала? Возможно, но не стоит извиняться, дорогая! Ты не виновата в том, что тебе двадцать лет… Тебе надо сделать другую прическу. Сядь!..

Через ткань сари Кармела видела, как белели ее бедра и икры. По голове скользила гребенка, собирая волосы к затылку, скручивая их в плоский невысокий пучок, который закреплялся толстыми заколками…

Кармела была как во сне. Это было чудесно. Она богата, у нее ловкая служанка, которая ее наряжала. Или, еще лучше, она была восточной принцессой, и королева, ее мать, готовила дочь к балу. Поскольку для девушки, в какой бы стране она ни была, воплощением праздника всегда был бал.

– Не знаю, смогу ли я сделать все как надо, – вновь произнесла Лукреция, – с женщиной, которая на меня похожа. Но у меня, во всяком случае, такое ощущение, что я переселяюсь в другую плоть. О чем бы я вспоминала, убрав тебя с моего пути? Как он нападет на меня, в худшем случае, в конце вечера? Его я не хочу, мне хотелось бы обладать его могуществом, которым я распорядилась бы гораздо лучше, нежели он. Между нами будет тайна небольшого преступления, от которой он возгордится. Не надо меня благодарить. Я сейчас учусь быть старой.

Она вложила в руку Кармелы свое зеркальце, открыла старую сумку с косметикой, в которой не хватало половины пузырьков, взяла из маленьких баночек небольшое количество оставшейся там косметики и подрумянила Кармеле щеки, нанесла мизинцем краску на губы, удлинила разрез глаз, наложила на веки перламутровые тени и отступила на шаг, для того чтобы оценить свою работу. Потом взяла ниспадавший конец сари и накинула его девушке на голову, словно кусочек ночного неба.

– А теперь посмотри на себя, – сказала она, подводя девушку к зеркалу на дверце шкафа.

– О!.. – только и смогла произнести Кармела, увидев свое перевоплощение.

Она показалась самой себе таинственной, словно божество.

– Надо, чтобы это обошлось ему как можно дороже, – сказала стоявшая позади нее Санциани. – Только не наделай глупостей. Не стоит никогда ждать, чтобы тебе что-то преподнесли, нельзя ничего грубо отвергать и нахально выпрашивать. Надо удивлять и очаровывать уже самими своими желаниями. Слушай меня внимательно. В холле отеля есть витрина с ювелирными украшениями. Так вот, проходя мимо правой витрины, укажи на большое рубиновое колье, в котором сочетаются высокая цена и хороший вкус… И произнеси с детским выражением на лице: «О, как это красиво!» И все, пройди мимо. А если он не поймет, что должен будет сделать, я берусь все ему объяснить.

О каком важном лице, о каком старом господине, о каком министре или магнате шла речь? Кармеле он представлялся властным, толстым, коротконогим, с большим брюшком, в костюме с блестящими лацканами. У него должны были быть большие навыкате глаза, спрятанные за стеклами очков, и вообще он должен был походить на одного из тех восточных принцев, чьи фотографии она видела в газетах и которые приезжали на европейское побережье Средиземного моря для того, чтобы проматывать свои сказочные состояния. Но каким бы с виду он ни был, она была согласна. Скоро ее предложат этому незнакомцу. Отдавая свое тело в обмен на это украшение, она войдет в привилегированную касту… Но колени ее снова задрожали.

– Когда ты останешься… с ним наедине и он пожелает получить то, о чем мечтает, старайся не казаться недотрогой, но и не веди себя словно шлюха. Оставайся сама собой, если сможешь… Это самое сложное. Если не сможешь, помалкивай. Он сообразит, что должен делать; опасение того, что не хватит выдумки, очень их всех смущает. Если этого волнения будет недостаточно, тогда запомни вот что… Зрелые мужчины обожают детские ручки. Но до этого они должны быть раздеты. И тогда ты можешь закрыть глаза, как бы показывая, что прикосновение к мужской силе или к ее атрибутам заставляет тебя отбросить всякую сдержанность и преодолевает твое сопротивление. Он возгордится, почувствует себя богом. Что же касается остального, то этому не учат. Это тебе или дано, или не дано, а все обучение происходит интуитивным путем и методом проб. Да, кстати, если мы выпьем достаточно для того, чтобы притвориться пьяными, я, возможно, буду рядом с тобой и получу от этого гораздо более горькое удовольствие, чем ты.

Они стояли лицом к лицу перед зеркалом, и древняя королева Ренессанса втолковывала молодой смуглой принцессе свой опыт, произнося слова вполголоса.

– Ну, ступай, милочка, до встречи, – сказала Санциани. – Желаю тебе, чтобы в твоей жизни было столько же счастья и страданий, сколько их испытала я. Другими словами, живи, как я жила.

Она поцеловала Кармелу в лоб, и девушка почувствовала, что была готова разрыдаться. Она вступала в новый период жизни, делала первые шаги на этом чудесном пути. Две крепкие ладони подтолкнули ее к двери.

И, только подойдя к выходу, девушка пришла в себя и вспомнила, что все это было нереально.

– Сейчас, синьора графиня, я верну вам это великолепное платье, – сказала она.

– Нет-нет! Я его больше никогда не надену. Оставь его себе, оно твое.

На лице Кармелы был написан страх не устоять перед соблазном. Ведь воспользоваться затмением сознания человека хуже, чем просто обокрасть его.

– Я тебе его дарю, уверяю тебя, – повторила Санциани. Посмотрев девушке в глаза, она добавила тихо, но внятно: – Кармела.