Халиф на час - Шахразада
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да будет так, тетушка. Отныне я буду беседовать с дядюшкой только о делах, тканях и глупых покупателях, которые хотят платить за аршин тончайшего бархата столько же, сколько за грубую шерстяную ткань.
– Пусть так…Но, милая моя племянница, я хотел бы поговорить с тобой о другом. Ты уже взрослая девушка. Аллах милосердный дал мне увидеть, как ты красива. Сама же ты каждый день показываешь, сколь ты умна… Почему же я ни разу не видел, чтобы ты улыбнулась какому-нибудь привлекательному юноше? Ведь среди наших покупателей немало приказчиков, есть портные и их помощники, есть даже посыльные из богатых домов…
Улыбка сошла с лица Джамили.
– Дорогой мой дядюшка, любимая тетя. Но разве я должна, подобно обитательницам веселых кварталов, пытаться заманить в свои сети каждого, кто мне приглянулся, или каждого, кому приглянулась я? Конечно, я всего лишь простая деревенская девчонка, но все равно мечтаю о настоящей любви… Я мечтаю о том, что мой избранник будет неповторимым, единственным, самым лучшим…
– Аллах милосердный, девочка… Но тогда тебе подойдет только сам халиф…
– Быть может, и так… Понимаешь, дядя, я мечтаю о том, что я взгляну на него один только раз и после этого перестану видеть всех остальных мужчин.
– Малышка, но так бывает только в сказках.
– Но я мечтаю именно об этом, дядя… И обыкновенные мужчины мне не нужны.
– Но чем тебе не угодили обыкновенные юноши? Разве они не хороши собой, не умны? Есть среди них и достойные, уважаемые люди… Есть сыновья почтенных семей.
– Ах, дядюшка, ты, конечно, прав. Есть и достойные, есть и уважаемые. Но я хочу найти единственного… Пусть он будет беднее уличного водоноса, пусть он будет иноземцем… Я хочу, чтобы он такой был один. Чтобы только с ним мне хотелось беседовать, только с ним хотелось жить, растить его детей.
– О Аллах, девочка… Я думал, что современные девушки о таком не мечтают. Думал, что вам интересны лишь деньги и титулы, влияние родителей…
– Думаю, дядюшка, все девушки во все времена одинаковы. Им нужна родная душа. А будет этот юноша богат или беден, не так уж и важно. Вот если ищут не единственного на свете, тогда, о да, тогда важны и титулы и чины, и звания и влияние…
«Ах, малышка, ведь так было всегда… И так, думаю, всегда будет. Но как же сыскать твоего единственного? Где найти того, кто станет твоей судьбой?»
Джамиля пристально взглянула в глаза Сирдару и сказала:
– Не ищи мне избранника, добрый дядюшка. Не придумывай, как бы обмануть мое глупое сердечко. Время все расставит по местам. Не торопись!
– Придет время, мудрый мой друг и визирь, и время все расставит по своим местам.
– Но, звезда вселенной! Сколько должно пройти времени, чтобы ты одарил своих подданных царицей, женой халифа? Сколько должно пройти времени, чтобы ты излечился от юношеских грез?
– Тот день, благородный Умар, когда я излечусь от юношеских грез, станет последним днем великого Багдада, обители правоверных. Ибо сиюминутные и мелкие дела не требуют вмешательства владыки. Лишь мечты движут тем, кто хочет процветания своему царству!
Визирь тяжело вздохнул. Увы, в словах халифа была доля правды. Ему, молодому, но мудрому Гаруну аль-Рашиду вовсе не надо было вмешиваться в дела городских старейшин, как не надо было за каждого лавочника решать, сколько и чего продать на шумном и щедром багдадском базаре.
– Но, знаешь, добрый мой визирь, в последнее время я стал замечать, что рассказы моих советников не дают мне пищи для размышлений, не возвышают мои мечты. Более того, слушая ваши бесконечные беседы и склоки в диване, я засыпаю, а мечты мои превращаются в рассуждения никчемного торгаша.
– Увы, владыка, не всегда среди мудрецов обсуждаются действительно великие свершения, в диване чаще можно услышать ссоры и сплетни, чем возвышенные речи истинной мудрости.
– Увы, так и есть. Но я стал замечать и еще одну, весьма прискорбную деталь. Мои советники стали лгать мне. Мне, своему халифу! И делают они это не из желания возвыситься или прославить себя в моих глазах, а лишь для того, чтобы ничего не делать… Ведь, если не рассказать, что в городе мало лекарей, я никогда не узнаю об этом и не распоряжусь построить приют для всех отягощенных болезнями. Если… Но тут можно перечислять, увы, очень долго. И каждый раз, когда советнику или мудрецу лень ударить палец о палец, я слышу, что в моем Багдаде все спокойно, что в моей прекрасной стране все славят мое имя и мои свершения, что владыки сопредельных стран полны ко мне почтительного уважения.
– Но, великий халиф, это же правда! Властители сопредельных стран полны почтения, в твоей стране тебя славят и немые, а в Багдаде все спокойно…
– Ну что ж, добрый мой визирь, вот завтра с утра мы и убедимся в этом!..
– В чем, о солнце мудрости?
– Мы убедимся в том, что в великом и вечном Багдаде все спокойно…
– О Аллах милосердный!
– Да, Умар, ты понял меня правильно. Завтра утром, едва рассветет, мы отправимся с тобой на прогулку по городу.
– Мы?
– Конечно, мы выйдем вдвоем через дальнюю калитку в городской стене. Ту, через которую заходят метельщики и золотари…
Визирь лишь тяжело вздохнул. Оказывается, размышления халифа иногда бывают полны опасностей. «О Аллах, вот что значит скрывать правду от халифа… Теперь он увидит все. А это куда страшнее и безжалостнее, чем услышать от советника или имама…»
– …Мы наденем иноземное платье и будем беседовать на любом из языков сопредельных стран… Или, быть может, ты захочешь воспользоваться языком франков или ромеев?
– Слушаю и повинуюсь, о халиф!
– Мы пройдем по улицам города, побываем в лавках и мастерских… Быть может, даже заглянем на знаменитый багдадский базар. Аллах великий, я, властелин, никогда не видел базара – жемчужины нашего города, его неувядающей славы и вечного его позора…
– Да будет так, – полумертвыми от ужаса губами прошептал визирь. Уж он-то хорошо представлял, как выглядит базар и что может увидеть в городе халиф.
– Думаю, для первой прогулки нам хватит и половины дня. А когда дневной жар заставит закрыться лавки и харчевни, мы вернемся во дворец.
– Повинуюсь тебе во всем, мой халиф!
И чем печальнее становился визирь Умар, тем радостнее и оживленнее был Гарун аль-Рашид. Он предвкушал прогулку по городу так, как иные предвкушают роскошный пир или ночь любви. Он уже придумывал, как он войдет в свои покои, как прикажет принести ромейское платье, как сменит чалму на шапочку… Он уже видел, как его сапоги шагают по камням площадей, как его руки щупают ткани, слышал, как прищелкивает языком, ощутив ароматы незнакомых яств.
