Несущая свет. Том 3 - Донна Гиллеспи

Так оно и было. Давние насмешки Деция над ее неловкими, угловатыми движениями, похожими на полет недавно оперившегося птенца, сделали свое дело. Его постоянное напоминание «Не выдавай никому, что я учил тебя» все еще звучало в ее ушах. Ауриана даже и думать не могла, что ее владение мечом будет столь совершенным, что даже испытанные бойцы Торгильд и Коньярик уступят ей первенство. Когда-то и Деций сказал ей, что она превзошла его как учителя. Но это случилось, когда она взяла в руки меч Бальдемара. Сегодня, однако, она дралась неуклюжим деревянным мечом и должна была признать, что в ее выступлении было и что-то новое, исходящее уже от нее самой. Внезапно она поняла то, что всегда смутно чувствовала: насмешки Деция всегда встречали ее внутреннее сопротивление, потому что инстинктивно она чувствовала, чего стоит. И теперь, когда ей открылась истинная причина ее побед, сильная дрожь пробежала по всему телу. «У меня сверхъестественные способности, о которых я раньше не подозревала, и они были у меня всегда. Их заметили даже здесь, где из искусства владения оружием сделали культ. Они увидели то, что ускользало от моих соплеменников». Один внутренний голос начал подзадоривать ее: «А ну, покажи, чего ты стоишь на самом деле, прояви свой талант в полную силу!» Но другой, более осторожный, предупреждал: «Смотри, самой лучшей лошади не дают участвовать в скачках!» И тут она вспомнила о Марке Юлиане. Она подумала, что подобные мысли ему тоже не чужды, и он бы прекрасно понял ее состояние.

«Остановись, ты начинаешь сходить с ума. Тебя скоро здесь не будет. Но все же не стоит раздражать этого Эрато. Он добрее многих, и ему вовсе не нужно знать, что ты никогда не будешь драться на арене».

— Если ты говоришь это, значит, так и есть.

— Ты что-то загрустила. Так вот, с сегодняшнего дня я сам собираюсь быть твоим наставником. Правда, нужно выполнить кое-какие формальности, и ты останешься жить с новичками, но заниматься с Кораксом больше не будешь. В третьем часу придешь ко мне на западный двор, поняла?

Она кивнула, удивляясь происходящим с ним переменам.

— Да, этому не сразу поверишь, — пробормотал себе под нос Эрато, потом улыбнулся и встал, давая понять, что их разговор подходит к концу. — Может быть, ты желаешь попросить меня о чем-нибудь? Не стесняйся!

— Попросить? О чем? — почти неслышно переспросила она.

Суровый внутренний голос потребовал, чтобы она просила вернуть ее прежнюю жизнь, страну, ребенка.

— Отдельные помещения для меня и Сунии, моей подруги, и чтобы там не было крыс, и чтобы с окном. И… защиту от тех, кто пытается отравить меня.

— Отравить? Отравить, говоришь? О, Немезида! В этом месте творятся такие беззакония, что по сравнению с ним логово пиратов выглядит овчарней. Да, да. Это будет сделано. Я лично позабочусь об этом.

— И еще… Пусть мне позволят вечером немного посидеть перед очагом на кухне после того, как приготовят пищу.

— Зачем? Ты хочешь заняться колдовством?

— Этого требует обычай моего народа.

— А я почему-то думал, что ваше племя почитает деревья, но не огонь.

— Деревья и в самом деле священны.

— Ну уж я никогда не буду падать ниц перед каким-то деревом!

— В деревьях обитает душа Фрии, которая одна значит больше, чем все боги вместе взятые, включая и ваших богов. А у вашего идола, — и она кивнула на бюст Домициана, — душа скользкая, изворотливая, как хорек.

На мгновение Эрато показался обиженным, а потом разразился громким смехом.

— Меткий удар! Я повержен! — объявил он с удовольствием. — Ладно, можешь смотреть на огонь, сколько хочешь. Ты стоишь того, чтобы ради тебя пойти на некоторые нарушения распорядка. Что-нибудь еще?

Ауриана вспомнила жалобы Сунии на однообразие пищи.

— И… для моих соплеменников пусть хоть иногда дают какую-нибудь другую еду. Мы ведь привыкли к лосятине и мясу диких птиц, без этого наши мышцы слабеют, мы становимся не такими выносливыми, как раньше.

— Мне жаль, но это не в моих силах. Вас так кормят потому, что все лекари в этом заведении считают, что мускулы становятся сильнее от поедания бобов и ячменя. Другие считают, что от мяса больше пользы, но наши лекари стоят на своем. Подожди, вот прославишься, и тогда им будет все равно, чем ты питаешься. Стража!

Стражник открыл дверь и стал ждать Ауриану.

— Постой. Напоследок я хочу дать тебе один совет, — он встал, подошел к ней и положил руку на ее плечо. На его лице появилась отеческая улыбка. — Никогда, слышишь, никогда не показывай, что получаешь от поединка удовольствие. Все считают, что гладиаторская арена — наказание. Есть люди, которым такое удовольствие может не понравиться.

Ауриана вздрогнула, встревоженная тем, что Эрато смог так глубоко проникнуть в ее мысли, но затем весело улыбнулась.

— И это говоришь ты, который сам заключил контракт после своего освобождения!

— Да, но тут совсем другое дело. От меня и не ожидали иного. А вот с тобой все по-другому. В жизни так бывает. Не обижайся, но на тебя смотрят как на каприз природы. Ведь ты — женщина.

Затем стражник отвел ее в помещение с противоположной стороны тренировочной арены, где каждому новичку, прошедшему испытания, давали имена. Ауриана убедилась, что ни одному гладиатору не разрешили драться под своим настоящим именем.

— Я хочу сохранить имя, которое мне дали при рождении, — спокойно сказала Ауриана, когда Коракс и его помощник вызвали ее вперед.

— У тебя ничего не выйдет, ты, отродье сучек Гадеса! — сказал Коракс, который все еще не мог остыть после того, как Эрато отобрал у него перспективную ученицу. — Мы назовем ее Ахиллия. Так и будет. Запиши ее имя — Ахиллия-амазонка.

Коракс был доволен смущением Аурианы, которой не удалось его скрыть.

— У меня одно имя. А имя — это дом, где живет дух. Я и так уже слишком много потеряла. Изменить имя — значит, изменить мою душу, и тогда после смерти я не смогу воссоединиться со своей семьей. Пусть будет Ауриния.

Она отважилась произнести это имя. Оно должно было удовлетворить их. Разве им самим не нравилось называть ее так?

Помощник наклонился к Кораксу.

— А ведь и правда, — шепнул он, — у нас уже есть одна Ахиллия. Ауриния — тоже звучит неплохо. Еще во времена моего дедушки жила одна знаменитая вещунья из варварского племени, которую звали точно так же. Ауриния-колдунья. Ей подходит это имя. Зрители легко запомнят его.

— Мне оно не нравится, — произнес Коракс, раздраженно взмахнув рукой. — Но пусть ее зовут Ауриния, если уж на то пошло. Нет никакой разницы. Мы и так потеряли с ней уйму времени. Убери с глаз эту ведьму.