Подводные волки - Валерий Рощин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не густо. – Хайц повернул в коридор жилых отсеков. Толкнув металлическую дверь, пригласил: – Прошу.
Оглядев жилище, товарищ повеселел.
– Здесь в тысячу раз лучше, чем в утробах наших подлодок!
– Не знаю, не знаю. Прожив полгода в каменном мешке, я уже так не думаю. Да, хотел тебя спросить: почему твоя «семерка» называется «Вереной»?
– Во-первых, я получил ее новенькой – прямо у стапелей, и борта боевой рубки были девственно чисты. Во-вторых, командование решило не наносить буквенно-цифровой индекс из соображений секретности.
– Понятно.
– Кстати, что ты намерен делать с зачинщиками? – поинтересовался Альфред, выкладывая на полку шкафчика свои вещи. – Такие поступки прощать нельзя. Однажды в сорок четвертом мне пришлось лично расстрелять двух матросов…
– Знаю. С ними разбирается старший помощник, и завтра утром мы поставим в этом деле жирную точку. Ты продумал свой доклад?
– В общих чертах, – пожал плечами Альфред.
Главного зачинщика по приказу старшего помощника заперли в карцере – в каменном мешке довольно скромного размера. Угол пола по левую сторону от двери занимало отхожее место, над ним из стены торчал бронзовый кран. У дальней стены стояли две солдатские кровати и тумбочка между ними. Из постельных принадлежностей были матрацы, подушки и грубые шерстяные одеяла. Все нехитрое хозяйство освещалось единственной тусклой лампой.
Через час экипажи двух субмарин собрались в кают-компании. Пока рассаживались за столики, в углу на каменном приступке крутил пластинку патефон, радуя моряков звуками современного американского джаза.
Однако мероприятие не получилось сугубо праздничным: помимо здравиц по поводу неожиданной встречи соотечественников в повестке значился доклад Альфреда Ценкера о последних событиях в мире.
Патефон умолк. Два кока бесшумно сновали между столами, разнося шнапс и горячую закуску. А командир «Верены», стоя рядом с офицерским столом, говорил низким глухим голосом:
– Увы, господа, великий Рейх проиграл войну. За две недели до прекращения боевых действий преемник фюрера Карл Дёниц приказал мне доставить в Японию спецгруз, что мы и намеревались сделать, выйдя из Киля. Мы почти добрались до цели, но… немного не успели. Япония также потерпела поражение и подписала капитуляцию на борту американского линкора «Миссури». Оставшись без родины и союзников, мы решили укрыться на этой базе – я знал о ее существовании (однажды просидел здесь три месяца) и приказал штурману рассчитать новый курс. За время плавания по северным морям мы периодически всплывали для подзарядки аккумуляторных батарей и с нетерпением вслушивались в эфир с надеждой узнать что-то позитивное. К сожалению, господа, обрадовать вас нечем: в начале мая 1945 года Йодль, Кейтель, Штумпф и фон Фридебург подписали протоколы актов о капитуляции Германии.
– Что стало с фюрером? – тихо спросил кто-то.
– Мы располагаем только теми сведениями, которые передаются по радио странами Европы. Судя по их сообщениям, фюрер покончил с собой в берлинском бункере.
– А с Гиммлером? – поднял голову Нойманн. – Жив ли рейхсфюрер?
– Мертв, – вздохнул Ценкер. И продолжил доклад: – После завершения войны наши противники – СССР, США, Великобритания и Франция – создали Международный военный трибунал, объявивший в конце августа список из двадцати четырех человек – главных, с их точки зрения, военных преступников.
– И кто же среди них?
– Все те, кто не успел или не смог покончить с собой. Геринг, Риббентроп, Кейтель, Кальтенбруннер, Борман, Йодль, Гесс, Шпеер, Дёниц и другие.
Штурман Людвиг Ланге, лично знакомый с гросс-адмиралом, поинтересовался:
– Значит, и у Дёница есть шанс в ближайшее время отправиться на тот свет?
– У всех, кто попадет в руки трибунала, есть такой шанс. Даже у нас с вами, – ответил за своего друга корветтен-капитан. Встав, он поднял кружку и с каменным лицом подвел итог: – Как бы там ни было и что бы ни говорили русские, американцы и англичане – наша война еще не окончилась.
Ночью убитого обербоцмана уложили в специальный мешок и похоронили на «кладбище» – в самом дальнем закутке технической зоны. Закуток был устроен аналогично складу-морозильнику, отчего температура в нем сохранялась низкой.
Утро следующего дня началось с общего построения команд двух подлодок на каменном тротуаре одного из причалов.
Каменные своды освещались прожекторами, меж корпусов подлодок тихо плескалась вода. Офицеры и старшие унтер-офицеры заняли, как всегда, правый фланг длинного строя, далее, в соответствии с уставом, стояли младшие унтер-офицеры и матросы. Замыкали строй гражданские специалисты – инженеры и врачи. Отдельной группой у дальнего края прямоугольного водоема выстроилась вооруженная команда надежных моряков.
Нойманн, имеющий звание оберштурмбаннфюрера СС, торчал во время подобных мероприятий среди офицеров-подводников.
– Что ты хочешь с ним сделать? – прошептал он в затылок Мору, когда к тупиковой стене подвели связанного моториста Альберта Шлоссера.
– То, что положено в таких случаях, – расстрелять.
– Отдай его мне.
– Зачем? – слегка повернул голову корветтен-капитан.
– Он пригодится для последнего эксперимента.
Старший помощник Рудольф Кляйн поставленным высоким голосом зачитывал решение военно-судебной комиссии, состоящей из трех офицеров экипажа U-3519.
– Исключено, – отрезал Мор. – Он должен сдохнуть на глазах у всей команды, а не в тиши твоего «лазарета»!
Из двух подстрекателей, выявленных старшим помощником, Шлоссер вызывал у командира наибольшую антипатию. Он постоянно был всем недоволен, вечно что-то бубнил под нос и зыркал на офицеров злыми глазами. Однажды Хайнц услышал в его исполнении анекдот: «Представители новой расы будут стройны, как Геринг, светловолосы, как Гитлер, и рослы, как Геббельс». Он задал Шлоссеру хорошую трепку, но доводить дело до гестапо не стал. А зря! Если бы из здоровой плоти экипажа своевременно удалили гнойный нарыв, возможно, мятежа не случилось бы.
– Но почему? – донимал из второй шеренги Нойманн.
– Во-первых, приговор подписан и уже оглашен. Во-вторых, его необходимо расстрелять, чтобы никто из нас в будущем не опасался за свою жизнь. И, наконец, в-третьих…
В этот момент Кляйн завершил оглашение приговора. Обернувшись и сделав шаг назад, он вопросительно смотрел на командира.
– Заканчивайте с ним, – кивнул Мор.
Трясущегося Шлоссера подвели к глухой стене, повернули лицом к группе автоматчиков. Старший помощник отдал сухой приказ, и под высокими сводами вновь заметалось густое эхо выстрелов.
– Жаль, хороший пропал материал, – кашлянул в кулак профессор, глядя на упавшее тело. – Кстати, ты не договорил. Что же «в-третьих»?
– В-третьих, по результатам расследования есть еще один зачинщик мятежа, виновный в несколько меньшей степени.
К тупичку подвели следующего осужденного со связанными руками. Это был здоровяк Эрих Вебер – гаупт-ефрейтор, торпедист.
– Подойдет? – криво усмехнулся Мор.
– Отменный экземпляр. Я обратил на него внимание, когда шли сюда из Ростока.
– Надеюсь, твой эксперимент не смертельный?
– Девять к одному, что останется жив.
– Сколько времени займут твои опыты?
– Не дольше пяти дней.
– Договорились, – кивнул командир подлодки и шагнул вперед.
Эрих Вебер служил в экипаже Мора два года и имел за плечами четыре боевых похода. Он был награжден двумя медалями и нагрудным знаком «U-Bootskriegsabzeichen», особо почитавшимся среди ветеранов подводной войны. Простой трудяга, никогда не читавший книг и не выезжавший дальше границ Передней Померании.
Дам ему шанс, решил Хайнц и обратился к строю подводников:
– Господа! Я успел ознакомиться с результатами расследования и хочу спросить у Вебера, раскаялся ли он в организации вчерашних беспорядков?
– Да, – кивнул тот.
– Не слышу, Эрих.
– Да, господин корветтен-капитан, я раскаялся! – громко повторил торпедист. – Если вы сочтете возможным сохранить мне жизнь – даю слово: этого больше не повторится!
– Что ж, вверенной мне властью заменяю матросу гаупт-ефрейтору Веберу смертную казнь на недельный арест. На время ареста он поступает в распоряжение профессора Нойманна. И в заключение приятная новость для тех, кто не участвовал в мятеже: в нашей волшебной пещере появились женщины! – Моряки, конечно же, успевшие пронюхать о прибывшем сюрпризе, одобрительно загудели, и командиру пришлось повысить голос: – После бани и непродолжительного медицинского обследования четыре обворожительные американки начнут принимать немецких гостей. Вы довольны?
В ответ раздался не гул, а настоящий рев.
– Разойдись! – ухмыльнулся Мор.
– Зачем тебе потребовался последний эксперимент? – спросил капитан профессора после общего построения.