Подводные волки - Валерий Рощин

– Сумка? – встрепенулся я.

– Да, сумка с документацией, принадлежавшая командиру немецкой подлодки U-362 Людвигу Францу.

– Это становится интересно.

– Я рад, что встряхнул тебя и разогнал сонливость, – усмехнулся генерал. – Документы в сумке представляли большую ценность, но, к сожалению, в особый отдел Северного флота попасть не успели – тральщик Т-116 наскочил на мину, и трофей был утерян. Со слов спасшегося Бабанова, среди прочих бумаг в сумке имелась объемная лоция всех проливов архипелага Земля Франца-Иосифа. Особое место в лоции занимал пролив Кембридж с юго-восточным побережьем острова Земля Александры. На подробном плане изображалась линия маршрута, проходящая сквозь узкий коридор в минном заграждении на подступах к непонятному подскальному сооружению.

Я молчал, обдумывая услышанное. А Горчаков, прикуривая очередную сигарету, терпеливо ждал моей оценки.

– Маловато, Сергей Сергеевич, для полной уверенности в существовании секретной базы, – пожал я плечами.

– Понимаю. Есть еще парочка незначительных фактов, говорящих в пользу моей версии. Первый: в конце пятидесятых годов на острове Земля Александры наши военные строители приступили к возведению аэродрома. Во время строительных работ было обнаружено несколько вентиляционных труб, уходящих глубоко под землю.

– Кто-нибудь проверил, куда ведут шахты?

– Увы, Евгений. Во всей этой истории прослеживается невероятное попустительство и равнодушие наших спецслужб.

– У вас имелся второй факт.

– Да-да, но это, скорее, косвенная улика. Дело в том, что в названной капитаном Бабановым бухте несколько раз были замечены американские подводные лодки.

– В наших территориальных водах?!

– Ты так удивляешься, будто впервые узнал о врожденной наглости американцев.

Я снова вынужден был признать правоту шефа. Поднялся и подошел к большой карте.

– И где же находится эта удивительная скала с входом в мистическую базу?

– Стало быть, не веришь? – грустно усмехнулся генерал.

Рад бы соврать, да не выходит.

– Пока нет.

– Приблизительно здесь – в бухте Нагурского, – очертил он на карте небольшой район.

– Уж не хотите ли сказать, что нам опять предстоит дальняя дорожка?

– Да, Евгений Арнольдович, готовься. Недельку отдохнешь от командировки в Норвежское море, а потом собери человек семь-восемь, и в путь. Надо детально исследовать это местечко и продолжить операцию «Охота за призраком»…

У моего шефа отвратительная привычка выдавать важнейшую информацию не сразу, а порциями, изрядно разбавленными водицей.

Отдыхая от одной северной командировки и готовясь к следующей, я не раз вспоминал наш разговор в его кабинете. И всякий раз задавался одними и теми же вопросами: «Зачем сейчас, упустив уйму времени, городить проблему с поиском проклятых подскальных баз? Это нужно было делать сразу после войны или в течение лет десяти-двадцати после победы – тогда в их тайных недрах можно было почерпнуть нечто полезное для науки, армии, страны. А какой в них прок теперь? Что можно найти под скалами, кроме истлевших трупов, ржавых механизмов и устаревшего оружия?…»

За раздумьями закончился короткий отдых.

Я и семеро моих товарищей летели на новоземельский аэродром Рогачево, расположенный по соседству со знаменитым поселком Белушья Губа. Помимо тех пятерых, что вместе со мной обследовали погибший норвежский траулер у острова Медвежий, я прицепил к группе четвертую пару – на всякий случай. Узнав о моем решении увеличить количество участников экспедиции к архипелагу Земля Франца-Иосифа, Маринин вновь принялся канючить:

– Товарищ капитан второго, возьмите меня с собой, а?… Надоело торчать на базе. Разве я для этого проходил специальную подготовку?

– Семейные проблемы решил?

– Не полностью. Но процесс пошел.

Отчаянно хотелось развернуть его на сто восемьдесят и, дав пинка под зад, отправить заканчивать «процесс».

Не развернул. И не дал. Ибо так можно навсегда отбить у человека желание работать. Иной раз выгоднее проявить слабинку.

– Ладно, собирайся. И чтоб никакой хандры в командировке! Усек?

– Так точно! – просиял лейтенант.

И вот мы всей компанией летели в салоне «конторского» лайнера – небольшого, но скоростного и комфортабельного, к месту, где неподалеку от Новой Земли нас поджидало судно, на котором предстояло дойти до архипелага Земля Франца-Иосифа.

Сегодняшний полет проходил «на сухую» – без коньячка или вискарика, потому как рядом со мной торжественно восседал Горчаков.

– Решили подышать свежим морским воздухом? – подковырнул я на подмосковном аэродроме, узнав о его намерении проводить группу до архипелага.

– Должен быть в команде охламонов хотя бы один умный человек, – хмыкнул он, поднимаясь по трапу в салон небольшого самолета.

Вот и подковырни его…

Первую половину маршрута все спали, ибо вылет состоялся в восемь утра. Через час, дружно проснувшись, зашуршали журналами и попросили у миловидной стюардессы кофе.

– Зачем вы летите на север, Сергей Сергеевич? – посмотрел я на уставшее лицо своего шефа. – Взяли бы отпуск, съездили бы куда-нибудь – поизучали мир в пятизвездочном комфорте.

– А сам не догадываешься, зачем я лечу с вами? – нахмурился Горчаков.

– Нет.

– Объясняю: мне не удалось выбить для нашей операции военный корабль. Вместо него командование ВМФ выделило старенькое научное судно «Академик Челомей».

– И что с того?

– А то, что я обязан разделить с вами весь риск предстоящей затеи.

Ясно. Кстати, это тоже одна из фирменных черт характера моего шефа. Правда, ее смело можно отнести к числу достоинств – своих он не бросает, в обиду не дает, а главный удар предпочитает принимать на себя. Такой вот у нас правильный генерал. Правильный, настоящий и реликтовый – маловато таких осталось.

Прихлебывая крепкий обжигающий напиток, я задал давно мучающий меня вопрос:

– Вы на самом деле верите в наличие действующих секретных баз Третьего рейха?

– Не хотел бы, но приходится, – совсем помрачнел генерал.

– Сергей Сергеевич, мой дед принимал участие в Великой Отечественной войне и был одним из самых молодых офицеров бригады подводных лодок. Шесть лет назад, когда пропал последний корабль из вашего списка, ему было бы восемьдесят четыре, а в этом году исполнилось бы девяносто. Вы понимаете, о чем я?

– Понимаю, – кивнул Горчаков. – Хочешь сказать, что старики не в состоянии вывести из укрытия подлодку, найти в океане цель, спланировать и провести торпедную атаку?

– Да, именно это я и хочу сказать. Для управления подлодкой требуется здравый ум, твердая рука, отличное зрение. Одним словом, все то, что проверяет строгая медкомиссия при приеме абитуриента в военно-морское училище.

– Ты прав. Но я должен рассказать одну невеселую историю…

Подозвав стюардессу, он попросил еще чашечку кофе и парочку бутербродов.

– Что-то есть хочется, утром перекусить не успел, – объяснил он свой аппетит. И сразу перешел к делу: – Ты читал материалы Нюрнбергского процесса?

– Знаю о нем в общих чертах: с сорок пятого по сорок шестой в Нюрнберге вершился суд над главными нацистскими преступниками.

– Верно. А после суда над главарями состоялись двенадцать процессов по делам второстепенных нацистов, включая врачей-преступников.

– Нет, об этом не слышал.

– Так вот… На одном из процессов давал показания некий Вальтер Нефф – поляк, лагерный узник, служивший санитаром при докторе Рашере.

– Рашере? – не расслышал я фамилию.

– Да. Зигмунд Рашер – известный эсэсовский врач, садист, отправивший в концлагерь собственного отца. В числе прочего Нефф описал несколько опытов по переохлаждению человека в ледяной воде… По словам бывшего заключенного, это был один из худших экспериментов, которые когда-либо проводились под началом Рашера. Из лагерного барака привели двух русских офицеров. Врач приказал снять с них всю одежду и поместить в чан с ледяной водой. Другие испытуемые теряли сознание максимум через час подобного купания и вскоре умирали, но русские находились в полном сознании и после двух с половиной часов пребывания в чане. Все просьбы офицеров умертвить их натыкались на отказ – Рашер намеревался довести эксперимент до конца.

– Сволочь! – не смог сдержаться я.

– Тот еще изверг, – согласился генерал. – Примерно к концу третьего часа один из наших соотечественников слабым голосом повторил просьбу закончить мучения. Его товарищ ответил, что не ждет пощады «от фашистской собаки». Оба пожали друг другу руки и попрощались. Слова русских офицеров были дословно переведены Рашеру молодым поляком. Тот выхватил пистолет и пригрозил санитарам расстрелом. Опыт продолжался не менее пяти часов, прежде чем оба русских погибли.

С минуту мы молчали – каждый по-своему переживал давнюю историю.