Президент не уходит в отставку - Вильям Козлов

Нина напомнила ему другую женщину, которая была для него самым дорогим человеком в этом мире...

За годы, проведенные в детдоме, он привык во всем полагаться лишь на себя. Сколько ребят у одного воспитателя? Целая армия! И ко всем своим питомцам настоящий воспитатель должен относиться одинаково. Но воспитатели тоже люди, у них бывают разные характеры, разный и подход к детям...

После первой же драки, когда его жестоко избил сосед по койке, Сорока решил, что он должен стать сильным и всегда уметь постоять за себя. Физрук только диву лдавался, глядя на него: хилый, слабосильный мальчуган все свободное время пропадал в спортивном зале, занимаясь там на различных снарядах до полного изнеможения.

В седьмом классе Сорока стал лучшим спортсменом детдома. Когда перешел в девятый класс, у него уже был первый разряд по легкой атлетике...

И, только обладая жестким, непреклонным характером, он смог создать на Каменном острове мальчишескую республику. Его воле подчинялись все, его уважали ничуть не меньше, чем директора детдома. То, что он не прощал другим, он не прощал и себе, то, что требовал от мальчишек, требовал и от самого себя. Наверное, поэтому он всегда был первым во всем, будь то учеба, спорт, работа.

Но иногда Сорока испытывал непонятную, глубокую тоску, которая накатывалась на него неожиданно и подолгу не отпускала. В такие часы он старался быть один на один с собой. Ему не хотелось портить людям настроение, он был раздражен и лишь огромным усилием воли заставлял себя сдерживаться, чтобы не сорваться и не нагрубить воспитателям или товарищам...

Был в его жизни один челоиек, который всегда понимал его. Это воспитательница детдома Нина Владимировна. Наверное, только мать так можно любить, как любил ее девятилетний Сорока, да и она относилась к нему как к родному сыну. Она привила ему любовь к книгам, музыке, поддерживала его страсть к спорту, научила быть сдержанным, любовно относиться к природе, всегда помогать слабым, а Сорока благодаря спорту вытянулся, окреп, стал сильным. Нина Владимировна всю его энергию, волю направляла на добрые, полезные дела. Она дала мальчишке-сироте как раз то, что может дать лишь умная мать своему ребенку.

Но жизнь почему-то с самого рождения Сороки была сурова к нему. Эта чудесная женщина погибла ранней весной в половодье, спасая детдомовских ребят. Лодка, на которой они переправлялись через бурно разлившуюся речку Березайку, опрокинулась, и воспитательница - она была с ними - первым делом стала спасать ребятишек. Всех спасла, кроме одного. Вместе с ним она и утонула...

Это была самая тяжелая потеря для Сороки. Ему тогда было двенадцать лет. Может быть, таинственная Нина, которую он так упорно разыскивает в белую ночь на Дворцовой набережной, разбудила в нем глубоко спрятанную от всех нежность... Ведь ее тоже зовут Ниной, и она так похожа на молодую красивую воспитательницу, отдавшую не только всю свою любовь, но и жизнь осиротевшим детям.

Сорока так и не встретил на набережной Нину. Белая ночь подарила ему другую встречу, совсем неожиданную... Ночь была уже на исходе, один за другим опускались на Неве створы мостов. Огни кораблей маячили далеко впереди. Не доходя до Литейного, он наткнулся на группу парней, которые, взявшись за руки, окружили стройную девушку в брюках и черной рубашке с большими блестящими пуговицами. Ребята с хохотом кружились вокруг нее, а девушка молча смотрела на них. Сорока так и прошел бы мимо, если бы в этот момент девушка не повернулась в его сторону.

Сорока разорвал круг, схватил девушку за тонкую руку и, не обращая внимания на недовольные реплики парней, вывел ее на тротуар.

- Вот уж не знал, что ты любишь ночные прогулки, - сказал он.

- Эй ты, похититель! - то ли в шутку, то ли всерьез возмущались парни. - Оставь ее, это наш трофей... Идем с нами на Дворцовую площадь, красавица? Ты только прикажи, мы этого пирата в два счета в Неве искупаем...

- Вы мне надоели! - крикнула она. - Все! Все! Все!

- Хочешь, мы тебе песню споем? - не унимались парни У одного из них появилась в руках гитара. - Школьный вальс? Или испанскую серенаду?..

Перед Сорокой стояла злющая Алена. Она уперла маленькие кулачки в бока и с вызовом смотрела на Сороку. Видя, что парни не отстают, он обнял ее за худенькие плечи и увлек за собой к Литейному мосту. Сзади дружно грянула песня:

Ах, зачем такая страсть,

Ах, зачем красотку красть,

Когда можно ее так уговорить...

- Да отпусти ты! - вырвалась она. - Вот возьму и пойду с ними!

- Ради бога, - сказал Сорока, убирая руку. - Ну, что же ты не идешь? улыбнулся он.

- К этим? Дикарям? - рассмеялась она. - Знаешь, что они сказали? "Девушка, мы сейчас исполним ритуальный танец "там-там", а потом уведем вас на площадь, водрузим на Александрийский столп и будем вам поклоняться..."

- Такая честь, - сказал он.

- Я уже было собралась спать, но вспомнила, как после выпускного школьного бала гуляла с подругами по набережной в белую ночь, - рассказала Алена. - Оделась и потихоньку убежала из дома! - Глаза ее стали грустными, она вздохнула: - Нет, нельзя вернуть то, что когда-то было. - И сбоку взглянула на него. - Ты думаешь иначе?

- Кто-то сказал, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку, - сказал он.

- Смешно, - сказала она, хотя видно было, что ей совсем не смешно, а скорее наоборот - грустно. - Президент Каменного острова, вместо того чтобы готовиться к экзаменам, в белую ночь один гуляет по набережной... Встречает попавшую в плен к дикарям девушку и, как Робинзон Пятницу, вовремя спасает ее...

- Надо было пройти мимо?

- Ты действительно появился кстати, - рассмеялась она. - Я уже хотела кричать от злости... Они преследовали меня от самого Зимнего. Какие-то балбесы из Технологического института...

- Тебе одной ходить по улице опасно... - усмехнулся Сорока.

- Почему же ты не сопровождал меня? - Она резко вскинула голову и взглянула ему в глаза.

Он не выдержал ее взгляда и отвернулся. Помолчав, сказал:

- Я даже не знаю, что тебе и ответить.

- Тогда молчи! - Она схватила его за руку и, ни слова не говоря, потащила к парапету. - Красиво? - тихо спросила она.

По Неве, подсвеченной нежно-розовым занимающимся рассветом, со стороны Финского залива бесшумно двигались три длинные узкие восьмерки. Гребцы в желтых футболках с номерами синхронно взмахивали веслами. Вода казалась застывшей, неподатливой, и быстрые лодки не плыли, а скользили по поверхности, как по катку.

Откуда-то прилетела ночная бабочка и уселась на черный воротник Алениной рубашки. Бабочка была серой с двумя круглыми пятнами на сложенных крыльях. Она отчетливо выделялась на черном фоне. Сорока острожно дотронулся до бабочки, она тут же улетела, оставив на кончике пальца серебристую пыльцу. Алена обернулась. Глаза ее на бледном лице показались ему огромными и глубокими, а губы черными.

- Я вспомнила "Грозу" Островского, - сказала она. - Неужели можно вот броситься в эту - бр-р! - холодную воду и... все. Ничего больше никогда не будет. Ни солнца, ни белых ночей, ни любви... - И тихо прочла:

Кончен пир, умолкли хоры,

Опорожнены амфоры,

Опрокинуты корзины,

Недопиты в кубках вины,

На главах венки измяты,

Лишь курятся ароматы

В опустевшей светлой зале...

- Что это на тебя нашло? - спросил он, чувствуя, как снова шевельнулось столь мало знакомое ему чувство, как нежность.

Сорока не любил еще ни одну девчонку. Он просто не знал, что такое любовь. Еще там, в Островитине, когда впервые увидел на берегу Алену, он подумал, что с такой девчонкой хорошо бы подружиться... И вот они стали друзьями. Но почему же тогда всякий раз при встрече с ней ему приходится внутренне сжиматься, контролировать каждый свой взгляд, слово, движение? Даже тогда, когда Гарика рядом нет? Почему ему с Аленой так несвободно? Почему всякий раз, уезжая с дачи, где они последнее время чаще всего встречаются, он чем-то встревожен? Снова и снова повторяет про себя все произнесенные ею фразы, припоминает взгляды, улыбку?..

И тут же, злясь на себя, гонит все мысли о ней прочь.

- Почему ты не спросишь, чьи это стихи?

- Я знаю, - ответил Сорока.

- Интересно, чьи же? - Она смотрела на воду и улыбалась.

- Блока.

Она повернулась к нему и засмеялась:

- И вовсе не Блока, а Тютчева! Ну что, самоуверенный пингвин? Не знаешь такого замечательного поэта - Федора Ивановича Тютчева?

- Знаю, - на этот раз очень уверенно сказал Сорока. - Сейчас... Вот, пожалуйста:

Люблю грозу в начале мая,

Когда весенний первый гром,

Как бы резвяся и играя...

- Ха! - сказала Алена. - Это стихотворение все с первого класса знают, так же как пушкинское "Сижу за решеткой в темнице сырой...".

- А это чье стихотворение? - спросил Сорока и тоже прочел:

Умом Россию не понять,

Аршином общим не измерить:

У ней особенная стать

В Россию можно только верить.

Алена назвала около десятка поэтов, даже Державина вспомнила, но Сорока только качал головой и улыбался.