Охота на олигархов - Павел Генералов

— А что, всё так серьёзно? — напрямую поинтересовался Гоша.

Демьянов сделал паузу, вздохнул негромко и, наконец, кивнул:

— Думаю, что да. УКОСу пока предъявлены претензии по налогам за двухтысячный год. Порядка восьмидесяти миллиардов рублей. А я не думаю, что по итогам две тысячи первого сумма недоимок окажется меньше. И так далее, сами понимаете…

Гоша понимал, естественно. Наехали по полной и эту киску выжмут до капли…

— Так что УКОС, возможно, ждут не лучшие времена, — Демьянов по–верблюжьи пожевал губами, словно извиняясь за то, что крылось за столь дипломатическим выражением «не лучшие времена». — Да и вот ещё что. Это я пока сообщаю вам исключительно конфиденциально. Наша Генпрокуратура, наконец, получила документальное подтверждение того, каким именно образом ваш коллега Герцензон… скажем так, нецелевым образом использовал траншы Международного валютного фонда. Эти документы, как мне доложили, окажутся для швейцарских властей достаточным основанием для блокирования счетов СНК, личных счетов топ–менеджеров и самого господина Герцензона. А потом начнём процесс возвращения похищенных средств в Россию. Ну, согласитесь, Георгий Валентинович, нельзя же воровать с такой наглостью! — физиономия Демьянова прямо–таки светилась от благородного негодования.

— Не буду с вами спорить, — согласился Гоша. Однако он не собирался рассказывать вице–премьеру Правительства России, что материалы, якобы добытые нашей доблестной прокуратурой, стоили лично ему пять миллионов долларов. Да и беспокоило его сейчас совсем другое, на что он и постарался переключить внимание Демьянова, дабы тема совсем уж не ушла в песок: — Хотя и есть у меня некоторые опасения…

— Да? И какие именно? — Демьянов заметно помрачнел, словно очень обеспокоился Гошинами проблемами.

— Одно дело — Герцензон, совсем другое — Ходырев. Все мы не без греха, — усмехнулся Гоша, — однако, как мне представляется, УКОС очень неплохо поработал и на благо России. Да и у нас с ними есть совместные планы по Сахалинскому шельфу. Зачем душить курицу, которая несёт золотые яйца?… Если, конечно, речь просто не идёт об очередном переделе собственности, — этих последних слов Гоше, похоже, не стоило говорить.

Демьянов напрягся и принялся вертеть в пальцах синюю ручку, то снимая, то вновь надевая на неё колпачок. На ручке была выгравирована серебром краткая дарственная надпись. Гоша только никак не мог рассмотреть имени дарителя, что его немного раздражало.

— Хотите, Георгий Валентинович, добрый совет? — спросил Демьянов и снял колпачок.

Гоша одновременно как бы и кивнул, и пожал плечами.

— Не лезьте в политику, — вице вновь надел колпачок. — Сегодня это — главное условие успешного бизнеса. Господин Ходырев заигрался в политические игры. Ну, нельзя же финансировать сразу все оппозиционные партии! От коммунистов до самых правых! Он что, не понимает, чем это пахнет? — по выражению лица Демьянова можно было понять, что пахнет всё это ох как нехорошо. Синяя ручка как бы случайно выскользнула из рук премьера и аккуратно легла на покрытый зелёным сукном стол. Гоша смог, наконец, разглядеть подпись. Как он и предполагал, Демьянов подвергал пытке колпачком дар Президента…

Уже прощаясь, Гоша всё–таки не удержался и, глядя в глаза Демьянову, спросил напрямую:

— Так кто же следующий, Михаил Михайлович?

Демьянов, всей своей значительно фигурой повернувшись к Гоше, всё же отвёл взгляд в сторону, словно сам застеснялся того, что сейчас скажет:

— Надеюсь, это будете не вы…

Нур встречал Мадину у «Вышки». Так студенты называли Высшую школу экономики на Мясницкой. В «Вышке» Мадина Латыпова числилась аспиранткой и появлялась там примерно раз в неделю, всё остальное время посвящая диссертации. Название у диссертации на взгляд Нура было слишком крутым для такой симпатичной девушки — «Имитационное моделирование экономических процессов». Правда, у него хватило такта сразу не сообщать об этом Мадине.

После совместного перелёта Уфа — Москва в белоснежном салоне Нурова самолёта они подружились. И теперь, когда Нур бывал в Москве, он старался встречаться с Мадиной как можно чаще. И, надо сказать, в последние недели всё больше и больше дел оказывалось у него в столице. Похоже, имитационное моделирование увлекло Нурмухамета Сафина всерьёз и надолго.

Мадина опаздывала уже на контрольные пятнадцать минут. Нур вышел из «хаммера» и достал мобильный. Но позвонить не успел. Две ладони, пахнущие свежескошенным сеном, закрыли его глаза.

— Билл Клинтон? — предположил Нур.

«Клинтон» тихо затрясся, но ладоней не отнял.

— Неужели… Бен Ладен? — пафосным шёпотом воскликнул Нур и накрыл душистые ладошки своими руками. Тоже, между прочим, не солярой пахнущие, а «Хьюго Боссом» с нефтяной отдушкой.

«Бен Ладен» на провокацию не поддался.

— Тогда — аспирантка Латыпова! — торжественно провозгласил Нур и, повернувшись, дотронулся губами до щеки Мадины. Щека была похожа на яблоко из новогоднего подарка — гладкое и прохладное.

— Голодная аспирантка Латыпова, — поправила Мадина.

— Тогда — прошу! — Нур распахнул перед голодной аспиранткой дверцу «хаммера». — Японская кухня сойдёт?

— Ещё как сойдёт, — согласилась Мадина. — Только я кроме суши ни в чём не разбираюсь.

В ресторане «Шогун» в «Балчуг — Кемпински» Нур чувствовал себя японским просветителем.

— Дорада с водорослями комбо, маяши маринованные, кани–харцумаки ассорти, — не глядя в меню, небрежно говорил он официанту. Трудно было поверить, что весь вчерашний перелёт из Нефтесеверска в Москву Нур учил мудрёные наименования из заказанного по интернету меню японского ресторана.

— И что–нибудь попить, — попросила Мадина, теребя нитку серого жемчуга. Эта нитка была на ней всегда, какой бы она не являлась на свидание.

Интересно, а спит она тоже в этих бусах? — подумал Нур и чуть не покраснел.

— И что–нибудь попить, ну, сами понимаете, — тоном знатока подтвердил он официанту. Если честно, то названия напитков он в самолёте выучить не успел — заснул.

— «Сантори Хибики»? «Озеки»? «Нама Чазоушу»? — спросил официант.

— Последнее, — отмахнулся Нур, делая вид, что страшно занят.

…Кажется, еда была очень себе ничего — правда, Нур ел, не замечая вкуса. Он лихорадочно прокручивал в уме варианты того разговора, который должен был состояться сегодня. Тихо играла, позванивая бубенчиками и посвистывая птичками, восточная музыка, неслышно двигались официанты. Мадина деликатно восхищалась каждым новым блюдом. Правда, ела немного.

— Хочу всего попробовать, — объяснила она, отодвигая чуть тронутое блюдо с улитками. Она была такая хорошенькая на фоне пейзажа с Фудзиямой, что Нур забыл о стратегии:

— А я хочу сделать тебе предложение, — серьёзно сказал он и уставился на блестящих от масла улиток.

— От которого я не смогу отказаться? — смеясь, процитировала Мадина крылатую фразу из «Крёстного отца».

Но Нуру было не до шуток:

— Отказаться, наверное, можешь, но я надеюсь, что не откажешь. Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, — он мужественно оторвал глаза от улиток и посмотрел на Мадину.

— Я согласна, — улыбнулась Мадина. И в её светло–карих глазах отразился Нур, так и не выучивший простого названия саке «Нама Чозоушу».

Неужели всё так просто? — подумал он и поцеловал тонкую руку Мадины, вдыхая запах сена, улиток и саке с непроизносимым названием. Пора было заказывать шампанское.

— Будьте добры, — обернулся Нур к официанту, — бутылку «Cristal». — Французское название Нур произнёс с хорошим французским прононсом. Всё–таки это был любимый Лёвкин напиток и его название Лёвка произносил столь часто, что и попугай обучился бы правильному произношению.

— Мы не держим, — склонился официант, и тут же поспешил добавить: — Но я могу через «Балчуг» заказать. У нас ведь японская кухня и гости редко выбирают такое шампанское.

— Хорошо, давайте из «Балчуга», — не стал спорить Нур.

Мадина, краем уха прислушиваясь к этому диалогу, всё же не могла оценить подлинной красоты жеста своего жениха: бутылка «Cristal», по крайней мере в Куршевеле, стоила не меньше двадцати пяти тысяч долларов. Впрочем, при Нуровых доходах, о настоящих размерах которых Мадина имела самое смутное представление, ему это было всё равно, что слону дробинка.

Икотка

Собственные усилия Василия Полубояринова по окучиванию Жемчужникова успехом не увенчались. Он только осип от бесконечных разговоров, стараясь говорить как можно более мужественно, басом. Жемчужников баса не боялся и ни на какие переговоры не шёл. И от встречи наотрез отказался. Так что смысла самому Полубояринову лететь в Москву не было. Губернатор продолжать обсуждение темы «Фэйса» вообще отказался наотрез. Надо было выкручиваться самому.