Страшные сказки о России. Классики европейской русофобии и не только - Наталия Петровна Таньшина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Помимо этого, Кюстин, ревностный католик, был убежден, что вне католической церкви христианство было обречено на гибель. Поэтому, отправляясь в Россию, он заведомо не мог относиться к ней так, как к католической Испании. Испания при всей своей жестокости и экзотике была ему понятна, Россия – нет. Испания для него была полным экзотической привлекательности Востоком, а Россия – Азией, даже азиатчиной.
Пересказывать книгу Кюстина нет смысла, она хорошо известна. Другое дело, что каждый читатель видит в ней что-то свое. Поэтому для одних Кюстин – откровенный русофоб, для других – вовсе нет, поскольку он якобы всего лишь сказал правду о России и русские такие и есть, да и в целом он написал много хорошего о России. Подобное мнение весьма распространено и по сей день, особенно в некоторых интеллектуальных кругах в самой России (обычный европейский обыватель, да и не только, несмотря на регулярные переиздания книги, ее в целом не знает). Наши соотечественники, настроенные оппозиционно или критично по отношению к власти, очень ценят и любят эту книгу как важный источник информации не столько о российской истории, сколько о системе российской политической власти. Например, Е. Г. Ясин в предисловии к книге французского исследователя русского происхождения Жоржа Соколоффа «Бедная держава», в которой автор высоко оценивает идеи Кюстина, отмечает: «Сегодня наши государственники и националисты костят его (Кюстина. – Н. Т.) почем зря. Злобный был маркиз, однако писал пусть неприятную, пусть с передержками, а все-таки правду. Но мы не желаем слушать критику от иностранцев: у них самих, дескать, пригороды бунтуют и негров вешали».
Мы помним, что как среди российских обывателей, так и среди интеллектуалов распространено мнение, что взгляд со стороны – объективнее и точнее, а изнутри мы многое не видим, что иностранец, пишущий о России, является беспристрастным наблюдателем. Конечно, «большое видится на расстоянии», но только если есть желание именно увидеть и не подогнать увиденное под уже имеющуюся схему и набор мифов и предрассудков. Собственно, Е. Г. Ясин и сам усматривает ту же самую «вечную Россию», что и Кюстин, точнее, имеет ту же оптику восприятия. Отсюда и его вывод: «…необходимы гибкие институты, высокие образованность и культура, неразрывно связанные со свободой и доверием. Они, однако, несовместимы с государственным деспотизмом, произволом, великодержавностью, съедающими силы народа».
В каждой книге есть выводы, квинтэссенция того, что хотел сказать автор. Есть такое заключение и в работе Кюстина, «Краткий отчет о путешествии». Давайте посмотрим, какие выводы о России, по мнению самого автора, являются важнейшими.
Итак, Россия – страна непонятная, отсталая и дикая: «Русская цивилизация еще так близка к своему истоку, что походит на варварство. Россия – не более чем сообщество завоевателей, сила ее не в мышлении, а в умении сражаться, то есть в хитрости и жестокости».
Не приобщившийся к подлинной, то есть западной, цивилизации, русский народ аккумулировал в себе самые отвратительные качества других народов: «У русских не было средневековья, у них нет памяти о древности, нет католицизма, рыцарского прошлого, уважения к своему слову; они доныне остаются византийскими греками – по-китайски церемонно вежливыми, по-калмыцки грубыми или, по крайней мере, нечуткими, по-лапонски грязными, ангельски красивыми и дико невежественными (исключая женщин и кое-кого из дипломатов), по-жидовски хитрыми, по-холопски пронырливыми, по-восточному покойными и важными в манерах своих, по-варварски жестокими в своих чувствах…»
При этом русский человек не способен к созиданию чего-то нового и самобытного: «…весь его талант – мериться с другими; весь его гений – подражательство <…> Призвание русских – переводить европейскую цивилизацию для азиатов <…> Россия – общество подражателей, а всякий, кто умеет лишь копировать других, неизбежно впадает в карикатурность <…> За четыре века колебаний между Европой и Азией Россия до сих пор так и не сумела оставить делами своими след в истории человеческого духа, ибо национальный ее характер изгладился под толщею заимствований».
Русских даже нельзя назвать нацией, это просто сборище рабов под скипетром деспотичной власти и покровом тотальной лжи, лицемерия и армейской муштры: «…русского народа еще и нет – есть только императоры, имеющие рабов, и вельможи, также имеющие рабов; народа они еще не образуют <…> Какова бы ни была в России видимость, под нею всегда таятся насилие и произвол <…> Русский деспотизм – это лжепорядок, так же как наш республиканизм – лжесвобода <…> Образец всего их общества – армейский полк с его мелочною дисциплиной».
При этом подданные, они же рабы, поклоняются самодержцу как языческому тотему: «Попробуйте же любить и защищать истину в стране, где основа государственного устройства – поклонение идолу! Ведь человек, который может все, – это ложь, увенчанная царскою короной. Как вы понимаете, речь у меня сейчас не об императоре Николае, но о российском императоре вообще». То есть власть в России априори не может быть иной, она деспотична и лжива по определению, хотя лично императора Николая Кюстин все-таки пощадил.
Такая власть не может быть созидательной, более того, она губительна, поэтому Россия – это апофеоз смерти: «В России правительство над всем господствует и ничего не животворит. Народ в этой империи если и не смирен, то нем; над головами всех витает здесь смерть и разит жертв по своей прихоти <…> человек здесь дважды лежит к гробу – в колыбели и в могиле.
Матерям здесь следовало бы оплакивать рождение детей более, чем их смерть».
Если внутри страны – тотальная смерть, то за пределами – стремление к постоянной экспансии: «В сердце русского народа кипит сильная, необузданная страсть к завоеваниям – одна из тех страстей, что вырастают лишь в душе угнетенных и питаются лишь всенародною бедой. Нация эта, захватническая от природы, алчная от перенесенных лишений, унизительным покорством у себя дома заранее искупает свою мечту о тиранической власти над другими народами <…> Россия видит в Европе свою добычу, которая рано или поздно ей достанется вследствие наших раздоров…»
Однако все не так страшно, продолжает Кюстин, ведь способность лишь к имитации русских и погубит: «Из всего сказанного явствует, что будущность, которая мечтается русским столь блестящею для их страны, от них самих не зависит; у них нет своих идей, и судьба этого народа подражателей будет решаться
