Высшее общество - Бертон Уол

– Ничего я не написала, – злобно ответила Клоувер.

– Уверяю, тебе будет о чем писать, – сказал Баббер. Больше он не сказал ей ничего, пока они не сели в его личный четырехмоторный самолет, встречавший их в Найроби.

Когда они летели на север над пустыней, Баббер объяснил, что они сейчас en route[19] в Кувейт, где их «поджидает один из этих арабских шейхов».

– Мы немного займемся коммерцией. Трубопроводы, буровые установки и прочая чушь. Я взял тебя с собой, чтобы ты поболтала с шейхом. Эти ребята любят, чтобы бизнес сочетался у них с маленькими удовольствиями. Они совсем не приземленные.

Клоувер все еще не совсем понимала, что происходит, и все же, хотя слова Баббера ничего не прояснили, она забеспокоилась.

– Куда ты меня везешь? – попробовала выведать она у Баббера. – Я не знаю арабского…

– Да черт с ним. Они все говорят по-английски не хуже меня, – сказал Баббер и хлопнул ее по коленке. – Хватит писать кипятком. Все, что мне надо, это чтобы ты поладила с ним. Думаю, он вполне красивый молодой парень, если с него снять дурацкие одеяла, в которых они ходят.

– Что ты подразумеваешь, – прохрипела Клоувер, и ее длинная шея при этом втянулась, как у черепахи, – под «поладила»?

Баббер ухмыльнулся в темноте, но свет звезд, лившийся в иллюминатор, позволял ей хорошо видеть его лицо.

– Поладила примерно так же, как с тем парнем Фредди.

От изумления у Клоувер перехватило дыхание. Она открыла рот, чтобы поглубже вздохнуть. Она задрожала. Она попыталась встать, но обнаружила, что не отстегнула ремень. Она боролась с застежкой, столь отчаянно стремясь избавиться от Баббера, что даже не видела того, что он уже несколько секунд держал у нее перед глазами. Это продолжалось до тех пор, пока он не уронил тяжелый, теплый и твердый предмет ей на платье, и только тогда она взглянула на него.

– Что это?

– Возьми его, – ответил Баббер.

Двумя длинными пальцами Клоувер взяла увесистый алмазный кулон длиной в целый дюйм и местами в полдюйма толщиной.

– Почему? – она опять начала заикаться. Но вскоре ее замешательство, по-видимому, не без помощи шести поколений прагматиков из Новой Англии, завершилось вполне деловым вопросом: – Он настоящий?

– Настоящий, чтоб мне провалиться, – спокойно сказал Баббер. Он надел очки, и его лицо, повернутое к ней, показалось ей удивительно строгим, почти аскетическим. Крупные, необычайно изменчивые черты, казалось, внезапно застыли твердыми, неподвижными линиями. Несмотря на тучность, на шляпу объемом в десять галлонов, в нем, как вдруг показалось Клоувер, было что-то от Адамса. Он оказался по-вермонтски суровым и властным, а вовсе не вульгарным, и это потрясло ее еще больше.

– Теперь подумай-ка вот о чем, – начал Баббер мягко и рассудительно, – это – пряник, а я – кнут. Ты берешь пряник и радуешься жизни. Если ты этого не делаешь, я спущу с тебя шкуру. Теперь, прежде чем мы пойдем дальше, давай оглянемся назад. Не реви, когда я с тобой разговариваю.

Клоувер держала кулон на ладони и плакала, роняя крупные теплые слезы на алмаз.

– А имеем мы следующее. Во-первых, ты не ночевала дома в тот день, когда была вечеринка у мисс Коул. Я знаю, потому что проверял. Во-вторых, рядом с комнатой негритенка была маленькая лужица воды, как будто там кто-то стоял и с него текла вода, пока он раздумывал, что ему следует делать, а что – нет. И, наконец, в-третьих, здесь за пару дней у тебя заострился нос, и будь я проклят, если ты не начнешь выглядеть, как всякая женщина, которая…

– Прекрати! Прекрати, прекрати, прекрати! – Клоувер выла. Она ругалась. Она плакала. В какой-то момент она схватила кулон, чтобы запустить им через весь салон, но Баббер не позволил ей этого сделать.

– Эта штуковина стоит больше восемнадцати тысяч долларов, – проворчал он, и Клоувер опомнилась.

– А то дельце, о котором я тебе толкую, – добавил он, – стоит тридцать или сорок миллионов долларов или около того.

– Это ужасно! Тебя посадят в тюрьму!

Баббер вздохнул, крепко схватил ее за загривок своей ручищей и придвинул к иллюминатору.

– Там внизу только песок, сладкая моя. Никаких тюрем, вообще ничего. Просто там стоит один городишко, и всем владеет шейх. Каждым козлом, каждым человеком, каждой женщиной, каждой кучей дерьма. Он владеет всем этим бардаком. Что же, я могу оставить тебя там внизу, и пусть он решает, как ему с тобой поступить. Либо ты сделаешь так, как решил я, и я заберу тебя назад. Тебе будет о чем писать, да еще ты получишь алмаз, – я пока что не видел, чтобы ты выпустила его из рук. А у меня будет контракт. – Он замолчал, погрузившись в размышления.

– Что говорить заранее, – снова заговорил он умиротворяюще. – Старина Хамид, наверное, получил свежую партию девочек из Марселя. Может быть, он еще ничего от тебя не захочет. Мы туда только на два дня.

Клоувер долго молчала. Наконец она решительно подняла голову.

– Ты никогда не говоришь серьезно, – сказала она, стараясь казаться храброй. – Это просто одна из твоих нелепых детских шуточек. Я не верю, что камень настоящий.

Баббер уже почти уснул, и лицо его смягчилось, расплылось, по обыкновению, став похожим на пуддинг.

– Он настоящий, – сказал он сквозь сон. – А для меня нет ничего важней, чем делать деньги.

– Но зачем? – прошептала Клоувер. – Ты уже так богат, что даже не знаешь точно, сколько у тебя денег.

– Неважно. Почему бы мне не стать еще богаче, – пробормотал Баббер.

Он захрапел.

Глава 5

В лагере за обедом тянулся вялый разговор. После отъезда Баббера Кэнфилда – он должен был отсутствовать весь следующий день, а, возможно, и дольше, – общее настроение сникло. Все недоумевали, зачем они здесь.

В создавшемся положении на правах представителя хозяина всегда доброжелательный Жоржи Песталоцци усиленно пытался найти способ развлечься.

– Его высочество сообщил мне, – сказал Жоржи Песталоцци, с улыбкой указывая на набоба из Чандрапура, – что в районе появились масаи.

Сибил, оказавшись в одиночестве после кофе – Ходдинг вышел из-за стола, чтобы передать радисту послание для Пола Ормонта в Калифорнию – задремала на стуле. За столом оставалось совсем мало народу, и все они собрались на одном конце. Среди них была и Сонни Гварди, а Сибил сторонилась ее после случая на охоте. Ей было плохо слышно, о чем говорили: мысли ее блуждали, а жужжание насекомых за стенками палатки заглушало голоса.

Она зачарованно смотрела на рубиновый круг на дне стакана с вином и вдруг насторожилась.

Сонни Гварди в своей настойчивой манере обращалась к Жоржи Песталоцци.

– Я думаю, ваша позиция несколько буржуазна, – сказала Сонни. – Это, безусловно, прекрасное предложение, по крайней мере оно обладает тем преимуществом, что способно разогнать скуку. Действительно, небольшая рана или две…

– В этой стране не может быть легких ранений, – терпеливо объяснял Песталоцци. – Опасность заражения, моя милая…

– Тогда зачем нам этот тупица врач? – спросила Сонни, с торжествующим видом озирая присутствующих.

Пытаясь догадаться, о чем идет речь, Сибил вспомнила, что они взяли с собой врача из Найроби, но с тех пор его никто не видел. Говорили, что все это время он пролежал пьяный и так ни разу и не выбрался из палатки.

– В самом деле, мелкокалиберная винтовка, заряженная дробью, на дальнем расстоянии не может причинить серьезного вреда, – запальчиво продолжала Сонни. – А тот может быть вооружен, например, тупым копьем.

– Слышала бы это пресса, – начал Песталоцци.

Но его прервал тихий и таинственно-печальный голос Гэвина Хеннесси. Несколько лет тому назад он играл в одном из фильмов белого охотника и теперь откопал для себя эту роль.

– Чепуха, старик, эти люди будут рады немного повеселиться. Им это понравится, особенно если пустить в дело ящик виски и пару банок кофе.

В спор включилось благовоспитанное бормотание набоба из Чандрапура:

– Я тоже не нахожу в этом ничего дурного, Жоржи, поскольку здесь нет попытки убить или нанести сколько-нибудь серьезные увечья.

Песталоцци поднял руки вверх, но этот жест раздражения смягчила его улыбка.

– Простите, вы ставите меня в нелегкое положение. Я выступаю в роли руководителя в отсутствие моего друга. Давайте поговорим об этом завтра утром.

– Поговорим о чем? – наконец спросила Сибил, несколько громче, чем ей того хотелось.

– Сонни Гварди, – вежливо объяснил Песталоцци, – хочет организовать охоту. Один из масаев против одного из нас. У него будет копье, я надеюсь, тупое. А у его противника будет легкое дробовое ружье. Что вы об этом думаете, а?

Сибил вздрогнула и потянулась за сумочкой.

– Я думаю, – сказала она, поднимаясь с места и зная о том, что белое льняное платье прекрасно оттеняет ее загорелые руки и плечи, – эту девку надо запереть до того, как она себя искалечит.

Выйдя из палатки, она сделала несколько шагов в полутьму. На всем протяжении лагеря, около семидесяти пяти ярдов длиной, создавалось впечатление пыльного бульвара. Вдалеке невнятно забормотала птица, другая ответила ей. До Сибил доносилось ворчание генераторов и шум голосов, возобновившийся после потрясения, вызванного ее последней репликой. «Пошли вы все в задницу», – выругалась она про себя. Она пошла за Ходдингом, чтобы сказать ему, что с нее довольно и что она хочет вернуться домой.