Ангел пустыни - Евгений Габуния

— Ну и отлично. Завтра пораньше и отправимся в эту церковь, познакомимся с архангелами Михаилом и Гавриилом поближе.

В этот ранний утренний час церковь архангелов Михаила и Гавриила была закрыта. Кучеренко и его спутники остановились возле новых, недавно окрашенных дверей с поблескивающим на утреннем солнце тоже новеньким замком. На церковном дворе не было ни души. Они стояли, обсуждая, что предпринять, как вдруг калитка отворилась и во двор вышел невысокий полный человек.

— Кто вы, уважаемые, будете? — холодно и неприязненно спросил он, подойдя вплотную к оперативникам. Его маленькие, заплывшие глаза на одутловатом круглом лице смотрели неприветливо, настороженно.

— Из милиции… Извините, с кем имею честь? — в тон ему задал вопрос подполковник.

— Священник я, отец Леонид, в миру — Мардарь Леонид Павлович.

Кучеренко разглядывал своего собеседника. Ничто не выдавало в нем духовного лица. Дорогое серое пальто, щегольские ботинки, меховая шапка… Разве только длинные волосы, ниспадающие на плечи, да бородка клинышком.

— Скажите, Леонид Павлович, когда вашу церковь обокрали? — без долгих предисловий спросил подполковник. В том, что кража действительно была, он почти не сомневался. Судя по облупившейся, потрескавшейся штукатурке, церковь давно не ремонтировалась, а вот дверь была явно новая и замок тоже.

— Так вот в чем дело! — Мардарь как будто удивился. — А я полагал все уже кончено.

— Что — кончено? — не понял подполковник.

— Да дело это… Нам так милиция и сообщила. И бумагу прислали.

— Кто именно прислал?

— Участковый наш, кто же еще… Нет смысла, пишет, ловить злоумышленников, ущерб, мол, мизерный. Ничего себе — мизерный… В одной только дарохранительнице килограмм чистого серебра было. И крест напрестольный, тоже серебряный, украли, и дискосы. — Священник неприязненно посмотрел прямо в глаза подполковнику. — Икону Иоанна Ботезаторула унесли, старинную… В смутные времена уцелела, а сейчас вот украли…

— А когда же кража произошла? — спросил Кучеренко, несколько озадаченный услышанным рассказом.

— В ночь на пресвятой Покров владычицы нашей Богородицы и приснодевы Марии. Меня, правда, не было здесь тогда, на курорте лечился, печень у меня, — счел нужным пояснить священник.

— Извините, гражданин Мардарь, — как можно вежливее произнес подполковник, — пожалуйста, выражайтесь точнее, мы в ваших церковных праздниках не очень разбираемся.

— Это я знаю… Зато в другом разбираетесь, — священник снова бросил злобный взгляд на подполковника.

Беседа принимала неожиданный поворот, но Кучеренко не собирался отступать.

— Так в чем же мы, по-вашему, разбираемся? Поясните? Я, видите ли, не люблю намеков.

— Как с религией бороться, вот в чем, с опиумом для народа, как вы говорите. Это безбожники осквернили наш храм, простите, — атеисты, священник язвительно улыбнулся.

— Вы неточно цитируете Маркса, Леонид Павлович, у него сказано: религия — опиум народа. Улавливаете разницу? И не безбожники-атеисты церковь ограбили, а обыкновенные воры, преступники. Между прочим, и среди верующих они встречаются. Разве не так?

— В священном писании сказано: не укради, — пробормотал священник. Великий грешник тот, кто позарится на чужое добро.

— У вас — грешник, а по советскому закону — преступник.

— Так почему же их не ищут? — в маленьких глазках Мардаря снова вспыхнула неприязнь.

— Именно для этого мы и здесь.

— Что-то поздновато пожаловали, теперь ищи ветра в поле. — Священник снял шапку, поправил выбившиеся волосы. Он явно следил за своей внешностью.

— Это уж наше дело, Леонид Павлович. Расскажите, как все произошло.

— Да что рассказывать? Взломали замок в ночь на Покров, 14 октября прошлого года то есть, и проникли в храм. В Трускавцах я лечился, печень у меня.

«И не удивительно, — подумал Кучеренко, глядя на его заплывшие жиром глазки и круглое брюшко. — Поменьше есть-пить надо, святой отец».

— Староста больше моего знает, как все произошло, — продолжал он, явно избегая изучающего взгляда подполковника.

Кучеренко показалось, что священник чего-то недоговаривает.

— Скажите, Леонид Павлович, только откровенно, вы кого-нибудь подозреваете?

Его собеседник смешался, растерянно пробормотал:

— Не хочу брать грех на душу…

— Не суди, да не будешь судим — вы хотите сказать?

Священник о чем-то размышлял.

— Давайте зайдем в церковь, что мы всё на дворе. Я сейчас велю старосту позвать, ключи у него. — Он важно, не торопясь, подошел к группе пожилых селян, стоящих на улице, что-то сказал. Один из них с готовностью кивнул и торопливо зашагал по заснеженной дороге.

Староста, очень пожилой человек с угрюмым, недовольным выражением изборожденного морщинами лица недоверчиво оглядел оперативников и неохотно открыл дверь. Утренний свет едва пробивался сквозь маленькие зарешеченные окна, и староста, так же неохотно, зажег свечи. Стало светлее, но не намного, однако можно было разглядеть, что на алтарной стене недостает иконы: там, где она еще недавно висела, зияла пустота. Это был, пожалуй, единственный зримый след, оставленный преступниками. Остальные следы, если они и были, стерло время — самый грозный, неумолимый враг розыскников.

Улучив момент, когда они оказались наедине с Мардарем, Кучеренко сказал:

— Вы, кажется, хотели что-то рассказать.

— Господь меня простит, дело богоугодное, — после некоторого колебания произнес он. — Приходит однажды ко мне незнакомый человек, очень приличный, хорошо одетый, и говорит: «Слышал, отец Леонид, болеете вы печенью». И болезнь назвал точно, а название такое, что и не выговоришь, я сколько вот болею, а запомнить не могу. Да, говорю, уважаемый, это верно. А вы откуда знаете? «Люди, отвечает, сказывали, да и специальность у меня такая». Какая такая специальность, спрашиваю. «Врач я, говорит, и желаю вас, отец Леонид, лечить. Просто так, из уважения. И лекарства, какие надо, все достану. Есть такая возможность». Я, конечно, заинтересовался, особенно когда он о лекарствах сказал. Сами знаете, беда с ними: одно есть, другого нет. — Он помолчал, теребя в руках шапку. — Просто так, говорю, я не согласен, могу заплатить, слава богу, не нищий. А он так отвечает: «Денег мне не надо». А что же вы хотите? — спрашиваю. «Иконы хочу, это моя страсть. Много лет собираю».

— Он говорил конкретно, какие именно иконы его интересуют?

— Нет, не успел. Я с ним не стал больше разговаривать. Кто ж на такое согласится! — Священник говорил тихо, почти шепотом.

— А он назвал себя, этот врач-коллекционер?

— Фамилию не сказал. Говорил только, что из Оргеева, а живет и работает в райбольнице. Завотделением. Солидный мужчина лет за пятьдесят.

— А вы говорили кому-нибудь об этом случае?

— Никому, вам первому. Не хотел грех на душу брать. — Он напряженно следил, как Кучеренко делал пометки в своем блокноте.

Пока происходил этот разговор, коллеги подполковника в сопровождении угрюмого старосты успели осмотреть церковь и дожидались своего начальника.

— Глухо, Петр Иванович, — Чобу сокрушенно покачал головой. Зацепиться не за что.

— А староста что показывает?

— Ничего существенного. Пришел, говорит, утром, замок сорван, позвал участкового. Говорит, что с собакой милиция приходила. Вот и все показания. Неразговорчивый старик, слова не вытянешь.

— Неразговорчивый? В подходе все дело, Степан Афанасьевич, в подходе. Да и надоело, видно, старику об одном и том же рассказывать. И подзабыть мог, или другая причина есть. Мы вот как сделаем. Я смотаюсь в райотдел, надо дело посмотреть, а вы здесь еще пощупайте.

Из протокола допроса Михалаки Захара Демьяновича, уроженца села Селиште, 68 лет, беспартийного, образование 3 класса, старосты церкви архангелов Михаила и Гавриила…

…Утром я пришел в церковь, чтобы открыть дверь уборщице. Увидел, что замок на двери сорван. Я очень испугался, подождал уборщицу и пошел в сельсовет. Оттуда вызвали милицию. Пришел участковый и с ним другой милиционер, с собакой. Милиционер с собакой остался во дворе, а мы вошли в церковь и сразу увидели, что не хватает иконы Иоанна Ботезаторула, креста напрестольного, дарохранительницы, Евангелия, трех дискосов, чаши для причастия. Это все старинные вещи, они находились в нашей церкви много лет.

Вопрос. Уточните, сколько именно лет находились указанные вами предметы религиозной утвари в церкви?

Ответ. Точно указать не могу, но думаю, что не меньше 200 лет. Я служу старостой в этой церкви уже 42 года, прежний староста, у которого я принял дела, мне говорил, что вещи старинные.

Вопрос. Из какого металла были изготовлены указанные духовные предметы?