Неупокоенные - Лорен Оливер

Эми думала, что ее папа был пожарным и героически погиб.

Были еще Алекс, с которым она часто спала, и Итан, который мечтал об этом. Но они почти никогда не говорили о серьезных вещах, только болтали о какой-нибудь чепухе за ужином, флиртовали и обменивались парой фраз по утрам, чтобы вся ситуация не выглядела как съем проститутки.

А подруг у нее не было. В основном из-за того, что она не доверяла другим женщинам, а те, в свою очередь, не доверяли ей. Была только Дана – Минна до сих пор сожалеет, что все закончилось так глупо. Ее парень даже не был хорош в постели – какой-то мягкий и рыхлый, как промокший тост. Она не знает, зачем это сделала.

Не нужно было так поступать.

Минна спустилась на первый этаж за телефоном, который оставила в кабинете, и обнаружила там Трентона, лежащего на полу звездой. Когда она вошла, он привстал на локтях.

– Что ты тут забыл? – Минна была расположена с кем-то поругаться.

– Я слушаю, – сказал Трентон и снова лег на спину, – ты слышишь?

Может, он выпил что-то из маминого алкоголя, а может, и обдолбался наркотиками. В любой другой день Минна была бы поражена: если Трентон под наркотой, значит, у него все-таки есть друзья или хотя бы друг, который ему продает вещества. Но сегодня она почувствовала лишь раздражение.

Гребанный Трентон. Теперь дом по закону принадлежит ему. А еще он продолжает верить в то, что отец был никем не понятым святым, и думает, что лучше Минны, потому что не испытывает к нему ненависти. Может, стоит напомнить ему про Адриану Кадью? Минна нашла одну открытку с ее именем в той коробке, что обнаружил Трентон. В открытке не было никакого романтического послания, но был один неоспоримый факт – отец хранил ее. Минна надеялась, что что-то прояснится – может, он вел машину, они попали в аварию по его вине, и теперь Адриана парализована. А это были деньги за ее молчание.

Да нет же, это глупо.

Она бросила открытки и тот мерзкий клок волос в мусорный пакет и быстро вынесла в гараж, как будто его содержимое было ядовитым и отравляло воздух в доме.

– Я ничего не слышу, – Минна переступила через него, задев его ногой – как бы не специально, но на самом деле нарочно. Он даже не шелохнулся.

– Мне кажется… что в этом доме обитают призраки, – произнес Трентон.

– Ты под кайфом? Или просто идиот по жизни?

Трентон покраснел, ямочки у него на щеках стали еще ярче. Он неуклюже поднялся, и Минна вспомнила, что врачи сказали маме – теперь ему будет сложнее двигаться, чем раньше.

– Прости, – сказала Минна, – просто мать напилась. Я разозлилась на нее.

Трентон кивнул, но даже не взглянул на нее. Он задумчиво ковырял пальцем пятно на полу. Минна почувствовала, как боль снова расползается в желудке, поспешила сесть в кресло, которое раньше занимал адвокат Деннис. Стулья были расставлены кругом, как будто в кабинете проходил сеанс групповой терапии.

На минуту воцарилось молчание. Минна за это время определила, что болело у нее все – от плеч до костяшек мизинцев на ногах. Вдруг Трентон поднял голову.

– Ты в них не веришь, да? – спросил он.

– В кого?

Трентон выглядел взволнованным:

– В привидений.

Минна не могла понять – шутит он или нет.

– Почему ты спросил, Трентон?

– Мы же не можем сказать наверняка, существуют ли они, – сказал он, и Минна поняла, что это не шутка, – никто не может сказать. Ты сама говорила, что тут кого-то убили.

– Я просто когда-то об этом слышала, даже не знаю, правда ли это. И я не говорила, что это было убийство.

– А папа… – начал Трентон.

– Папа умер в больнице! – отрезала Минна.

Но ее брат как будто не слушал.

– Но он мог… В общем, он мог застрять где-то…

Голова Минны взорвалась резкой болью.

– Если он где-то и застрял, то, надеюсь, там очень жарко! – выпалила она и тут же пожалела об этом.

Иногда у нее такое чувство, что некоторые фразы вылетают изо рта, не проходя при этом через мозг. Брат выглядел таким несчастным и подавленным, что в памяти Минны всплыл образ маленького Трентона, чьи кости были еще целы, и поэтому он двигался нормально, а не как сломанная кукла. Она помнит, как он вскарабкался ей на колени и, устроившись на ее еще не сформировавшейся груди, зажал ее волосы в маленький кулачок и сказал: «Мама!» Тринадцатилетняя Минна не стала его поправлять.

– Ты его ненавидела, да? – спросил Трентон, посмотрев прямо на нее. Его глаза были такими же, как прежде – ясно-голубыми и выделялись на фоне всего остального Трентона, как два чистых озера среди бетонной равнины.

Минна притянула правую ногу к колену и начала ее разминать.

– Нет, это не так.

– Но и не любила? – не отступал брат.

– Не знаю, наверное, нет.

Она уже и не помнила, любила ли отца. Вообще-то должна была. Минна помнила, что, когда они жили в Калифорнии, он учил ее плавать. Как он придерживал ее сильными руками за талию, когда она барахталась на воде, пахнувшей хлоркой. Она помнила жаркое солнце, яркую зеленую траву и крики мамы где-то вдалеке – она кричала, чтобы они были осторожнее.

Минна была крайне недовольна, когда они переехали в Коралл-Ривер в середине осени. Все листья уже опали, и в городе не было ничего, кроме серости, грязи и слякоти. Она всегда ненавидела блеклые и скучные цвета. Небо в Коралл-Ривер низко нависало над деревьями. Да и сами деревья, мрачные, темные и угрюмые, напоминали всем прохожим о смерти. То ли дело пальмы в Калифорнии, чьи забавные длинные листья как будто были созданы для того, чтобы люди улыбались.

В Коралл-Ривер деревья вгоняли в депрессию.

А еще был ветер и холод, который просачивался через оконные рамы и половицы, бульканье и шипение радиаторов, постукивание старых труб – весь дом выглядел старым, ветхим и уродливым.

Однажды отец разбудил ее посреди ночи – в два или три часа. Его лицо было так близко к ее щеке, что Минне стало щекотно от прикосновения его бороды. Отец широко улыбался.

– Вставай, Мин, – тихо сказал он, – тебе нужно это увидеть.

Он взял ее на руки, хотя она была уже большая, чтобы ее босые ноги не коснулись холодного пола, и принес в свой кабинет. Ричард поставил дочку у окна, от которого веяло холодом.

– Смотри, – прошептал отец, – снег идет.

Минна никогда не видела настоящего снега – только в кино и телепередачах. Белые хлопья были похожи на звезды, медленно падающие с неба, на светлячков в лунном сиянии. Она застыла в изумлении, затаив дыхание – время как будто остановилось. И не было в мире ничего прекраснее этого снегопада.

Тогда, да, она любила отца.