Человек-эхо и еще кто-то (Сборник) - Борис Пшеничный

— Будем считать, что вы без родителей, круглый сирота, и не спрашивайте о том, чего нет. — Полковник говорил слабым, болезненным голосом, но прекрасно соразмерял его силу, собеседнику не надо было напрягать слух, хотя будь здесь кто посторонний, он едва ли что расслышал.

Путешествие по дому заканчивалось. Они обошли весь коттедж и никого не встретили. Правда, нежилым он не казался, а одна из секций наверняка принадлежала женщине — Марио приметил косметический столик со свежими следами пудры… Спустившись на первый этаж, они прошли в левое крыло, к самой последней двери. Полковник опередил Марио, первым вошел в просторную комнату, обставленную под кабинет.

— Вот вы и у себя, — с облегчением сказал он. Видимо, разговор с Марио стоил ему немалых сил. — Там спальня, остальное найдете сами. Словом, это ваши апартаменты, если не возражаете. Вход через крыльцо, вы уже знаете. Есть еще один. Обживайте, я вас пока оставлю.

— Минутку, полковник Филдинг. — Марио остановил его в дверях. — Вы ничего больше не скажете?

— У нас еще будет время поговорить. А что вас интересует?

— Прежде всего — работа. Что я буду делать?

— Делать? — переспросил Полковник. — Откровенно говоря, не знаю. Но вам скажут, не беспокойтесь.

… за ужином по столам пошел слух, что кого-то забирают. Якобы в полдень, когда приютская братия бесилась на спортплощадке, приезжали двое, были у попечителя, обо всем договорились, осталось только оформить бумаги… Девяносто семь стриженых голов склонились над тарелками. Кого из них? Время от времени в приют наезжали неведомые дяди и тети, шли с попечителем в канцелярию и там, закрывшись, делали что-то такое, после чего освобождалась одна из кроватей, а спавший на ней воспитанник исчезал навсегда, забыв на радостях попрощаться с товарищами. В такие дни Марио, напрягая воображение, пытался представить, что там происходит — за тяжелой .дверью канцелярии, и как так получается: вот они бегают, гоняют мяч, дают друг другу подзатыльники, и вдруг один оказывается не такой, как все, его уже выбрали, только он ничего еще не знает… Рисовалась огромная во всю комнату рулетка, стремительно вращающиеся цветные кольца и крохотный блестящий шарик — он беспорядочно скачет, будто ищет, куда ему спрятаться от жалящих жадных глаз… У Марио похолодело в животе — там спрятался блестящий шарик. Он почувствовал это еще днем, когда Рой отозвал его с площадки и повел к беседке, а потом, так и не сказав, что ему нужно, отпустил иди играй. Беседка стояла перед канцелярией, как раз напротив окон… После ужина, задержавшись, он подкараулил Роя в пустом коридоре. «Это правда, что приезжали выбирать сына?» Воспитатель тольжо улыбнулся. «Кто они?» — задохнувшись, спросил Марио. «Я их не видел. — Рой провел рукой по его стриженой голове. — Потерпи, скоро узнаешь»…

Где-то и сейчас застрял шарик судьбы, но Марио, сколько ни вслушивался в себя, не ощущал его холодящего присутствия. Одна настороженность и подозрительность.

Оставшись один, он с пристрастием осмотрел «свои апартаменты». Не зная еще, какие у него на них права и как долго он пробудет здесь, тем не менее пошел с ревизией и начал прежде всего с рабочей комнаты. Ее благопристойный вид и даже претензия на уют домашнего кабинета внушали недоверие. Не такая он важная персона, чтобы иметь кабинет, и если кому-то захотелось, чтобы он находился именно в этой комнате, то это неспроста. Наверняка она нашпигована всякими «глазами» и «ушами», и сейчас кто-то, может, тот же Филдинг, уже наблюдает за ним, усевшись у телеэкрана. Вот вам! — Марио мысленно манипулировал пальцами. С ним эти штучки не пройдут. В «Телесервисе» он кое-чему научился.

Первый осмотр ничего не дал, тогда он пошел по второму кругу, ощупывая и простукивая стены, мебель, оконные рамы. Где-то должен быть кондиционер, в помещение проникала струя прохлады. Присмотревшись, Марио увидел под потолком едва заметную полоску фильтра. Пришлось двигать тяжелый стол, громоздить на него стул, чтобы достать и отвести пластиковую крышку.

— Что вы там прячете?

Он чудом удержал равновесие. В дверях, насмешливо улыбаясь, стояла женщина в голубом халате и туго обхватывающей голову шапочке. По виду ее можно было принять за лаборантку или медсестру. Должно быть, она уже порядком находилась в комнате и наблюдала за его действиями.

— Не прячу, ищу, — в тон ей ответил он. — Не подскажете, где искать? Вы избавите меня от лишних хлопот.

Женщина прошла на середину комнаты. Дверь осталась открытой.

— Не трудитесь. У нас кто ищет, тот рискует потерять. Пожалейте мебель.

— Вы пришли, чтобы сказать мне это?

— Пришла посмотреть на Марио Герреро. Говорят… объявился у нас такой.

— И как я вам? — Марио спрыгнул со стула, стал разбирать свое сооружение.

— Для кинопробы, возможно, годитесь. Но я не режиссер. Биолог, Сьюзен Маккали, если вас интересует.

— И на том спасибо. Вы первая, кто сразу назвал себя. Или здесь не принято представляться?

— Как вам сказать… В каждом доме свои порядки. Мы все больше значим по обязанностям, чем по именам, так что не удивляйтесь, потом привыкнете. Полковника вы уже знаете. Если услышите «Кормилица» — это я.

— По части, значит, питания?

Сьюзен засмеялась.

— Приблизительно так.

— Боюсь, мне трудно будет называть вас Кормилицей. Слово какое-то…

— Нормальное слово, — перебила она и подошла ктелефону. Приглашу коллег, если не возражаете. — И в трубку: — Приходите, я у него.

«Коллеги» были, видимо, где-то поблизости. Через две-три минуты вошли двое, в таких же голубых халатах и шапочках, что и Сьюзен.

Поначалу, пока они стояли рядом, Марио показалось, что перед ним если не близнецы, то по крайней мере родные братья. Одного роста, примерно одних лет, одинаково сложены и уж совсем схожие лица. Но стоило им разойтись — и сходства как не бывало. Тот, что справа (Жан Трене — представила его Сьюзен), шагнул порывисто, стремительно, будто взял спринтерский старт. Не в пример ему Эгон Хаген (его тоже назвала Сьюзен) переместился, даже не поколебав воздуха, — мягким женским шагом; он, казалось, плыл, а не ходил. Присмотревшись, Марио найдет в них потом больше различий, чем схожего, и все же первое впечатление останется: два сапога — пара.

Голубые халаты обошли его с двух сторон, словно так им удобнее было рассматривать — одному справа, другому слева. Откровенно, не заботясь о приличиях, они глазели на него, как на морское чудо, случайно попавшее в их сети.

— Что ж, ему видней, — пробормотал непонятное Трене и с тем направился к двери.