Журнал «Вокруг Света» №06 за 1980 год - Вокруг Света

Владимир Толмасов, капитан дальнего плавания

У глиняных стен Абомея

Когда видишь человека каждый день, то почти не замечаешь происходящих с ним перемен. Надо расстаться с ним на какое-то время, чтобы увидеть, как изменилось что-то в знакомом лице.

То же самое происходит и с городами. В некоторых из них, чаще всего в крупных городах, новое сразу же бросается в глаза. Но ведь хорошо известно, что они — это не вся страна и подмеченное новое может быть всего лишь данью времени. Зато маленькие спокойные провинциальные города никогда в таких делах не обманывают, и если в них вошло новое, то оно пришло надолго и намерено расселиться по всей округе, по всей стране.

Таков Абомей — город с 30-тысячным населением, расположенный в 180 километрах от побережья Гвинейского залива, некогда столица древнего королевства Данхоме, а ныне административный центр одной из шести провинций Народной Республики Бенин. Мне много раз доводилось приезжать сюда за пять с лишним лет жизни в Бенине, но я расскажу только об особо запомнившихся встречах с Абомеем, в том числе об одной, совпавшей с важным событием в истории этого старого города.

Было уже темно. Как и должно быть в тропиках, воздух, еще полчаса назад пропитанный красноватым отсветом заката, теперь стал черным и густым. Показалось даже, что похолодало, но ощущение это было явно обманное — какие уж здесь холода!

Похоже, что Абомей погрузился в дремоту вместе с последними лучами солнца. Ни огонька, даже на больших перекрестках не горят масляные коптилки ночных торговок, у которых всегда, полночь — за полночь, в любом крошечном городишке можно купить коробок спичек, баночку томатной пасты или сгущенного молока, сигареты россыпью или горсть раскисших от жары дешевых конфет.

Прохожих тоже мало, изредка в свете фар мелькали, как светлые бабочки, ступающие в пыли на обочине босые ноги. Я вел машину медленно, ориентируясь по ширине улиц и накатанности дороги, которая, я был уверен, должна была вывести к единственной в городе гостинице — мотелю. Перекресток сменялся перекрестком, а потом улица вдруг растворилась, распахнулась в громадную площадь, и фары выхватили из темноты двигавшуюся навстречу процессию: мягко изгибающиеся под неслышную музыку тела, обнаженные плечи, бритые наголо, но явно женские головы, отрешенные лица. Когда я заглушил мотор, стала слышна музыка: клацание задающих ритм металлических кастаньет, сбивчивая дробь малого барабана и голос какого-то инструмента. Надрывный, глухой его звук вызывал почти физическое ощущение, будто кто-то мягко и в то же время сильно давил ладонями на уши, а потом резко отпускал.

Процессия медленно протекла перед машиной и скрылась в темноте. Замыкали шествие двое мужчин в пестрых просторных одеждах с электрическими фонариками в руках. Один из них указал мне дорогу.

Единственный служитель мотеля — швейцар, администратор, повар и официант — был рад редкому в это время года постояльцу. Он водил меня по пустым комнатам, где с потолка свисали завязанные узлом противомоскитные сетки, потом притащил два ведра воды — умыться и побежал на кухню готовить яичницу.

...Рано утром у веранды стоял высокий парень в приталенной рубашке, с браслетом-цепочкой на запястье, в непомерно расклешенных брюках, туфлях-сабо на высоком каблуке — словом, одетый по моде «знай наших». Таких можно встретить во многих столицах у кинотеатров, дискотек, но здесь, в провинциальном добропорядочном Абомее...

— Бонжур, гутен морген, хау ду ю ду, го даг, — сказал он, улыбаясь до ушей.

— Добрый день, — ответил я.

— До-обри-ий дь-ен, — эхом откликнулся тот. — А вы из какой страны, мсье?

— Из Советского Союза.

— Это на севере, в Европе, — размышлял вслух парень, обнаруживая недюжинное знание географии, и уверенно закончил: — Рядом с Канадой.

Я не стал разубеждать молодого полиглота, представившегося потомком девятого короля Глеле и предложившего свои услуги в качестве гида. Как-никак отпрыск монаршего рода, а география, как известно, наука не дворянская. Да и мало кто знал что-либо о нашей стране в то время в бенинской глубинке. Впрочем, не только в глубинке.

Говорил парень медленно, внятно, почти по слогам — видно, привык иметь дело с туристами. Был он явным пройдохой, но в чужом городе без гида не обойтись, к тому же парень неплохо знал достопримечательные места и для начала повез меня к кузнецам — мастерам абомейского медного литья.

«На животе Дана»

Те, кому приходилось видеть, как в руках мастера рождается красота, наверное, обратили внимание, насколько велик бывает контраст между неприглядностью процесса изготовления и законченным совершенством готового изделия. Медное литье — хороший тому пример. Закопченная до черноты глинобитная хижина с отверстием-вытяжкой в потолке, духотища и жара, блестящие от пота фигуры подмастерьев на фоне раскаленных углей, комья формовочной глины, зола, пепел, одним словом, ад кромешный. Во дворе на плоских камнях выставлена готовая продукция: стилизованные, слегка вытянутые фигурки людей и животных, целые композиции, изображающие сцены быта, охоты, рыбной ловли. Сюжеты, конечно, повторяются, но не копируются, так как способ литья, носящий название «потерянный воск», не позволяет делать точные копии.

Способ литья этот известен во многих странах Западной Африки, и трудно сказать, когда он стал применяться абомейскими мастерами. Известно только, что кузнецы из семейства Хунтонджи поселились здесь по приказу Ахо — основателя абомейского королевства, жившего в середине семнадцатого века. Именно к этому времени предание относит возникновение города Абомея.

Опасаясь своих соседей, с которыми он вел постоянные войны, Ахо построил укрепление. Возникший поселок стал называться «агбо-ме», что значит «внутри крепостных стен» — отсюда и название города — Абомей. Что касается названия королевства, то есть легенда и по этому поводу: Ахо захотел построить дом для одного из своих сыновей и попросил одного вождя по имени Дан уступить ему участок для застройки. Тот, рассерженный бесконечными притязаниями соседа, отказал, возмутившись при этом: «Еще немного, и ты начнешь строить на моем животе».

И что же, при первом удобном случае Ахо расправился с Даном и приказал зарыть его тело на месте будущего дома. Таким образом, он действительно основал свое королевство «на животе Дана», на языке фон «данхо-ме». Так, гласит легенда, возникло королевство народности фон Данхоме.

Трудно судить об исторической ценности этого предания, особенно если учесть, что похожее название встречалось на картах европейских мореплавателей в XVI веке, еще за сто лет до появления легенды. Но если вспомнить о существовавшем во многих районах Африки древнем обычае воздвигать дворцы и крепости на месте захоронения принесенных в жертву людей и животных...

Среди других статуэток была отображающая и эту древнюю легенду: Ахо стоит над телом поверженного врага.

С правлением Ахо — он принял королевское имя Уэгбаджа — связано появление в Абомее и других ремесел. Четвертый король Данхоме Агаджа завел при своем дворце мастерские резьбы по дереву и тиснения по коже, при седьмом короле Агонгло расцвело искусство абомейских ткачей, а девятый король Глеле был известен как талантливый музыкант, создатель новых ритмов в национальной музыке. Все ремесленники работали только на монарха и его придворных. Король содержал их семьи, наиболее талантливых мастеров чествовали как министров. Один король даже послал мастера из семейства Хунтонджи в Европу учиться ювелирному делу.

— Послушай, а кто-нибудь из Хунтонджи сейчас занимается кузнечным или ювелирным делом? — спросил я своего спутника, полагая, что потомок девятого короля должен знать об этой истории.

— Мы как раз в гостях у них, — ответил он.

Видя, что появились покупатели, к нам спешил парнишка лет десяти с целым подносом медных фигурок. О его причастности к цеху литейщиков говорили шорты, давно сменившие цвет хаки на цвет сажи.

— Как тебя зовут? — спросил я.

— Полен Хунтонджи, — ответил парнишка.

Архитектурные ветви генеалогического древа

Слово «дворец», когда речь идет о резиденциях африканских королей, может ввести в заблуждение. Жилища африканского короля и его подданных отличаются, пожалуй, только масштабами, количеством проживающих в них людей и размерами прилегающих земель. И для жилища султана Умару в затерянном в песках Сахары Агадесе, или императора моей — Мора-Набы в столице Верхней Вольты Уагадугу, или короля бариба в городе Никки на севере Народной Республики Бенин общим определением, пожалуй, будет «дворец — большая хижина».