Беби из Голливуда - Сан-Антонио
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Говоря все это, я спешно накручиваю галстук и завязываю шнурки.
Несчастная Пульхерия сидит с разинутым ртом, не понимая, что происходит. Вы, очевидно, думаете, я веду себя как последняя скотина, и на этот раз совершенно правы. Но я не могу сейчас посвящать себя Венере, как говорят ненормальные, те, кто на старости лет считает любовь жертвой, после того как провели жизнь в дебошах и пьянках.
Извините, ничего не хочу вам объяснять, поскольку я могу вообще-то ошибаться, но в данном (несостоявшемся) случае вы, как народ смелый и честный, не преминете лишний раз напомнить мне, что я негодяй.
Одним словом, бросив в сомнительном заведении свою младшую бригадиршу, я давлю на газ в направлении Мезон-Лафит с такой прытью, что подобная скорость вызывает желание у жандармов вынуть свои блокноты даже из самых глубоких карманов.
Глава 11
Прежде чем кинуться рысью в аллеи парка, я позволяю себе сделать передышку у конторы агентства «Вамдам-Жилье».
Господин сын находится при исполнении в неизменных домашних тапочках в стиле Великих эпох. Убывающий день заставил его повернуть выключатель, и в свете зеленого абажура настольной лампы он похож на селедку, предпринявшую беспосадочный переход через Сахару.
— Уже! — подпрыгивает он от неожиданности. — Однако вы быстро работаете… Я немного удивлен его репликой.
— Что вы имеете в виду?
— Полагаю, что вам передали мое послание, нет? Минут десять назад я звонил по вашим многочисленным телефонам и просил…
Мне приходится прервать его красноречие:
— Я заехал случайно! Что нового?
— Приходила мадемуазель…
— Няня?
— Да. Спрашивала вас. Я ей объяснил, что вы поехали к клиенту и…
— Что она сказала?
— Она была в некотором удивлении. Сказала, что ждала вас на улице у дома…
Я не оставляю шансов господину в сафьяновых тапочках закончить фразу и выбегаю из конторы, давая таким образом ему полную свободу сообразить, в какой момент жизни закрыть рот. Вскочив в седло своего скакуна, я, несмотря на ограничение скорости, несусь во весь опор. По дороге чуть не сбиваю пожилую даму, садовника и продавца газет на велосипеде. Последний покрывает меня такими словами, что, будь они напечатаны в словаре «Ларусс», наверняка возникли бы разночтения. Я останавливаюсь. Газетчик воображает, что я иду начистить ему физиономию, и храбро засучивает рукава.
— У вас есть «Сине-Альков»? — спрашиваю я.
Поверженный наповал моим вполне пацифистским вопросом, парень таращит глаза и тяжело дышит носом.
— Да-а-у…
— Дайте сюда!
Он лезет в сумку, закрепленную на багажнике велосипеда… Сую ему приличное вознаграждение и отваливаю, не ожидая сдачи.
Через несколько мгновений — кто это там названивает у двери дома графа де ля Гнилье? Ваш прекрасный Сан-Антонио!
Как и раньше, дверь открывает милая швейцарская няня… Однако одета она несколько по-другому… На ней серое платье, открытое спереди и застегивающееся сзади… Такого рода платья замечательно снимаются. Будто лущишь горох…
Она причесана под Жозефину (но жену не Наполеона, а римского императора Рекса), а ее макияж подписан нежными тонами Елены Рубинштейн, что, собственно, меня не удивляет.
Красавица встречает меня тем же оригинальным восклицанием, что и отпрыск Вамдам-Жилье.
— Уже!
— Видите ли, я не сижу без дела. Я вернулся в бюро сразу после вашего ухода… Вы хотели меня видеть?
Легкая романтичная улыбка появляется на ее лице, будто бы в наших отношениях наметились положительные сдвиги, поскольку она только что застрелила своего мужа.
— Да.
— Могу ли я знать…
Она смотрит на меня с видом заговорщика. Когда милая швейцарка смотрит на вас таким взглядом, то, скорее всего, она думает о вещах, очень далеких от использования энергии ветра в современном обществе.
— Вы недавно делали мне интересное предложение…
— Ночной Париж?
— Да.
— Но вы же отказались…
— Потому что обязана была вернуться пораньше из-за Джимми…
— Я думал, что еще одна женщина…
— Да, конечно, но она сидит с ним только несколько часов, так как замужем, а ее муж не хочет, чтобы она ночевала не дома…
— А теперь ее старика забрали на военную службу и у нее развязались руки? Она прыскает от смеха.
— О! Нет… Просто миссис Лавми скучает без ребенка и только что его забрала… Словом, я свободна до завтрашнего утра…
Я спешу вскочить на подножку чуть не ушедшего трамвая желания.
— Ба! И вы отдохнувшей головкой как следует подумали над моим предложением, милая моя жительница Цюриха, и решили, что, на худой конец, я мог бы быть вам вполне сносным сопровождающим?
— Точно!
— Так же точно, как вы согласны ехать со мной по пути великих королей?
— Да.
Мертвая листва шуршит в темноте. Нежный вечерний ветерок бодрит и меняет ход мыслей. Я вдруг ощущаю себя счастливым, раскрепощенным, радостным, шаловливым… А еще, только не говорите никому, — гордым за себя! Не настаивайте, все равно не скажу почему!
— Вы не думаете, что настал момент назвать мне свое имя?
— Эстелла!
— Потрясающе!
Смешно, правда? Пару часов назад я ставил тот же дурацкий вопрос другой девушке, и у меня была похожая реакция. Одним словом, хорошо, что можно всегда все начать сначала…
Как и все остальное, с девушками достаточно отработать в совершенстве один-единственный номер и записать его на мягком диске. В принципе это как кухня: один и тот же рецепт может доставить удовольствие массе людей…
— Только возьму сумочку, и я в ваших руках! — убедительно говорит она, бросаясь обратно к дому доблестного графа де ля Гнилье.
Я смотрю на то, как она удаляется, такая великолепная, воздушная, легкая в туманном облачке среди красивых деревьев. А над домом висит золотая пудра. И вечерний воздух пахнет осенью. Завораживающий запах гумуса в своем полном великолепии…
Признаться, я немножко сбит с толку разворачивающимися событиями. Хотя, если честно, говоря между нами и тем фонарным столбом, я был уверен, что нянечка проявится. Конечно, может, не так быстро, о чем я где-то даже сожалею…
Машинально переставляя ноги, иду ей навстречу по дорожке и думаю: она (дорожка) видела те времена, когда овес был главным горючим транспортных средств. Появляется Эстелла. Она накинула пальто на плечи… Драповое пальто со стоячим меховым воротником, очень шикарно и очень элегантно. Просто полная противоположность малышке Гортензии, с которой я встречался пару часов назад. С такой женщиной не зазорно показаться на люди. Другие мужчины будут стоять, открыв рот, выпучив глаза и пуская слюни от того, что вы пройдете с таким существом по улице под руку.
— Вы были в доме одна? — спрашиваю я, когда она подходит ближе.
— Да, — отвечает она просто, — почему вы спрашиваете?
— Мне кажется, вы забыли погасить свет в доме, нет? Видите, там блестит между деревьями… Она пожимает плечами.
— Не люблю возвращаться в темный дом. Почему-то очень боюсь… И из-за этого так грустно…
Я не настаиваю и веду ее к своей тележке. Она садится. Когда я устраиваюсь за рулем, она спрашивает:
— Это ваша машина?
— Конечно…
— Скажите, у вас хорошее место у старого хозяина агентства?
— Неплохое… Но машину я получил в наследство от своих прапрародителей…
Ей хватает такта засмеяться на глупую шутку. Затем, быстро становясь серьезной, она замечает:
— Никогда бы не подумала, что ваш хозяин такой жалкий старикашка.
— Нельзя доверяться первым ощущениям, дорогая Эстелла.
— Это правда, но его офис похож на деревенскую контору, где все пришло в упадок…
Я спешу подзолотить герб папаши Вамдам-Жилье.
— Вы ошибаетесь. Хозяин — старый закоренелый холостяк, но его дело процветает. Он управляет восемьюдесятью процентами участков района Мезон-Лафит… Огромные деньги.
Хватит об этом, но я вижу, что под милой крышкой красивого ребенка продолжает булькать.
Я спрашиваю себя, не была ли она встревожена моим появлением в замке и не вытащила ли меня сегодня специально, чтобы разнюхать, кто я и чем занимаюсь на самом деле. Она логична, очень спокойна и хладнокровна, птичка моя. Когда ситуация показалась странной, она, не раздумывая, решила ее для себя прояснить.
— Вы давно покинули Швейцарию?
— Уже несколько лет…
— И вот так взяли и поехали в Штаты?
— Я была стюардессой. Америка мне понравилась. Обслуга там оплачивается очень хорошо, и я подумала, что, работая няней с ребенком, заработаю в три раза больше, чем советуя пассажирам пристегнуть ремни перед взлетом.
— Вы, наверное, очень любите деньги?
— А вы нет?
— Об этом я стараюсь не думать. У меня есть своя философия на этот счет: главное — не много, а чтобы их было достаточно, понимаете?
Мы въезжаем в Париж. От Дефанс я рву к площади Звезды, которая высоко сияет над нами в апофеозе света… (Хорошо сказано, гм?)
