Валютная могила - Евгений Сухов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все снял, что я просил? – еще не веря своим ушам, спросил я.
– Ну, ты и задал задачку… – сонно проворчал он, не ответив на мой вопрос.
– Нет, ты скажи: все снял или не все?
– Все.
– И кладбище?
– И кладбище твое снял.
– И могилки с табличками?
– И могилки с табличками, – устало ответил Степа, – будь они неладны.
– С тобой кто был? – не унимался я.
– Всеволод и Коробко.
– Это хорошо, что с тобой был Всеволод, – констатировал я и добавил с некоторой тревогой: – Вы там все целы?
– Все.
– А что ты имел в виду, когда сказал, «ну, и задал я задачку»? Были трудности?
– Были. Но мы их преодолели.
– Ладно, спрашивать, какие были трудности, я не буду, поскольку догадываюсь, что ты имеешь в виду. А что ты такой сонный? Или устал просто?
– И то, и другое, – ответил Степа.
– Что так?
– Да мы ночь практически не спали.
– Почему?
– Потому что ночевали там, куда ты нас послал. Попеременно спали, по паре часов.
Я на мгновение застыл. Потом, уже догадываясь, в чем дело, спросил:
– Ментов, в смысле полицейских, много было?
– Да не счесть. Пара взводов точно была. Оцепили все – ни пройти, ни выйти. Мы побоялись, что нас раскроют, заховались в закуточке одном, как мышки. А потом техники нагнали – ты бы видел! Прямо как строительство грандиозное какое-нибудь. Трактора, автокраны, грейдер даже был. Всю ночь работали. А наутро вместо кладбища – гладенькое такое место образовалось из бетонных плит. И сторожку ту, с трубой из окошка, снесли. А потом, когда все уехали, полицейские посты сняли, мы из закута своего и вышли…
– А ты эти бетонные плиты, что на месте кладбища теперь лежат, снял? – с надеждой спросил я.
– Обижаешь, начальник, – немного повеселевшим голосом ответил умница Степа. – Мы на кадры кладбища наложим в монтажной наплывом эти плиты – классно получится. Вот мол, еще вчера – кладбище, а сегодня уже гладенькая площадка…
– Ты гений! – воскликнул я, уже представляя, какой убийственный материал может получиться из видеосюжета с кладбищем бомжей. Да если на это видео наложить еще мой разговор с господином полковником Вересковым и госпожой полковницей Носовой, когда они говорят, что, мол, никакого кладбища бомжей нет и никогда не было и что это все пустые россказни полупьяных бомжей, так получится вообще бомба!
Словом, разговором со Степой и его действиями я остался очень доволен. Теперь надо было снова переоблачаться и входить в образ бомжа. Ведь в планах у меня стояло поговорить о вагоне с Гришкой-пройдохой, попытаться отыскать Сэра, если он, конечно, жив и где-то прячется, а если нет, то самому найти этот вагон с евро. Ну, и, конечно, предпринять какие-то движения в сторону разрешения вопросов: кто убивает бомжей, откуда на запасных путях взялся этот вагончик, кому принадлежат евро и почему за ними столько времени никто не приходит…
Глава 7. Нас у Клима опять на одного меньше, или Проводы Бабая
– Возвернулся? А я, часом, подумал, что ты больше и не придешь…
Клим и Паша сидели на корточках возле закута, полог которого был задернут. Время от времени из-за него доносились возгласы и всхлипывания. И успокаивающий голос Бабая:
– Айе[19], юк[20], эйбэт…[21]
– Да куда ж мне деваться, – ответил я, прислушиваясь к незнакомому наречию.
– Ну, мало ли, может, дружок какой тебя на постой взял…
– У всех дружков семьи, – сказал я. – Да и не нужен я никому такой. Зато вот денежкой разжился…
Я отдал Климу четыреста рублей. Он хмыкнул, одобрительно посмотрел на меня и спрятал деньги в карман.
– Клим, Пашэ, заходите! – раздалось из-за полога.
– Пошли, – сказал мне Клим. – Видишь, зовут…
Мы отодвинули брезентовый полог и вошли в крытый закут между контейнерами, приспособленный под ночлежку. На топчане сидел растроганный Бабай, а против него, вся зареванная, сидела крепкая плотная женщина в татарском платке и подросток. Наверное, их сын… На тряпицах, постеленных на столе, лежала горка треугольных пирогов с мясом из баранины, картошкой и луком, которые назывались «ишпишмяк», то есть «эчпочмак» по-татарски, яйца, вареная курица целиком и беляши.
– Итэ мая семья, – констатировал Бабай, попеременно глянул на Клима, Пашу и меня. – Хатыным Фания, моя жена, и сын Айрат. Они миня нашли… – Он сглотнул и замолчал. Говорить ему было явно трудно из-за кома, подступившего к горлу. – А итэ, – повернулся он к жене, – маи трузья: Кэлим, Пашэ и Сытарый…
– Исэнмесез![22] – Женщина остановила на мне свой взгляд и спросила: – А пащиму Сытарый? Он веть ище маладуй?
– Патому чтэ иво савутэ Аристархэ, – пояснил Бабай.
Клим позже мне расскажет, как они встретились. Бабай собирал бутылки, и тут на него вдруг набросилась женщина. И ну обнимать и причитать что-то по-татарски. А потом еще и парень какой-то обнимать его принялся. Бабай не сразу и понял, кто это такие. А как увидел и узнал, ноги прямо подкосились, ослабли в коленях и речь отнялась на время. Мычит что-то, пытаясь выговорить слова, а язык не слушается. Так они и простояли без малого четверть часа, пока к Бабаю речь не вернулась и ноги стали слушаться. Стояли они, трое, обнявшись, и никого вокруг не замечали. Кое-кто из пассажиров останавливался, смотрел, потом спешил дальше. А одна старушка в доисторической кофте и выцветшей красной косынке, которые носили комсомолки двадцатых годов прошлого столетия, даже малость всплакнула, умилившись сей радостной картине…
После знакомства и обозрения выложенных яств нам всем было предложено откушать «щем бух паслалэ» в честь воссоединения семьи. Конечно, меня, как самого молодого, Клим послал за водкой, дав мне мои же четыреста рублей. Я сбегал, принес водки, и мы, разлив ее по пластиковым стаканчикам, с превеликим удовольствием выпили. С удовольствием – это не относилось к водке и самому процессу пития, а относилось к предлогу выпивки, то есть к факту счастливому и завидному: Бабая нашла его семья, и, надо полагать, теперь у него все будет хорошо. Клим даже произнес тост. Короткий, но глубокомысленный:
– Ну, чтоб ты, Бабай, больше от семьи – ни на шаг!
Бабай засмеялся, благодарно посмотрел на Клима, и глаза его наполнились слезами.
– Рэхмэт[23], – только и смог произнести он в ответ.
Фания оказалась непревзойденной хозяйкой. Я, естественно, люблю вкусно покушать, поскольку считаю, что это третье наслаждение в жизни после радости от творчества и сладости от женщины (хотя женщину можно и на первое место поставить). Есть еще, правда, радость от встреч и общения с друзьями, но она, мне кажется, немного из другой «оперы». Как радость и наслаждение от хорошей книги, великолепного художественного полотна или умного и интересного фильма… В общем, таких вкусных вещей пробовать мне еще не приходилось. Да и остальным, наверное. Посему уплетали мы беляши и ишпишмяки за обе щеки. Только хруст стоял за ушами!
Потом оказалось, что у Фании уже куплены билеты, поезд уходил вечером. Как она умудрилась это сделать, осталось загадкой. А может, это сделал сын-подросток. Татарские дети – они смышленые и домовитые если не с пеленок, то лет с трех-четырех – точно. И хотя до вечера было еще далеко, вся атмосфера закута Клима была проникнута ожиданием отъезда и прощанием. Бабай сделался чужаком или «отрезанным ломтем», и теперь к Климу и Паше был ближе я, проживший с ними несколько дней, нежели Бабай. И еще была какая-то печаль, сходная с той, какая бывает, когда из семьи уходит кто-либо из родственников. Уходит, чтобы больше никогда не вернуться…
Отобедав, Клим, Паша и я вышли из «дома» под навесом и занялись кто чем. Поезд Бабая уходил в восемь вечера, так что до семи нужно было себя чем-то занять.
– Слушай, а Гришку-пройдоху где я могу найти? – спросил я Клима.
– За водокачкой есть двухэтажный дом старой постройки, который ломали, да не доломали. Там его берлога… – ответил Клим и искоса глянул на меня: – А ты что, к нему приткнуться хочешь?
– Нет, Клим, просто поговорить хочу.
– О чем с ним тебе разговаривать? – уже пристальней посмотрел на меня Клим.
– Про Виталика хочу узнать, как он умер.
– А что узнавать-то, зарезали его, и все. Как и остальных, кто в этот злополучный вагон лазил… Да и не такой уж он тебе был дружок, этот Виталик, чтобы судьбой его интересоваться и узнавать, как и от кого он смерть принял. Где вы, говоришь, с ним познакомились?
– В ресторане, – соврал я. – Он евро расшвыривал, как миллионер какой.
– Вот-вот, евро, – заметил Клим. – Вот что тебя в первую очередь интересует, верно? И тот вагон, в котором они лежат. А вовсе не Виталик, с которым ты свел шапочное знакомство в каком-то кабаке.
– Ну, если и так? – вопросительно посмотрел я на Клима. – Интересно же, согласись.
– Не согласен, – покачал головой Клим. – Пора бы и тебе уяснить, что есть вещи и обстоятельства, от которых нашему брату следует держаться подальше. Да и другим прочим, – тут он с некоторым подозрением взглянул на меня, – тоже…
