Шадринский гусь и другие повести и рассказы - Евгений Фёдоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он шел по улице и подманивал медвежонка калачом.
И таким путем он привел этого зверюшку в земский суд.
В присутствии поднялся веселый переполох. Сбежались соскучившиеся подьячие, секретари, копиисты, и пошла потеха.
Медвежонка провели вперед и усадили в весьма удобное и мягкое председательское кресло, которое по праву мог занимать только генерал-губернатор.
Кресло это, к слову сказать, пришлось медвежонку по нраву. Он положил лапы на зеленое сукно стола, поднял мохнатую морду и благодушно заревел, прося очередной кусок пахучего калача.
Это очень понравилось всем. А чиновник Молчин, поклонясь с важным видом медвежонку, пошутил:
— Вот вам, братцы, новый заседатель Михайло Иванович Медведев!
Чиновники захохотали и стали усердствовать в забаве.
Один из копиистов положил перед медвежонком бумаги, а юркий косоглазый подьячий с гусиным пером за ухом предстал перед судейским столом с пухлым делом и неизреченно сладким голосом стал докладывать необыкновенному председателю суть волокитства.
Закатывая глаза под лоб и непрерывно кланяясь, он отпускал потешные реплики, от которых поднимался такой хохот, что дрожали стекла в окнах присутствия.
А медвежонок — окаянная бестия, захваченный вниманием и забавой, не менее препотешно рявкал подьячему в ответ.
В заключение потешного представления проворный копиист схватил мишкину лапу, окунул ее в чернильницу и понуждал его расписываться.
Сторонники генерал-губернатора Тутолмина — заседатель суда Шишков и другие борзописцы — не смогли равнодушно лицезреть столь кощунственное оскорбление судейского места и попрание прав своего высокого покровителя.
Они набросились с палками и кулаками на медведя, стремясь его побить и изгнать с позором из храма Фемиды.
Однако чиновник Молчин и его сотоварищи не дали мишку в обиду; они обороняли его и при этом неистово кричали:
— Не сметь трогать его. Сей медвежонок губернаторский.
Оборонив зверя, они увели его из присутствия и водворили на знакомом дворе.
Гавриил Романович, прознав про историю с медведем, вначале вспылил, но затем обошелся и простил шутку Молчину, предав все забвению.
Совершенно иначе думали и решили об этом заседатель суда Шишкин и его компания. Они-то с небывалым для них рвением и усердием рапортовали о происшествии пребывающему в Санкт-Петербурге генерал-губернатору Тутолмину и, кроме всего прочего, обстоятельно донесли обо всем в Правительствующий сенат. И тут началась история.
Генерал-прокурор сената князь Вяземский, конечно, с жаром ухватился за донесение олонецких чиновников. Вряд ли следовало ожидать более подходящего случая, чтобы причинить неприятности Гавриилу Романовичу Державину.
Немедленно завели сенатское дело «о взятии медведем неподобающей ему роли генерал-губернатора».
Дело было неслыханное и сулило немало интересного.
Князь Вяземский заранее ликовал и, показывая сенаторам донесение олончан, злорадствовал:
— Вот, господа-милостивцы, смотрите, что наш превеликий пиита-умница делает! У него даже медведи идут за председателей.
Между тем и генерал-губернатор Тутолмин не дремал. Он поспешно объезжал дома влиятельных особ и всюду разносил весть о зловредной выходке державинских стряпчих. При этом он с мастерством сгущал краски.
И не удивительно, что после этого многие из посвященных Тутолминым особ обвиняли Державина в попустительстве чиновнику Молчину.
Сколь ни глуна и ни смешна была история с медвежонком, однако она грозила принять для нового губернатора неблагоприятный оборот. Два первых рангов важных государственных сановника — генерал-прокурор сената князь Вяземский и генерал-губернатор Тутолмин — могли представить Гавриила Романовича перед государыней в весьма невыгодном свете и тем повредить ему. И пожалуй, чего доброго, вызвать даже опалу.
Державин превосходно сознавал это и ждал грозы.
И она прогремела строгим сенатским указом, которым вменялось олонецкому губернатору безотлагательно дать объяснение по поводу истории с медведем, имевшей своим следствием оскорбление наместника и не менее допустимое осквернение присутственного места.
Прочитав грозный сенатский указ, Гавриил Романович понял, с какой стороны потянуло неприятным сквознячком, и по этой причине сразу потерял сон и аппетит. Он ходил из угла в угол по кабинету и отыскивал выход из своего затруднительного положения.
В душе пиита рокотал вулкан, — он представлял себе, как ликует и потешается его ненавистник князь Вяземский.
Державин и доселе не раз попадал в тяжелые жизненные передряги. Но он всегда находил лазейку. Спасал его остроумный и, может быть, несколько нахальный тон, который он применял в подобных случаях.
Продумав всю обстановку и ходы своих противников, хитрый и изворотливый, Гавриил Романович написал искусный и очень умный ответ Правительствующему сенату.
После перечисления всех титулов и общепринятых величаний он, между прочим, писал:
«Посколь мы живем в прославленный — и просвещенный век ее императорского величества мудрой императрицы государыни Екатерины Алексеевны, мы не предполагали, чтобы сие было нам поставлено в вину и тем более послужило поводом для беспокойств столь высокому российскому учреждению, каковым является Правительствующий сенат.
Исходя из сих соображений, мы не почли странного сего случая за важное дело и не велели произвесть по оному следствия, как по уголовному преступлению, а только словесный сделали виновнику выговор, ибо даже думали непристойным под именем государыни Екатерины посылать в суд указ о присутствии в суде медведя, чего не было и быть не могло».
Сенаторы поняли, как хитро и льстиво сплетена мемория губернатора Державина. Пиита повернул дело так, что его никоим образом не представлялось удобным доложить государыне.
На том все и окончилось.
Правительствующему сенату пришлось замять дело «о взятии медведем неподобающей ему роли генерал-губернатора», и Гавриил Романович Державин и на этот раз торжествовал победу.
1944
Рассказы о Суворове
Высочайшая награда
Всю Европу потрясла ошеломляющая весть — 11 декабря 1790 года русский полководец Суворов и его чудо-богатыри взяли грозную и неприступную турецкую крепость Измаил.
Русские войска овладели неслыханно знатной добычей. Между прочим, им досталось десять тысяч отборных коней. Офицеры тщательно выбрали из этого косяка сказочного скакуна, обрядили его в драгоценную сбрую и подвели в дар славному полководцу.
Однако Александр Васильевич Суворов, как всегда, отказался от добычи. Он поблагодарил господ офицеров за внимание и простодушно сказал им:
— Донской конь привез меня сюда, на нем же я отсюда и уеду.
Он подумал и, улыбаясь, добавил:
— Я и без того буду награжден государыней превыше заслуг!
Полководец твердо верил, что его великий подвиг не останется без награды. Петербургские курьеры уже мчались в Измаил с поздравительными депешами; придворные борзописцы и пииты, в числе которых был и маститый Гавриил Романович Державин, восторженно воспевали штурм и взятие Измаила. По этим добрым знакам Александр Васильевич уверил себя, что на сей раз его не минует фельдмаршальский жезл.
Увы! Предчувствия и ожидания измаильского героя оказались тщетными. Вскоре ему пришлось испить чашу горечи и разочарований — убедиться в том, что славные доблести ничто в сравнении с прихотями фаворита ее величества.
Между славным полководцем и светлейшим князем Потемкиным произошло незначительное, но весьма неприятное столкновение, имевшее в дальнейшем большие последствия.
По дороге в Санкт-Петербург Александр Васильевич Суворов прибыл в Бендеры для доклада светлейшему об измаильском деле.
Потемкин встретил победителя весьма радушно и покровительственно осведомился у него:
— Чем могу я наградить ваши заслуги, граф Александр Васильевич?
Покровительственный тон вельможи явился первой каплей горечи, которая наполнила сердце храброго воина. Он не стерпел обиды и оказал раздраженно:
— Ничем, князь. Я не купец и не торговаться сюда приехал. Кроме бога и государыни, никто меня наградить не может.
Потемкин при этих словах побледнел, закусил губу. Он принял рапорт от победителя, и больше они не обмолвились ни единым словом.
Разобиженный Александр Васильевич Суворов распрощался с высокомерным князем Потемкиным и пустился в дальнюю дорогу.
Тем временем потемкинские курьеры далеко опередили его.
Они всюду разносили хвалебную весть о величии и талантах князя Таврического и унижали подлинного героя.
Предупрежденная Потемкиным государыня приняла Суворова весьма холодно. Она и вовсе как бы не замечала его и избегала приглашать на дворцовые встречи. И вместо ожидаемого фельдмаршальского жезла Александру Васильевичу был пожалован всего-навсего чин подполковника Преображенского полка.
