Вихри Мраморной арки - Конни Уиллис

Кэт, кивнув, полезла в сумочку. Билеты она вручила мне, и мы пошли в зал.

— По проходу вниз и направо, — показала билетер. — Третий ряд.

— Что, никуда не надо карабкаться? — удивился Эллиот. — Никаких восхождений в этот раз?

— Никаких альпенштоков, никаких ледорубов, и даже без биноклей, — заверил я.

— Не может быть! Ох, боюсь, оплошаю с непривычки.

Я задержался купить программку. Пока мы с Эллиотом дошли до третьего ряда, Кэт с Сарой уже успели сесть.

— Ну надо же! — восхищался Эллиот, пробираясь к нашим местам. — Отсюда все видно, кто бы мог подумать.

— Тебя пустить к Саре? — предложил я.

— Ни за что! — отшутился Эллиот. — Не хочу получить от нее программкой по руке, когда буду пялиться на кордебалет.

— Вряд ли здесь будет кордебалет.

— Кэт, а о чем спектакль? — спохватился Эллиот. Она перегнулась через Сару.

— Хейли Миллс в главной роли.

— Хейли Миллс… — мечтательно протянул он, откидываясь назад и складывая руки за головой. — Я от нее балдел, когда мне было десять. Очень сексапильная. Особенно этот ее танец в «Пока, пташка!»

— Ты путаешь с Энн-Маргарет, склеротик! — Сара, перегнувшись через меня, шлепнула Эллиота программкой. — А Хейли Миллс играла в том фильме про девочку, которая во всем видит только хорошее, — как он назывался?

Я бросил удивленный взгляд на Кэт, недоумевая, почему она, ярая поклонница Хейли Миллс, не спешит подсказать. Она сидела набросив на плечи пальто и стиснув зубы от холода.

— Да знаешь ты Хейли Миллс, — не сдавалась Сара. — Она играла в «Огненных деревьях Тики».

Эллиот кивнул.

— Меня всегда восхищала ее грудь. Или я путаю с Аннет?

— Кажется, это не такой спектакль, — предупредила Сара. Нет, это был не такой спектакль. Все застегнуты наглухо, включая Хейли Миллс, закутанную в мешковатое пальто.

— Прости, что опоздала, дорогой, — извинилась она, выпутываясь из пальто, и в свитере с высоким воротом прошествовала к бутафорскому камину. — Там так холодно. И воздух какой-то странный.

— «Пронзил мне сердце ветерок из той страны далекой»,[3] — процитировал актер, играющий ее мужа, и Эллиот, наклонившись, прошептал: — О боже, это же пьеса.

Остаток реплики мужа я пропустил, но, судя по всему, он спрашивал, почему Хейли опоздала.

— Помощница порезала руку, — объясняла она тем временем, — пришлось везти ее в больницу. Пока зашили…

Больница. Как я не подумал! Наверняка больничные морги во время «блица» переполнились под завязку. Есть ли больницы рядом с «Холборном»? Надо будет узнать у Эллиота в антракте.

Из раздумий меня вырвал внезапный гром аплодисментов. Сцена потемнела. Все пропустил. Когда действие продолжилось, я пообещал себе не отвлекаться, чтобы в антракте уж совсем за идиота не сойти.

— Ветер крепчает, — заметила Хейли Миллс, глядя в нарисованное окно.

— Скоро грянет буря, — подхватил мужчина, оказавшийся ей совсем не мужем.

— Этого я и боюсь… — зябко потирая плечи, призналась она. — Дерек, а вдруг он о нас узнает?

Я украдкой скользнул взглядом мимо Сары к Кэт, но не смог рассмотреть ее лица в темноте. Она явно не знала, о чем пьеса, иначе бы никогда такую не выбрала.

Однако Хейли вела себя совсем иначе, чем Сара: курила одну сигарету за другой, нервно мерила шагами комнату, бросила телефонную трубку при виде супруга и выглядела такой виноватой, что ни у кого даже сомнений не осталось бы — тем более у мужа.

У Эллиота не осталось точно.

— Этот муж — полный чурбан, — заключил он, как только опустился занавес после первого действия. — Ежу понятно, что у нее любовник. Почему в пьесах все настолько далеко от реальности?

— Наверное, потому, что в реальности не всем удается выглядеть как Хейли Миллс? — предположила Кэт. — Она замечательно сохранилась, да, Сара? Все такая же молодая.

— Издеваешься? — не отступался Эллиот. — Да, я понимаю, многие закрывают глаза на любовные шашни своей половины, но…

— Мне надо в уборную, — объявила Кэт. — Там, небось, жуткая очередь. Сара, пойдем со мной, расскажу тебе печальную повесть о моем сервизе. — Они протиснулись мимо нас.

— Возьмите нам по бокалу белого вина, — обернувшись, крикнула Сара. У нас с Эллиотом ушло десять минут на то, чтобы пробраться к бару, и еще пять мы провели в очереди. Сара и Кэт не возвращались.

— Где ты был весь день? — поинтересовался Эллиот, отпивая вино из Сариного бокала. — Я тебя искал за обедом.

— Кое-что пытался выяснить. Скажи мне, станция метро «Холборн», она где, в Блумсбери?

— Наверное. Я на метро не езжу.

— Там поблизости больниц нет?

— Больниц? — озадаченно протянул он. — Не знаю. Вряд ли.

— А церквей?

— Понятия не имею. Это все к чему?

— Тебе не доводилось слышать про инверсионный слой? Воздух попадает…

— Кончится когда-нибудь это форменное безобразие в женских туалетах? — возмутилась вернувшаяся Сара, выхватывая у Эллиота бокал и отпивая глоток вина. — Я уж думала, мы все третье действие там простоим.

— А что, это мысль! — обрадовался Эллиот. — Не хочу уподобляться Старикану, но, честное слово, спектакли пошли один другого хуже. Ну кто поверит, будто муж Хейли Миллс такой недоумок — в упор не видит, что у жены роман с этим… другим… как его?

— «Поллианна», — вклинилась Кэт. — Я все вспоминала, вспоминала, полспектакля не могла вспомнить. Это про ту девочку, которая во всем видела только хорошее.

— Сара, — спросил я, — рядом с «Холборном» есть больницы?

— Детская, на Грейт-Ормонд-стрит. Та самая, которой Джеймс Барри завещал все доходы. А что?

Больница на Грейт-Ормонд-стрит. Вот оно. Ее использовали под временный морг, и воздух…

— Все настолько очевидно! — Эллиоту не давала покоя тема супружеской неверности. — Как она оправдывается, объясняя, где была…

— Ведь замечательно же выглядит, правда? — повторила Кэт. — Как думаете, сколько ей сейчас? На вид совсем молодая!

Звонок возвестил конец антракта.

— Пойдемте. — Кэт поставила бокал на столик. — Не хочу опять пробираться по ногам.

Сара залпом допила вино, и мы пошли по проходу. Все равно опоздали. Зрителям в начале ряда пришлось подниматься, чтобы нас пропустить.

— Но согласитесь, — опускаясь в кресло, продолжал доказывать Эллиот, — что любой человек в здравом уме…

— Тс-с-с! — зашипела Кэт, перегнувшись через меня и Сару. — Уже свет гасят.

В зале потемнело, и я почувствовал странное облегчение, будто нам только что удалось избежать катастрофы. Занавес поехал вверх.