Кадеточка - Роузи Кукла

— Жора! Жорочка! — Обнимаю его.

Руки и ноги трясутся. Тянусь к его лицу, что более светлым пятном и обжигаюсь его дыханием. Поцелуй. Еще и еще. Нервная дрожь. Его рука скользит, замирает секунду, и вот я уже ощущаю ее, прохладную, крепкую под своим толстым и колючим свитером. Его ладонь мягко и медленно поднимается, рука следом задирает край свитера. Я жду. Напряглась так, что слышу, как звенит тишина. Потом прикосновение к груди. Легкое, но у меня все сразу, же кружится, и я хочу еще, но ноги не держат. Сажусь, ускользая из–под руки, он рядом садится. Обнимает, ищет губы, целует. Что–то шепчет, чего я не слышу, так как жду, жду его рук, прикосновений, объятий. В голове проносятся мысли.

Что ты хочешь? Ты хочешь его? Обжигаюсь от мыслей и желания. А как? Что он будет делать? Как я? Что? Все снимать, или как? А потом, вдруг стыдливая мысль. Я же не вымылась там! Я же думала. Нет! Я хотела, но не для этого, просто для чистоты, гигиены. Я что–то все время крутилась и все воду хотела налить из чайника, но что–то все время мешало. То Володька, то Жора. Я хотела все сделать не заметно, но все никак не получалось. Мне все время что–то мешало. Наконец я смогла и уже повернулась с кружкой в руке, как тут сестра. Ты зачем, ты куда? Ребята обернулись. Я отшутилась, и пришлось эту воду пить, как будто бы это чай. Так и легла. А теперь не смогу перед ним. Стыдно и страшно стесняюсь этого.

С трудом, пересиливая себя, отклоняюсь от его горячих, настойчивых губ. Он уже лег рядом, тянет, плавно опрокидывает, удерживая меня. Камни. Холодные, колючие, больно врезаются в спину и впиваются в ноги. Потом он наваливается и уже больно так, что я легонечко вскрикиваю. Жора не понял. И давит, прижимает. Его рука снова под свитером. Я вся трепещу в ожидании прикосновений к груди. Жду. Ладонь медленно лезет по телу и опять задирала свитер. От волнения перестаю дышать. Пальцы его коснулись чашечки бюстика и тут же прижали, осторожно сжали грудь.

— Ах! — Невольно вырывается у меня.

Он прижимается всем телом и давит, придавливает так, что я еще секунду и я, я уже стону от не терпимой боли в спине. Он опять не понял, тогда я ему.

— Больно! Жорочка! Больно очень.

— Я! Я не хотел! Прости! — И рука его сразу же исчезает. Тело мое освобождает его тяжесть.

— Уф! — Невольно вздыхаю.

— Что? Что я так плохо сделал? Прости!

— Да, просто не то, что ты думаешь! Камни! Эти холодные и колючие! Я как легла, потом ты и на меня, Жорочка. А мне же ведь больно! Я же нежная девочка.

— Ой, прости! Я и не подумал. Моя принцесса на горошине!

— Ничего себе! На горошине! Я же не в цирке и не жена йога! И потом, как это ты назвал меня?

— Принцесса на горошине. — Повторяет он.

— Нет! Не так! Повтори! Снова скажи.

Он повторяет, и только на третий раз слышу я.

— То–то же! Ты понял? Снежный ты человек. Так, кто я?

— Моя принцесса!

— Вот, так–то!

Жорка садится и тянет меня к себе на колени.

— Так не будет тебе колко?

— Не знаю, но….

Только повернулась спиной и стала присаживаться, как тут же почувствовала. Э нет! Так к нему мне садиться никак нельзя. У него такая там твердость, что мне с ним теперь надо осторожнее. Он видимо это понял и зашевелился, различаю его смутно, но руки свои отпустил и не держит меня. Я захожу сзади него и присаживаюсь, спиной уперлась в его спину и говорю ему.

— Вот так мне с тобой можно, а так как ты рассчитывал мне еще рано. Тебе понятно?

— Понятно. А когда будет можно?

— А вот когда ты перейдешь на пятый курс и поумнеешь, и тебе за это мичманку дадут поносить на твоей непутевой голове, вот тогда, как ты говоришь, меня будет можно или так, как это у всех нормальных и женатых людей. Понятно?

— Теперь понятно, но это, же долго, еще целый год!

— Вот и хорошо. Ты помучайся и подумай хорошенечко, а то мне твои настроения в последнее время не нравятся. А это тебе приз. Как только на пятый, так. Ну, что поняли, вы, что вас ждет, курсант Жорж!

Его спина просто огромная и я на нее опираюсь, чувствую, что и он слегка опирается на мою.

— Ну, что ты замолчал, говори мне, Карлсон, как ты меня любишь или ты только так будешь мне говорить, пока мы лежим.

— Не лежим, а сидим. Ну, чего ты испугалась? Почему я должен к тебе спиной повернуться, я так тебя плохо чувствую.

— Конечно! Так как ты хотел, я тебя прекрасно почувствовала. Тоже мне придумал? Знаешь, что Карлсон, мне надо отойти в сторонку, а я боюсь. Посиди и не оборачивайся, пока я тебе не скажу. Понял?

— Понял, понял. — Немного недовольно бурчит мой Карлсон, но сидит и ждет, пока я тихонечко пытаюсь сделать нужное мне срочное дело.

Срочно получается, а вот тихонечко нет! Поэтому я ему.

— Жорка, пой, пой что нибудь. Громко! Еще громче! Ну же, не подслушивать!

Жорка что–то гудит и я ему, подпевая, наконец–то ловлю руками и заправляю на себе трусики. При этом так тороплюсь все делать, что почувствовала, что замочила их, свои трусики. Секунду размышляю, как поступить. Теперь мне так не удастся спать, трусики мокрые и мне обязательно их надо снимать. Иначе застужусь. От земли ведь холодно.

— Жорка, хватит гудеть. Сидишь и гудишь как трансформатор, ребят разбудишь. Теперь вот, что. Сиди и не дергайся. Понял! Сиди, как сидишь. Мне срочно надо себя привезти в порядок. Все, все. Будь добр, посиди смирненько, а я рядом переоденусь.

Жорка замер, но смирно сидит. Я сажусь на холодные камни и чувствую, что мне так нельзя даже секунды сидеть, застужусь. Господи, что же мне делать? Так и стою, согнувшись, со спущенными трусиками, попка мерзнет, а я не знаю, что же мне делать.

— Жора! Жорочка, помоги мне. — От неудобства всего того, что происходит, и того, что мне надо как–то присесть и без него мне не обойтись, и я, сгорая со стыда и нелепости своего положения и того, что мне приходится, просить его я почти шепчу.

— Жорочка, мне надо снять с себя… — А дальше и говорить боюсь, стыдно.

Откуда и как он догадывается, что мне надо. Он стягивает с себя свитер и передает его мне.

— Садись и не мучайся. А я все же спою. — И опять начинает гудеть.

Я присела на его свитер и теперь уже ничего не боюсь, быстро переодеваюсь. Жорка все это время гудит и гудит. И пока я мучаюсь от неудобства всего и своего нелепого поведения, Жорка мой на высоте! Наконец — то я заканчиваю и ему.

— Пятерка тебе за поведение и за помощь спасибо.

— И все!

— И все! А ты что хотел? — И не даю ему договорить, а сама вместо него.

— Вот, думаешь, жаль! Такой момент упущен! Ничего, ничего, я так из–за тебя, между прочим, страдаю. Вот если бы ты мне не предлагал глупости и не сажал бы меня на…