Сенатский гламур - Кристин Гор

Обычно мама не придает большого значения снам, поэтому ее звонок меня удивил. Пока она расписывала, как скрепка свалилась с предрассветного неба, я слушала в трубке «Желтую подводную лодку» и размышляла, поставила она компакт-диск на повтор, как обычно, или нет. В шестидесятых, в Беркли, мама была не только студентом-политологом, но и фанаткой английских рок-групп. Она с радостью раскрыла объятия британскому вторжению и особенно полюбила «Битлз», «Роллинг Стоунз» и «Ху». По ее мнению, музыка, рожденная на туманном Альбионе, превосходит все, что могли выдавить из себя Штаты. Когда ей было чуть за двадцать, она организовала ряд фан-клубов, уговорила папу отрастить волосы и придала британский акцент своему среднезападному выговору.

Закончив аспирантуру, мама отказалась от работы в Стэнфорде и поселилась с моим отцом в Огайо, где он модернизировал молочную ферму, которая уже много поколений принадлежала его семье. На этой процветающей новой ферме мать привила мне особую любовь к служению обществу, хотя сама с удовольствием преподавала в местном колледже.

И время от времени напоминала, что она не только профессор политологии, но и хроническая англофилка. Например, часами смотрела «Би-би-си» или сообщала, что кто-то «ходил на бровях», и это означало, что он был скорее пьян, чем зол. Хотя, как правило, имели место оба варианта.

Когда она поведала мне свой тревожный сон до конца, я заверила ее, что меня не раздавило, и пообещала перезвонить. А затем решила использовать неожиданно свалившийся лишний час, чтобы стать неотразимой, поскольку была уверена, что встречу Аарона сразу после работы.

Встав под душ и закрыв глаза, я отчетливо представила, как на меня сваливается гигантская скрепка. Спасибо, мамочка. Я немного испугалась, что она могла испытать классическое материнское предчувствие моей неминуемой гибели под тяжестью непомерно больших канцелярских принадлежностей. Я твердо решила быть сегодня предельно осторожной.

Бросив критический взгляд в зеркало ванной, я с разочарованием обнаружила, что не превратилась в супермодель, как собиралась. Я сказала себе, что выгляжу все-таки неплохо. Кроме того, якобы скромные модели обычно говорят (и это меня безумно раздражает), что настоящая красота не снаружи, а внутри. К счастью, еще не поздно достичь душевного покоя и целостности. Сначала помедитирую, а потом поеду на работу.

На китайский Новый год я приняла решение ежедневно медитировать, но в первую неделю справилась лишь с «ежедневностью». Мне было не трудно полчаса сидеть неподвижно — напротив, я опасалась, что замаскированная под духовность лень будет одолевать меня постоянно, но оказалось очень сложно очистить сознание. Даже если единственная мысль — «ну, давай», выбросить ее из головы так сложно, что у меня ничего не получалось.

— Прошло уже три недели с последней медитации, — призналась я маленькому деревянному Будде, которого поставила рядом для вдохновения. Я закрыла глаза и принялась отметать прочь мысли, страстно мечтая о безмятежности духовного просветления.

Через час пятнадцать я вздрогнула и проснулась от громоподобного грохота мусоровоза на улице. Сбитая с толку, я вытерла слюни и огляделась. Часы омерзительно ухмыльнулись в ответ. Наверное, они надо мной издеваются. Медитация промелькнула как один миг, и теперь я опаздываю — у меня всего семь минут, чтобы собраться. Внутренний покой отменяется.

Я прибежала на работу взмокшая и усталая, весь остаток утра меня трясло. В лифте я ехала с Марком Гербертом, который, похоже, перепугался, оказавшись со мной в замкнутом пространстве. Он все время смотрел себе под ноги, а я была слишком расстроена, чтобы нарушить неловкую тишину, и поэтому притворилась, будто по уши поглощена своим «Блэкберри».

На столе меня ждала свежая распечатка «Горячей линии»[27]. Я просмотрела список заголовков, больших и маленьких, останавливаясь, чтобы запомнить ключевые цитаты законодателей и журналистов. Вкупе с «Заметкой», ежедневной сводкой политических новостей, доступной на ABCnews.com, «Горячая линия» была главной колонкой сплетен Капитолийского холма.

Я с трудом удержалась, чтобы не открыть сразу раздел юмора с лучшими политическими шутками прошлого вечера от Джона Стюарта, Конана, Леттермана и Лено[28], и терпеливо просматривала заметки по порядку, то радуясь новостям, то возмущаясь.

«Конгрессмен Харрис сравнил гомосексуализм со страстью своей жены к спонтанным покупкам: «ужасная болезнь, с которой необходимо бороться милосердно, но твердо»». Прекрасно. Какое счастье, что такие умные и прогрессивные лидеры проводят национальную политику.

За те полгода, что они живут в Вашингтоне, Лора Харрис накупила дизайнерской одежды больше чем на четыреста тысяч долларов. После того, как ей заблокировали третью кредитную карту, болтливый продавец позвонил в «Вашингтон Пост».

Эта сенсация оскорбила жителей Нью-Мехико — родного округа Харриса. Еще бы, ведь Нью-Мехико — один из беднейших штатов, а в последние шесть лет и вовсе страдает от затяжного кризиса. Озлобленные избиратели и редакторы газет потребовали объяснений.

Сначала конгрессмен отшутился, что не так-то просто держать в узде хрупкую леди, ведь она такая красавица, но, к его удивлению, возмущение не улеглось. После он растрогался до слез, беседуя с Дианой Сойер[29] о «проблеме» своей жены, а сейчас, похоже, щеголял значком «Любите меня, я — гомофоб», чтобы вернуть симпатии своих избирателей.

Поскольку конгрессмен Харрис — один из главных сборщиков средств для последних перевыборов президента, заявление президента Пайла о том, что он «пристально посмотрел в глаза Джебу Харрису и готов заявить всем и каждому, что тот — отличный малый», неизбежно. Жаль, что подобного бреда не избежать.

Став президентом, Пайл превратился в ходячее несчастье. Его администрация за последние семь лет устроила жуткий бардак, и все соглашались, что его правление стало настоящей катастрофой. Его экономическая, социальная и экологическая политика, вернее, их отсутствие, погрузили нацию в жестокий кризис и отбросили Америку на десять лет назад, если не больше. Международное сообщество привыкло качать головой при виде злоключений Америки и старается лишь не дать администрации Пайла распространить свою фирменную самоуверенную бездарность за пределы Штатов.

Печальная картина. Даже соратники Пайла по партии понимали, как плохо идут дела, и большинство лезло из кожи вон, чтобы держаться на расстоянии от администрации. Вице-президент Дэн Линки даже не пытался начать собственную кампанию. Опозоренный многочисленными скандалами, он мечтал об одном: избежать суда.