Ледовое побоище. Разгром псов-рыцарей - Виктор Поротников

В толпе поднялся шум, люди недовольно махали руками и советовали оратору говорить по делу или убираться с возвышения.

– Вот я и хочу сказать вам, господа новгородцы, что поздно вы начали запрягать коней в сани, ибо на дворе давно лето, – повысил голос Завид Галанич. – Не выбить нам ливонцев ни из Пскова, ни из Копорья. Немцы, как клещи, ежели где вцепятся, то намертво! В поле мы не раз ливонцев бивали, однако крепости ихние осилить никак не можем. Упустили мы время и возможности, когда позволили крестоносцам укрепиться в Юрьеве. Теперь остается только договариваться с Ливонским орденом миром. Я предлагаю дать ливонцам отступное за возврат ими Копорья. После чего урядиться с немцами и данами о постоянной и нерушимой границе.

Народ на площади заволновался, будто волны прокатились по множеству людских голов и рук; отовсюду неслись крики недовольных, мелькали над головами сжатые кулаки.

На трибуну взобрался Пятунка Евсеич.

– Что же это творится, братья-новгородцы! – с горечью возопил Пятунка, швырнув шапку себе под ноги. – Бояре предлагают торговаться с немцами за земли наши! Хотят откупиться от ливонцев дарами, это ли не стыд и срам! Впрочем, этим богатеям до Руси дела нету, – Пятунка сердито ткнул пальцем в спускающегося по ступеням Завида Галанича, – им все едино, что мать, что мачеха! Где для них прибыток есть, там им и родная земля! А нам, малому люду, как под немцем жить? Монгол пограбит и уйдет, а немец пограбит и на шею садится! Вот у меня ныне нет ни коней, ни скота, ни припасов, поскольку ливонцы из Копорья все поотнимали, да еще двух сыновей моих в полон угнали. Доколе терпеть этот разбой, братья-новгородцы?

На площади опять поднялся шум, но теперь в этом грозном гуле чувствовалось сочувствие несчастному Пятунке Евсеичу.

На трибуну вышел боярин Ерофей Батура.

– Чего раскричался? Чего народ мутишь? – набросился он на Пятунку. – Думаешь, у знатных людей ни чести, ни совести нету! Думаешь, ты один такой радетель за земли новгородские! Я тоже против того, чтоб торговаться с ливонцами. Бить их надо нещадно! Гнать с земель наших в три шеи! Решили воевать с немцами, так давайте же воевать.

– А кто полки наши возглавит? – подал голос посадник.

– Пусть он скажет. – Чернобородый Ерофей кивнул на Пятунку. – Он тут шибко горластый, как я погляжу!

– По моему разумению, надо звать Александра Ярославича, – сказал Пятунка, переводя взгляд с Ерофея на посадника.

– Я сам в Переславль ездил, – Ерофей ткнул себя пальцем в грудь. – Не желает князь Александр сражаться за дело новгородское! У него своих забот навалом!

– Значит, другое посольство слать надо, – упрямо проговорил Пятунка. – Послать к Александру мужей поречистей и посмышленей. Хотя бы владыку Спиридона отправить в Переславль. Неужто Александр самого архиепископа не выслушает!

– Эка хватил! – рассмеялся Ерофей, но тут же осекся, заметив, что Степан Твердиславич выслушал Пятунку с явным одобрением на лице.

Посадник объявил народу, что намерен направить в Переславль-Залесский новое посольство под главенством владыки Спиридона. Новгородцам нужно лишь выбрать прочих послов.

Из толпы стали выкрикивать имена воевод, купцов и ремесленных старост, пользующихся уважением и доверием большинства народа. Всего было выбрано семь человек.

В этот же день посольство двинулось в путь по занесенной снегом дороге.

Владыка Спиридон являлся в Новгороде тем незыблемым столпом, о который разбивались все местные неурядицы между боярами и черным людом. Не раз назревавшие кровавые распри среди боярских группировок, деливших власть, прекращало вмешательство архиепископа Спиридона, на стороне которого были авторитет Церкви и житейская мудрость. Спиридон был не просто первым архипастырем в Новгороде, под его началом находился особый владычный полк, располагавшийся на Софийской стороне и охранявший новгородский детинец.

Александр Невский глубоко почитал владыку Спиридона, поэтому он не смог оставить его просьбу без внимания и прибыл со своей дружиной в Новгород. Первым делом Александр Ярославич решил выбить ливонцев из Копорья.

Новгородское войско выступило к Копорью в начале апреля.

Было тепло и солнечно, но снег еще лежал на полях.

Не доходя до Копорья, русское воинство разбило стан в стороне от дорог и деревень. Александр Ярославич хотел взять Копорскую крепость без долгой осады, с налета или используя какую-нибудь хитрость. После беседы с Бедославом князь Александр знал, что ливонцы в крепости не дремлют, что подступиться к крепостным стенам и башням без осадных машин совершенно невозможно, а для долгой осады трехтысячная новгородская рать и княжеская дружина не имели достаточно съестных припасов.

Бедослав предложил Александру Ярославичу подстеречь в какой-нибудь из окрестных деревень отряд ливонцев, вышедший на очередную грабительскую вылазку. Цель этой задумки Бедослава была проста: перебив грабителей-ливонцев, русичи должны были облачиться в немецкие одежды и латы, чтобы под этой личиной беспрепятственно войти в Копорье.

Задумка Бедослава понравилась Александру Ярославичу. Князь разослал в ближайшие к крепости деревни несколько сотен молодых проворных ратников, которым предстояло поджидать непрошеных гостей в засаде. В одном из таких отрядов оказались и Бедослав с Семеном Куницей. Бедославу не терпелось поскорее вызволить из ливонской неволи свою ненаглядную Василису, поэтому он напросился в один из засадных отрядов. Храбрый Семен Куница не пожелал отставать от своего нового друга.

Случилось так, что ливонцы нагрянули именно в ту деревню, возле которой притаились в ближайшем овраге шестьдесят ратников во главе с сотником Славутой Никитичем.

Выждав, когда ливонцы спешатся с лошадей и рассыплются по селу, ратники Славуты Никитича сразу с трех сторон ворвались в селение. Дозоров ливонцы не выставили, привыкнув к безнаказанности, за что и жестоко поплатились в это мглистое апрельское утро. Семеро ливонцев были заколоты копьями, не успев вынуть мечи из ножен. В завязавшихся беспорядочных стычках русичи перебили еще два десятка врагов, которые не столько сражались, сколько пытались спастись бегством. Всего троим ливонцам удалось вырваться из окружения, они убежали в лес. Однако уйти далеко беглецам не удалось. Их настигли самые быстроногие из ратников Славуты Никитича.

Здесь отличился Семен Куница, пленивший предводителя этого ливонского отряда. Им оказался немецкий рыцарь Герхард фон Визен.

Двое других плененных немцев были его оруженосцами.

Осматривая убитых врагов, Бедослав насчитал среди них всего десяток немцев, остальные были из числа наемников-эстов.

– Ну, здравствуй, герр Герхард! – с усмешкой промолвил Бедослав, подойдя к знатному пленнику. – Как тебе спалось все эти месяцы на кровати, которую я смастерил, а? Как видишь, я не токмо плотничать умею, могу и верхом ездить, и оружием владеть, и ливонских гонцов душить. Попался ты ныне, как кур во щи! С твоей помощью мы и войдем в Копорскую крепость.

Бедослав говорил по-немецки, обращаясь к рыцарю.

– Я не стану вам помогать, русские собаки! – огрызнулся рыцарь, с презрением глядя в лицо Бедославу. – Я скорее умру, чем предам своих братьев!

– Поможешь, никуда не денешься, – процедил сквозь зубы Бедослав. – Отныне ты – мой пленник, так что будешь под мою дуду плясать!

Русичи сняли одежду и кольчуги с убитых ливонцев, велев местным смердам зарыть трупы врагов где-нибудь подальше от села в общей яме.

Затем отряд Славуты Никитича вернулся в основной русский стан.

Пленные немцы держались смело и надменно, не сказав ни слова о гарнизоне крепости, о внутреннем распорядке караулов, о количестве угнанных у смердов лошадей и коров.

– Как ты хочешь использовать пленников, ведь они отказываются помогать нам даже в обмен на сохранение жизни, – обратился к Бедославу Александр Ярославич. – Рыцарь и слуги его, оказавшись у ворот крепости вместе с нашими переодетыми воинами, молчать явно не станут. Они выдадут наш хитрый замысел, и немецкая стража поднимет тревогу.

– Не беспокойся, княже, – сказал Бедослав. – Я сделаю так, что эти упрямые пленники поневоле помогут нам.

Двадцать семь переславских дружинников переоделись в немецкое платье, облачились во вражеские кольчуги и шлемы. Во главе этих смельчаков был поставлен Бедослав, как единственный в русском войске, кто знает внутреннее расположение крепости, а также знает в лицо многих ливонских стражников и к тому же владеет немецким языком. Оказался в этом отряде и Семен Куница.

По приказу Бедослава, двум пленным оруженосцам вырвали язык, чтобы те не смогли произнести ни слова. Пленному рыцарю Бедослав сам зашил рот тонкими нитками из овечьих сухожилий.

– Ну вот, герр Герхард, крикнуть ты теперь не сможешь, а мычать можешь сколько угодно! – проговорил Бедослав, смазывая зашитый рот знатного немца барсучьим салом. – Что, хитро я придумал, а? Издали и не разобрать будет, что рот у тебя зашит. Зато стража ливонская сразу тебя узнает и ворота откроет. – Бедослав похлопал немца по щеке. – Ну, не сверкай очами-то, не сверкай! Ишь, как рассердился! Наперед знай, барон, каково за чужим добром ходить!