Великая битва у Малого пруда - Октав Панку-Яш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слабый ветер покрыл мелкой рябью пруд. Кувшинки ещё не раскрылись. Лягушки, утомлённые вечерним концертом, спали на камнях, нагретых первыми лучами солнца. Тростник оказался расторопнее всех. Поднялись поникшие было от духоты метёлки, выпрямились лезвия листьев, поворачиваясь ребром к ветру.
Санду уже подходил к адмиралтейству, как вдруг Топ рванулся и яростно залаял.
Навстречу им от берега, где начинался забор фабрики «Виктория», шёл мужчина в большой соломенной шляпе, такой высокий, словно на ходулях, тощий, белолицый, как будто ему никогда не приходилось бывать на солнце. Топ не переставал лаять, пока незнакомец не подошёл ближе.
— Вы кого ищете? — спросил Санду, приподняв брови, удивлённый этой неожиданной встречей.
— Я с фабрики «Виктория».
— Чем я могу вам помочь? Вы пришли слишком рано, мы совсем не рассчитывали, — заулыбался Санду.
Окинув его равнодушным взглядом, незнакомец досадливо сказал:
— Брось болтать, малец! Где остальные? Мне некогда рассусоливать.
— Какие остальные?
— Ваша банда…
— У нас нет никакой банды! — возразил Санду и вспыхнул. — Банды бывают у бандитов. У нас звенья, отряды и дружины!
Незнакомец скривил губы и сказал:
— Я повторяю, у меня нет времени. Где остальные? Я видел, тут вас много…
— Ещё не пришли. А зачем они вам?
— Вытряхаться вам отсюда надо, да поскорее!
— Как вы сказали? — Санду даже опешил, потом подумал, что тот, наверно, шутит. — Вы, конечно, шутите?..
— Мне не до шуток! — строго сказал незнакомец.
Мальчик почувствовал, как у него горят щёки и дрожат губы. Глядя на неумолимое, суровое лицо собеседника, он с трудом проговорил:
— Надо? Почему это надо?
— Без разговоров! Чтоб вы мне тут больше не попадались…
— Но как же так? Почему? — спросил Санду упавшим голосом.
Незнакомец раздражённо ответил:
— Играть в орлянку и морду бить можно и в другом месте. А отсюда вам придётся сматываться. Не то…
Санду не дал ему договорить и крикнул, чтобы не выдать дрожи в голосе:
— Неправда! Неправда! Мы в орлянку не играем и вовсе не дерёмся. Мы пионеры, а не шалопаи! — Видя, как незнакомец делает ему знаки, чтобы он замолчал, Санду продолжал: — Нет, не замолчу! Почему вы нас считаете шалопаями? Почему?
Незнакомец попятился. Вынул из кармана портсигар, взял сигарету и закурил. Затянувшись, он выпустил дым через нос, раздувая ноздри.
— Ну, почему? — настаивал Санду. — Почему мы должны уйти отсюда?
Тот сплюнул волоконце табака и преспокойно сказал вразумляющим тоном:
— Вы должны убраться отсюда, это вам не пустырь, чтобы всяк, кому не лень, шатался здесь и вытворял, что ему вздумается. Тут рядом вон что. — И он многозначительным жестом указал в сторону фабрики.
— Мы тоже знаем, что там фабрика, — ответил Санду.
— Ерунда, малец, ерунда! — Голос незнакомца опять стал резким: — Некогда мне тут рассуждать! Тебе ясно было сказано: убирайтесь! Да побыстрее! Не дожидаясь вечера! Больше чтоб я вас здесь не видел, понял? — И прежде чем Санду успел ответить, он бросил сигарету и зашагал прочь.
Санду провожал его взглядом, пока тот не свернул за угол высокого забора. День ещё только начинался, а Санду вдруг ощутил страшную усталость. Он чувствовал, как тяжелеют ноги, словно на нём были не сандалии, а свинцовые калоши скафандра. Он присел на пенёк. Подле расположился Топ. Мальчик молча гладил его лоснящуюся шерсть…
Муравей с крупинкой в два раза больше его самого дополз до сандалии Санду и остановился. В другое время Санду непременно полюбопытствовал бы, что предпримет муравей, теперь же он отодвинул ногу и тихо сказал:
— Ну, ползи… Я тебя не задерживаю…
И тут Санду вспомнилась сказка про парня, как он в долгом своём пути через лес в поисках змеиного замка повстречал муравьиную свадьбу. Впереди — жених и невеста, позади — гости. Ползут они, радуются; вдруг, откуда ни возьмись, ручеёк перерезает им путь… Как переправиться? Как жениху доставить свою милую в новый муравейник? «Помоги нам, добрый молодец!» — попросили парня муравьи. Не заставил он просить себя дважды. Посадил на свою богатырскую ладонь жениха, невесту и всех гостей и мигом перенёс их на другую сторону. «Спасибо тебе, молодец! Попомним и мы твоё добро, когда тебе худо будет, — сказал жених. — Вот тебе муравьиная ножка, и как станет тебе горько, достань её и скажи только: «Бирибом, бирибум, бирибим», — и выручим мы тебя, как ты нас выручил…»
Но неблагодарный муравей невозмутимо пополз дальше со своей крупинкой, миновав место, где перед тем возвышался непреодолимый для него барьер. Мальчик проводил глазами муравья, пока тот не исчез совсем.
Здесь, на пеньке, подле задремавшего Топа, Петрикэ и нашёл Санду.
— Здравствуй, дружище! — крикнул Петрикэ.
— Здравствуй, — тихо ответил Санду. — Пришёл?
Петрикэ хотел было, по обыкновению, сострить: «Нет, ушёл!» — но он не расположен был шутить, к тому же по выражению лица и по ответу Санду видно было, что с ним произошло что-то и ему не до шуток.
Так всегда бывает. От настоящего друга ничего не скроешь. Посмотрит он на тебя, подметит какой-нибудь жест или необычный взгляд и тут же спросит: «Что случилось? Что с тобой? Не могу ли я тебе помочь?»
— Пришёл, — сказал Петрикэ, садясь рядом с Санду. — Что с тобой? Чем ты удручён?
Санду молчал. Немного погодя, теребя за ухо Топа, он уклончиво ответил:
— Жаркий день сегодня будет… Видишь, Топ задремал.
Петрикэ стал теребить Топа за другое ухо, потом сказал с досадой:
— Ты только с Топом хорош! Только он один и знает о твоих огорчениях… А с другими ты откровенничаешь, только когда тебе весело. Ну и ладно!
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ничего… Это я про себя говорю. Такая у меня привычка. У меня ведь нет собаки, как у тебя, — только две утки. Мать прирежет их в один прекрасный день, и у меня вообще никого не останется. Понимаешь? — Петрикэ всё больше повышал голос, так что последние слова он почти прокричал.
— Чего ты кричишь?
— Чего? — Петрикэ побагровел. — Чего я кричу?.. Потом) что ты позабыл о клятве. Вот почему!
— О какой клятве?
— О нашей…
— Нет, не забыл!
— Повтори!
— Сейчас не могу. Клятву дают в особых случаях.
— И теперь особый случай, — сказал Петрикэ уже мягче. — Считалось, что мы с тобой друзья, а теперь вот я сомневаюсь. Говори!
По шоссе проехал огромный грузовик с досками. Когда шум утих, Санду, глядя на взметнувшееся облако пыли, сказал:
— Если хочешь, пожалуйста: «Дружить до гроба! А изменника пусть в дугу согнёт, в колесо свернёт!»
— М-да! — пробормотал Петрикэ. — Говорить-то ты можешь… И только! — Он утоптал песок и, нагнувшись, вывел пальцем на песке крупными печатными буквами: «И только!» — и подчеркнул два раза.
Санду запротестовал:
— Вот и неправда! И ты поверил, что я забыл клятву? Если хочешь знать, я огорчён не за себя. Если бы только это, я бы знал, как поступить! Но тут другое… Ну, ладно, так и быть, расскажу тебе, что случилось. Только тебе!
— Рассказывай!
Санду помедлил немного, потом собрался с духом:
— Ну, слушай…
Тем временем солнце поднялось ещё на одну ступеньку незримой лестницы и забросало пруд огненными стрелами, замелькали в воздухе резвые пылинки. Словно позолоченные гребешки, солнечные лучи прочёсывали космы дальних ив. Прямые дерзновенные пики тростника, казалось, только и ждали сигнала, чтобы взлететь вверх. На глади пруда жёлтые кубышки уже встречали первых мошек, потчуя их сладким нектаром. Никогда ещё Малый пруд не был таким красивым.
— …Вот что вышло, — заключил Санду. — Тут-то и начинается самое трудное: значит, мы уже больше не сможем вернуться в порт? И собирать гербарий не будем?.. Ничего?
— Не знаю, — сокрушённо ответил Петрикэ. — Всё шло так хорошо, и вдруг нате вам! — Он пожал плечами. — Что делать?
— А я знаю? — Санду тоже пожал плечами. — Я бы хотел сейчас быть девчонкой… Пошёл бы домой, поплакал, и всё бы прошло…
— Это ты и так можешь сделать. Плачь сколько угодно. Хоть весь пруд залей слезами! Но уж потом ребята не посчитаются с тобой, и не жди.
— О ребятах-то я и думаю. Как им сказать?
— А как мне сказал?
— Положим, это не всё равно! — возразил Санду. — Нам двоим ничего не страшно. Мы не сдаёмся. Так ведь?
Петрикэ очень понравились эти слова.
— Верно. Мы не сдаёмся. Надо подумать, кто бы нам помог… Только вот кто?
Санду вздохнул и промолчал.
— Я вспомнил про Влада, — продолжал Петрикэ. — Но кто пойдёт к нему?
— К Владу любой может пойти, — удивлённо сказал Санду. — Ты или я…
Петрикэ вдруг встал. Избегая взгляда Санду, он сказал:
— Я не могу пойти к нему.
