Дьявол не любит ждать - Себастьян Фолкс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо, — сказал Бонд. — Сейчас это сто фунтов, если я не ошибаюсь?
— Да, действительно. Ну так вот… что вы скажете, если мы поставим на кон сто тысяч?
Горнер по-прежнему не смотрел на Бонда. Он полез в сумку, достал оттуда новую ракетку и стал проверять натяжение струн. После паузы он добавил:
— Я, конечно, имею в виду франки, мистер Бонд.
— Старые, я полагаю, — уточнил Бонд.
— О нет, новые. Самые новые, какие только можно найти.
Бонд быстро прикинул в уме: получалось больше семи тысяч фунтов, несусветная сумма для клубного теннисного матча, значительно превышающая ту разумную границу, до которой Бонд мог позволить себе проиграть. И все же, получив вызов со стороны противника в этой странной борьбе, он не мог проявить слабость.
— Хорошо, доктор Горнер, — сказал он. — Ваша подача.
— Ах, старая добрая британская «честная игра», — проговорил Горнер; акцент в его голосе чувствовался сильнее, чем прежде. — Я полагаю, что самой честной и благородной игрой считается крикет, — так вот, это вам не крикет. — Он произнес эти слова с какой-то горечью, словно и не думал шутить.[21] — Не крикет, — повторил он с невеселым смешком, направляясь на заднюю линию для подачи. — Вовсе не крикет. Ха-ха. Просто теннис.
Сумма, поставленная на кон, весь этот спектакль с ракетками, сумкой и растяжками — все это, по мнению Бонда, имело только одну цель — запугать его. Ты не победишь меня, говорил Горнер практически открытым текстом, и глупо даже пытаться. Будь разумным, будь реалистом, дай мне выиграть, и так будет лучше для тебя — не только сегодня, но и в более далекой перспективе.
Бонд не мог не признать, что Горнер выразил свою мысль предельно ясно и в то же время изящно. К несчастью для Горнера, угрозами от Бонда можно было добиться лишь одного: он с еще большим упорством шел к победе.
В следующих шести геймах борьба шла на равных и каждый брал свою подачу. При счете 3:3 на подаче Горнера было 15:40. Бонд понимал, что это решающий момент матча. Он отбил подачу под бэкхенд глубоким ударом — но не настолько глубоким, чтобы имелся риск угодить в аут, — а затем отступил на заднюю линию. Горнер сыграл с форхенда мощным резаным ударом в центр корта. В большинстве случаев такие мячи останавливаются и отскакивают с обратной круткой, но иногда у них бывают совершенно непредсказуемая траектория и к тому же высокая скорость. Это был как раз такой случай, и Бонд чуть не разорвался пополам, отбивая удар. Горнер загнал его в дальний угол, рассчитывая, что он не успеет вернуться, но Бонд пробил «свечой» по диагонали, заставив противника отступить. Затем, вместо того чтобы пойти к сетке, он остался на задней линии, и игроки обменялись шестнадцатью ударами, бегая из стороны в сторону. Легкие у Бонда горели, а глаза готовы были лопнуть от напряжения. Он отбивал мощные удары Горнера под бэкхенд, а свои удары справа пытался наносить как можно глубже под заднюю линию, стараясь лишь не попасть в аут. Когда он услышал, что Горнер дышит тяжело и хрипло, то внезапно выполнил укороченный удар. Горнер бросился к сетке, но не успел. Гейм остался за Бондом.
— Не везет, — как бы невзначай заметил Бонд.
Горнер ничего не ответил. Он поднял ракетку над головой, а потом с силой ударил ею о металлическую стойку, к которой крепилась сетка, так что деревянная рама сломалась. Швырнув ракетку к ограждению корта, он достал из сумки другую.
Вспышка ярости, похоже, встряхнула Горнера и придала ему сил. По крайней мере на подаче Бонда он играл без всяких признаков нервозности, охватившей обоих игроков в предыдущих геймах. Комбинируя резаные удары, «свечи» и точные удары по линии, он сделал обратный брейк. Счет по четыре. Бонд, ругаясь про себя, пошел на прием.
В первый раз за все время матча, насколько помнил Бонд, Горнер при первой подаче угодил в трос сетки. Мяч выскочил в аут, а вторую подачу Бонд успешно отбил, атакуя кроссом с форхенда. Это придало ему смелости, и он справился и с агрессивной подачей Горнера под бэкхенд, доведя счет до 0:30. Внезапно напряжение в груди отступило, тяжесть в ногах исчезла, и он отбил следующую подачу плоским ударом, перекинув мяч через сетку буквально в дюйме над тросом. Это дало ему тройной брейк-пойнт.
Горнер трижды повернулся на месте, высоко подбросил мяч и, постаравшись отвлечь внимание соперника взмахом руки в белой перчатке, с рычанием подал мяч. Тот попал в верхнюю часть сетки и отскочил обратно. Сохраняя внешнее спокойствие, Горнер выполнил вторую подачу — плоско, в своей привычной манере. Мяч ударился о трос, подпрыгнул на три фута вверх и с безобидным видом упал обратно на сторону подающего.
— Это просто невероятно! — взорвался Горнер.
Он подбежал к сетке и несколько раз ударил по ней ракеткой.
— Полегче, полегче. Позвольте мне исполнить обязанности секретаря, ведущего протокол матча. Пять — четыре. Моя подача, насколько я понимаю.
При смене сторон Бонд выпил целый стакан минералки. Матч в любом случае был почти закончен, и его не беспокоило слишком большое количество жидкости в желудке.
Ожидая, пока Горнер завершит свой ритуал, которым он всякий раз сопровождал процедуру смены сторон, Бонд постукивал мячом о грунт и планировал предстоящий гейм на своей подаче. Удар в три четверти силы по центру корта, потом под бэкхенд сопернику в квадрат. Потом, если счет будет 30:0, возможны варианты: широкий резаный под форхенд, затем прямой по средней линии в угол квадрата.
Горнер наконец закончил вытираться полотенцем и медленно пошел на прием. Когда Бонд готовился подавать, Горнер почти пересек заднюю линию, затем сделал два шага назад. Он отбил мяч, поданный под бэкхенд, но Бонд уверенно пробил с лёта, так что мяч ударился в корт в двух футах от боковой линии.
Горнер подошел к сетке:
— Что вы скажете, мистер Бонд, если я предложу вам еще немного поднять нашу ставку? Например, вдвое.
У Бонда не было таких денег, как не было и разрешения руководства Службы использовать в подобной ситуации казенные средства. Тем не менее он чувствовал, что в последних двух геймах его шансы на победу неудержимо растут.
— Если вы настаиваете, согласен, — сказал он. — Счет пятнадцать — ноль.
Он угодил в сетку на первой подаче, но второй мяч подал глубоко и с максимальным вращением. Горнер ответил коротким ударом, и Бонду удалось «дожать» его ударом под бэкхенд и заставить сделать ошибку.
Согласно своему плану, он широко сыграл на следующей подаче и затем отбил мяч ударом с лёта, обеспечив себе тройной матчбол.
«Теперь в среднюю линию», — подумал он. Он подбросил мяч немного ниже, чем обычно, и чуть-чуть перед собой, а затем ударил по нему изо всех сил, направляя прямо в центр. Мяч ударился в угол квадрата, а затем отскочил от ракетки неуверенно пробившего Горнера и на полпути снова попал в сетку. Так он и остался лежать — беловато-серый, запачканный красной пылью.
Бонд подошел к сетке и протянул руку сопернику. Горнер шагнул ему навстречу и впервые с момента их знакомства посмотрел прямо в глаза.
Радость победы и облегчение от завершения трудной игры мгновенно улетучились, когда Бонд увидел, какая ненависть пылает во взгляде, впившемся в него.
— Я рассчитываю на матч-реванш, — заявил Горнер. — Причем в самое ближайшее время. Не думаю, что вам так же повезет и во второй раз.
Не произнеся больше ни слова, он стал собирать свои вещи.
ГЛАВА 6
Ай да девочка!
Когда Бонд вышел из душа, Горнера в раздевалке уже и след простыл, зато на ракетке Бонда лежал белый конверт, плотно набитый купюрами. На нем было написано: «À bientôt».[22]
Бонд без труда нашел Скарлетт в одном из баров на верхней смотровой площадке: она сидела за столиком у окна и с самым невинным видом потягивала что-то из бокала.
— Ну как, Джеймс, хорошо поиграли?
— Да уж, пришлось попотеть. Думаю, я похудел на несколько фунтов. Но кошелек Горнера похудел еще больше.
— Так вы выиграли?
— Да.
— И собираетесь пригласить меня на ланч, чтобы отметить это событие?
Бонд пригладил ладонью еще влажные после душа волосы и улыбнулся девушке, смотревшей на него с самым серьезным выражением лица.
— Давайте сначала чего-нибудь выпьем, — предложил он.
Бонд сходил к стойке, а затем подсел за столик к Скарлетт, принеся цитрон-прессе для нее, а для себя — литр «Виттель» и бутылку пива.
Скарлетт, по своему обыкновению, закинула ногу на ногу и невинно поинтересовалась:
— Насколько я понимаю, игра повернулась в вашу пользу ближе к концу.
— Вы смотрели?
— С безопасного расстояния. Я не хотела, чтобы Горнер или Шагрен увидели меня.
Бонд кивнул.
— Странное дело, — сказала Скарлетт с загадочной улыбкой, — у меня такое впечатление, что вплоть до последних трех геймов вам не везло.