Культурный разговор: эссе, заметки и беседы - Татьяна Москвина

«Батальонъ», конечно, типичное «кино Первого канала» (то есть простенькое, без сложностей и подтекстов, одноразовое, рационально-вычисленное), однако в холодный продюсерский расчет, похоже, что-то вмешалось дополнительное. То ли тема сама по себе живая, то ли режиссер оказался не каким-нибудь «сераик-андреасяном» (это как бы режиссер некоторых как бы коммерческих как бы фильмов). Режиссер «Батальона» – Дмитрий Месхиев («Свои», «Механическая сюита», «Дневник камикадзе», «Человек в окне» и другие работы). Месхиев – одаренный своеобразный режиссер, видимо, периодически теряющий веру в свою профессию, потому как мы с печалью наблюдаем изрядные паузы в его творчестве. То он начинает открывать рестораны, то недолгое время обнаруживается на посту председателя комитета по культуре Санкт-Петербурга. Понимая сомнения Месхиева, все-таки усиленно надеюсь, что он будет снимать кино как режиссер и перестанет искать счастья в разных комитетах и президиумах, потому что его (счастья) там нет. «Батальонъ», конечно, отглажен по формату, принятому сегодня в производстве кино для торговых центров, и тем не менее чувствуется режиссерский класс – да хотя бы в подборе артистов и работе с ними. Отлично сделан и второй, и третий ряд персонажей, даже эпизодические лица точны и выразительны. (Работа с актерами всегда была самой сильной стороной Дмитрия Месхиева.)

Кстати сказать, поначалу завидев в числе продюсеров «Батальона» фамилию Федора Бондарчука, я было заметалась в тоске («Из Галилеи может ли быть что доброе»?), и была приятно разочарована во время просмотра этой песни о мужественности. Действительно, пока человек жив, он всегда может ни с того ни с сего сделать что-нибудь хорошее.

Последнее танго интеллигента

О фильме «Географ глобус пропил»

Неимущий, сильно пьющий, с печатью несчастья и отверженности на небритом лице, Служкин этот в первоклассном исполнении Константина Хабенского – настоящий герой-агент, работающий «под прикрытием». Алкоголем, прибаутками и внебрачными связями он скрывает свою нравственную чистоту и душевное благородство, в которые без этой маскировки просто бы никто не поверил. Заявившись в школу преподавать географию, Служкин остается добрым, внимательным и необычайно правдивым человеком – и тупая агрессивная масса 10 «А» класса начинает смутно тревожиться.

Сильно ли изменились ученики со времен, скажем, картины «Доживем до понедельника», когда их вразумляли идеальные учителя в исполнении Тихонова и Печерниковой? Да, изменения колоссальные. Учащаяся масса в прямом и переносном смысле «потеряла форму». Непрочная, уже чисто игровая условность (одни встают в позу учителя, другие еле-еле выдерживают роль учеников) лишь слегка сдерживает атаку толпы на сам принцип обучения, воспитания, расщепления массы на индивидуальности. Перед нашим героем сидит, ощерившись, стая злобных или – в лучшем случае – равнодушных зверей, которых ничем не проймешь и не приручишь – ни профессионализмом, ни строгостью, ни любовью, ничем вообще.

Служкин – интеллигент, загнанный временем в угол, да что там в угол – сваленный в мусорный бак. С усмешкой он рассуждает о том, что на свою зарплату учителя, перестав пить, курить и есть, сможет купить отечественную иномарку через 150 лет работы. Но перед толпой зверенышей он гордо остается самим собой, честным и правдивым человеком. И это уникальное отсутствие лжи завораживает толпу. Сквозь «прикид» пьяницы, бабника и пофигиста просвечивает умное и порядочное лицо – и этот истинный свет всерьез беспокоит массу. Он не нужен, непонятен, но крайне привлекателен.

Наш географ в конце концов преподает группе своих учеников настоящий урок географии по принципу «хочешь убедиться, что земля поката, – сядь на собственные ягодицы и катись». Он ведет их в поход, где они сплавляются по быстрой реке на катамаране и видят сверхъестественной красоты панорамы Пермского края (оператор – Владимир Башта). Во всю силу вступает столь важная для автора романа Алексея Иванова тема Земли, заброшенной и властно требующей не разбойничьего, а религиозного к себе отношения. Служкин удерживается от того, чтобы взять как легкую добычу влюбленную в него ученицу, снова доказывая свою порядочность, задрапированную безобразным пьянством. Но уже расщепленная на личности звериная масса мстит нашему географу – смонтировав ролик, где он в «неподобающем для учителя виде», и, несомненно, самодовольно выставив этот ролик на ю-тьюбе. Ведь нынешние гаденыши не просто делают мерзости – они их гордо выставляют на всеобщее обозрение.

Лучший учитель, а точнее, человек, подобного которому они не встретят более никогда, уволен из школы. Тупыми и пустыми взглядами, в которых чуть теплится смутное чувство вины, провожает 10 «А» своего Географа, ведущего дочурку из детского сада домой. Дома Служкин будет читать ей Пушкина и не обращать внимания на вопли жены о том, что он – безнадежный лузер.

Конечно, он лузер, но виноват ли наш герой в том, что полное отсутствие совести в этом времени – залог преуспеяния? И если он устанет и выбьется из сил, оплеванный и обруганный, кто будет читать детям Пушкина, кто отправится в школу к звериной массе пробиваться к их неразвитым мозгам и зачаточным душам?

Да никто. Это, можно сказать, последнее танго интеллигента. Ему под сорок, он еще хватанул какой-никакой культуры, а дальше – всё, тишина… Или все-таки «и свет во тьме светит, и тьма не объяла его»?

Александр Велединский (сериал «Закон», картины «Русское», «Живой») снял легкий, смешной, умный, обаятельный фильм вполне в современной манере, да только никакие технологии не вылезают и не настаивают на себе. Ему важно «что», а не «как». Превосходно исполнены все роли второго плана (особо отмечу Анну Уколову в роли бесшабашной Ветки, Агриппину Стеклову – завуча и Александра Робака в образе жлоба Будкина). А претензии клуба любителей Алексея Иванова к тому, что, дескать, «в книге всё не так», выдают в них умственный уровень учеников того самого 10 «А» – решительно не понимающих, что такое «художественное кино». Главное дело, и понимать не собираются!

Самому автору романа фильм чрезвычайно понравился. Думаю, что именно «Географа» и следовало бы отправить в этом году на соискание «Оскара». Он рассказывает о России без подражанья и прикрас, с той смесью юмора и печали, горечи и любви, которая безошибочно метит все настоящее, художественно «русское».

Андрей Звягинцев попал в исторический переплет

В прокат наконец-то выходит злосчастный «Левиафан» Андрея Звягинцева, получивший «Золотую пальмовую ветвь» за лучший сценарий в Каннах и «Золотой глобус» в Америке. И бурю негодования – на родной земле. Утонченный режиссер-киноман попал в исторический переплет. Не в цветной, но в черно-красный мир, где царят не законы художественности, а яростная логика войны: ты с кем, ты за кого, ты Плохиш или Кибальчиш, ты вообще, Родину любишь или как?

Странно было бы требовать от обозленного народа, чтобы он смаковал исключительные достоинства операторской работы Михаила Кричмана, наслаждался изящно-напряженным унынием музыки Филиппа Гласса или увлеченно обсуждал, кто играет лучше – Елена Лядова или Анна Уколова (разумеется, великолепная Уколова). На повестке дня вопрос из годов примерно тридцатых– пятидесятых прошлого века – изображен ли на полотне Звягинцева действительный «мрак путинской России», как выражается Дмитрий Быков, или режиссер подло оклеветал родную землю, присоединившись к ее бесчисленным врагам?

Всего лишь три-четыре года назад, когда и снималось это кино, ничего такого страшного «Левиафану» не грозило. Никому же не пришло в голову обвинять предыдущую картину Звягинцева, «Елену», что она клевещет на простых русских женщин. Никто тогда и подумать не мог, что массы сохранили нетронутой способность к предельному обобщению, о которой с ужасом писал еще Гоголь: возьмешь в герои майора – все майоры кричат: «Он нас унизил». Но вот наступили роковые времена, и Валерию Гришко, главному режиссеру Самарского театра драмы, скромно исполнившему в «Левиафане» эпизодическую роль архиерея, местные энтузиасты грозят отрешением от должности. Какой-то прямо стихийный «символизм» – в фильме видят не то, что там есть, а набор символов: дескать, изображается не один мэр, один архиерей и так далее, нет, это режиссер выступил вообще против союза власти и церкви, гибельный для простого человека.

Если бы дело так и обстояло, то есть Звягинцев дорос бы в отрицании до масштабов протопопа Аввакума! По крайней мере было бы за что муки принимать. Но для меня очевидно, что никакого антипатриотического отрицания в «Левиафане» нет. Его «вчитали» негодующие зрители. Если толковать об отрицании, то Звягинцеву подозрительна жизнь в принципе, жизнь как таковая. В его картине «Изгнание», скажем, действие происходит на благополучной буржуазной чужбине, но герои точно так же несчастны и отчуждены друг от друга. Настоящая родина режиссера – это авторское кино, и его он, конечно же, страстно любит. Его чистенькие камерные истории исходят из современного облика жизни, но тонированы в стиле не родимой чернухи, но «скандинавского нуара» высшей марки (Ингмар Бергман, Ларс фон Триер). Пристрастие к любимому кино для режиссера важнее импульсов реальности. Поэтому ни на какую «картину современной жизни» его фильм не тянет, он вообще не жизнью рожден.